Читать книгу 📗 "Искусство почти ничего не делать - Грозданович Дени"
Роберт Бенчли [4] в своем знаменитом эссе «Как довести до конца то, что нам нужно сделать» делится с нами секретом своего метода:
Многие спрашивали, как мне удается столько работать, сохраняя при этом такой беспечный вид.
На что я отвечал: «А вам бы хотелось это узнать, да?» Что само по себе не такой уж плохой ответ, учитывая, что в девяти из десяти случаев я не слушаю вопроса, который мне задают. Однако секрет моей энергии и невероятной трудоспособности совсем немудрен. Он состоит в применении хорошо известного психологического принципа, чье совершенство я довел до такой степени, что он стал уже чересчур совершенным, и скоро мне придется немного вернуть его к примитивному состоянию, в каковом он пребывал изначально.
Этот принцип гласит: Любой человек может сделать любую работу при условии, что за нее не нужно приниматься сейчас.
Посмотрим, как это выглядит на деле. Допустим, что мне необходимо сделать пять дел до конца недели: 1) ответить на пачку писем, некоторые из которых датированы 28 октября 1928 года; 2) привинтить к стене этажерки и разложить на них книги; 3) сходить в парикмахерскую; 4) просмотреть и вырезать статьи из стопки научных журналов (я собираю всевозможные сведения о тропических рыбах с целью когда-нибудь их завести); 5) написать статью для журнала.
Однако, столкнувшись в понедельник утром с этими грозящими мне пятью обязанностями, неудивительно, что я тут же после завтрака снова ложусь в постель, чтобы набраться побольше сил перед нечеловеческими трудами, которые мне предстоят. Mens sana in corpore sano [5] — таков мой девиз.
И далее, как и поясняет писатель, следует изловчиться и убедить себя в том, что самое срочное дело не имеет никакой важности, а уж потом, после того, как карандаши будут аккуратно очинены, книги сложены в алфавитном порядке, письмо далекому кузену, с которым давно утрачена связь, написано, рамы нескольких картин в кабинете обновлены, а парикмахеру нанесен визит, нужная статья напишется словно сама собой.
Итак, мне предстояло написать статью о лени, и эта задача сразу показалась мне непреодолимой не только потому, что это звучало парадоксально, но еще и оттого, что писать о том, что свойственно тебе самому, всегда очень затруднительно. Тем более что, как подразумевал Бенчли, настоящие лентяи — те лентяи, которые, как я бы сказал, превратили свою лень в искусство, — в действительности люди очень деятельные, просто им почти невозможно сделать то, о чем их просят. К счастью, однако, вырисовывалась замечательная возможность: случай в данной ситуации уникальный — испытать радость истинного безделья.
Что касается этой темы, в ней я с полным правом считаю себя человеком сведущим. Наставник, который в детстве окунул меня в источник знаний, часто повторял, что он никогда еще не встречал мальчика, способного сделать так мало за такое долгое время; это напоминает мне мою бедную бабушку, которая как-то мимоходом заметила, что я-то уж точно никогда не сделаю больше того, что мне велят, и она даже уверена, что я обязательно сделаю меньше.
Боюсь, я не оправдал пророчества этой пожилой леди. Благодаря небу на самом деле я, несмотря на свою лень, сделал больше, чем должен был.
Лень всегда была моим достоинством. Но я этим отнюдь не хвалюсь, это дар. И дар редкий. Конечно, ленивых и медлительных на свете полно, но настоящий лентяй — большая редкость. И это вовсе не тот, кто весь день слоняется руки в брюки. Напротив, истинный лентяй, как правило, человек очень деятельный. Оценить его лень можно только тогда, когда ему предстоит прорва работы. Не так уж весело ничего не делать, когда делать-то, собственно говоря, и нечего! А вот терять время зря — это настоящее дело, да и притом утомительное. Часы безделья, подобно поцелую, дарят наслаждение, только если они украдены [6].
Успокоенный этими рассуждениями, я уж было собрался приступить к исполнению первого пункта программы изобретательного американца — «копить драгоценные силы», как тут Тедди, лабрадор баронессы, закатил под гамак мячик, приглашая меня поиграть. Существует лишь одна область, где мне не нужны хитроумные уловки, чтобы приняться за дело, — это игра. Поэтому, тут же спрыгнув на землю, я принялся без устали бросать мячик Тедди (который, кстати сказать, глубоко родственная мне душа еще и потому, что он тоже часами валяется на солнечной террасе, набираясь сил) и веселился, наблюдая, как он, точно опытный спринтер, резко тормозит, чтобы поймать мяч, а из-под его лап во все стороны летят весенние маргаритки.
Старый друг удивляется моему поведению, когда я сначала точно калека ползаю за мячом, а потом беру в руки ракетку и ношусь словно одержимый. Однако только в такие минуты мои старания имеют смысл.
Чуть позже, лежа в горячей ванне, которую я себе приготовил, и напряженно размышляя, я не без горечи осознал, как непросто стало бездельничать в нашем мире, который возвел в культ англо-саксонскую протестантскую жажду деятельности: искупление грехов через труд! В самом деле, я не раз убеждался, как трудно, если не сказать невозможно, моим современникам воспринимать слова «каникулы» и «отдых» буквально: чтобы в этом убедиться, достаточно понаблюдать, как они с самого рассвета очертя голову стараются развлекаться. И эти так называемые развлечения отныне подчинились священному кредо дохода и продуктивности. Но дело обстоит еще хуже: тому, кто пытался улизнуть от подобного деятельного отдыха, приходилось противостоять такой силе общего энтузиазма, что одолеть ее могла лишь уничтожающая пассивность, лишенная гедонистских радостей лени и подпорченная острым чувством вины.
Когда Венсана спрашивали, на отдыхе ли он, он страшно сердился и краснел. «Отдых, — говорил он, — нужен тем, кто работает. А мне-то он зачем?
Я не принадлежу к этому миру, и его обязанности, до которых мне дела нет, вызывают во мне ужас».
Для него ночи и дни были единым целым, которое он распределял по своему усмотрению. Если. ему случалось очутиться на Лазурном Берегу тогда же, когда там бывали те, кто остальное время года работал, это делалось им для разнообразия. К чему противоречить нравам своего времени? Это было бы так же глупо, как и подчиняться им;— без такого нелепого бунта он вполне обойдется.
Он попросту не работал, только и всего, но это не мешало ему тратить много сил на попытки понять, что творится у него внутри, ибо ему всегда казалось, что от других его отделяет невидимое стекло…
…В правильном обществе будущего никто не помешает Венсану «играть» с приятелями, и никому не придет в голову пенять ему на то, что он не работает. В мире, который скоро будет ввергнут в вихрь индустрии развлечений, подобно драгоценному камню будут ценить лишь того, кто не станет ничего делать…
Остальные несчастные растратят силы на удовольствия [7].
По правде сказать, похоже, что уже никто как следует не владеет трудным и изощренным искусством почти ничего не делать. В нас воспитывали благоговейное почтение к чужой воле и непоколебимую веру в благородство тяжких усилий, а потому мы без конца и края ловим себя на чрезмерном усердии. Излишним старанием мы только портили и уничтожали всю прелесть своих лучших начинаний; стремясь к совершенству, мы то и дело сбивались с пути; в пылком порыве мы, сами того не замечая, стирали свою цель в порошок. Мы разучились соизмерять и взвешивать свои поступки с точностью и сдержанностью, установленными ходом вещей [8]. И в итоге неизбежно теряли творческое начало из-за навязчивого страха быть недостаточно продуктивными.
