Читать книгу 📗 "Свои-чужие - Пэтчетт Энн"
Холли было трудно выговорить эти слова. Они были из той жизни, в которой она все еще верила, что все могло обернуться иначе.
— На случай, если он проснется, — ответила она.
— Я все видел, — сказал Элби, не отрываясь от телевизора.
Шла реклама, хорошенькая девушка намазывала арахисовое масло на кусок хлеба.
— Ничего ты не видел, — сказала Холли.
Элби с ними не было, и с Кэлом он тоже не пошел. Элби спал. По крайней мере, в этом отношении все было чисто.
— Я убежал до того, как вы пришли. Я видел все, что случилось, пока вас не было.
— Элби, — сказала мать.
Голос у нее был исполнен сочувствия — Тереза думала, что понимает, каково сейчас сыну. Ей тоже не осталось места в этой истории.
— Ты спал, — сказала Холли.
Элби обернулся и бросил в сестру вилку, метнул, как копье, надеясь пронзить ей грудь, но вилка отскочила от плеча Холли, не причинив вреда. Элби было десять, он был еще довольно неуклюж.
— Его застрелили, и я один это видел.
— Элби, прекрати, — сказала мать.
Она пригладила руками волосы. Дети видели — она уже жалеет о том, что начала этот разговор.
— Да пусть его, — произнесла Холли таким спокойным и пренебрежительным тоном, что Элби взбесился.
— Это был Нед, из амбара! — закричал он. — Он застрелил Кэла из папиного револьвера. Из того, который Кэролайн достала из машины! Я это видел, а вы нет, потому что это я там был. Они даже не знали, что я был там.
Джанетт и Холли заплакали. Их мать тоже. Элби кричал, что он их ненавидит, ненавидит, что они все врут. На том все и закончилось.
В тот день, худший из августовских дней в Виргинии, Кэролайн уже знала, что станет юристом, и растолковала остальным девочкам — Холли, Франни и Джанетт, — что именно произошло, хотя все случилось при них. Это было уже после того, как дети, не чуя под собой ног, примчались домой, и Эрнестина вызвала неотложку после того, как они отвели Эрнестину к Кэлу. Эрнестина — пятьдесят фунтов лишнего веса — бежала за ними через поле в своих растоптанных башмаках, пока миссис Казинс ждала в доме, чтобы показать неотложке, куда ехать. Посреди этой кутерьмы Кэролайн и сложила в уме историю. И когда только нашла время? На бегу? Или когда уже вернулись в дом? Кэла повезли в машине неотложки, с мигалкой и воющей сиреной (проку в этом уже не было, хотя сам Кэл оценил бы), а Казинсы ехали следом на своей машине. Эрнестина тщетно пыталась отыскать Элби, который в суматохе куда-то запропастился. Их отец в эту минуту бежал по стоянке у своей арлингтонской юридической фирмы, чтобы прыгнуть в машину и гнать до Шарлоттсвилла — повидать сына в последний раз. Где была Беверли, никто не знал. Тогда-то Кэролайн отвела трех оставшихся девочек в ванную на втором этаже дома Казинсов, втолкнула их внутрь и заперла за собой дверь. Плакала только Франни, наверное, потому, что пробыла с Кэлом на пятнадцать минут дольше, пока остальные бегали домой и обратно. Франни одна понимала, что Кэл умер. Даже те, из неотложки, не сказали этого вслух, хотя достаточно было лишь взглянуть на Кэла. Кэролайн велела сестре заткнуться.
— Слушайте меня, — приказала Кэролайн, хотя они и без того всегда ее слушали.
Ей в то лето исполнилось четырнадцать. Голос у нее был напористый, резкий. К ногам и теннисным туфлям пристали скошенные травинки.
— Нас с ним не было, поняли? Кэл пошел в амбар один. Мы вышли позже, нашли его на траве и сразу побежали домой — звать на помощь. Больше мы ничего не знаем. Если нас кто-нибудь спросит, так и нужно говорить.
— Почему мы должны врать? — спросила Франни.
О чем тут было врать, тем более что врать вообще нельзя? Разве в этот день случилось мало плохого, к чему еще все запутывать? Вне себя от происходящего и от сестриной глупости Кэролайн со всей силы ударила Франни по лицу. Франни этого не ожидала и не приготовилась — удар отбросил ее вбок, и она врезалась головой в дверь бельевого шкафа. На левом виске мгновенно начала расти шишка. Теперь и это придется объяснять.
Стук, с которым голова сестры врезалась в дверь, разозлил Кэролайн еще сильнее, она ведь так старалась, чтобы девочки вели себя тихо. Она снова повернулась к Холли и Джанетт, те были надежнее.
— Психовать можем сколько угодно. От нас ничего другого не ждут. Но мы психуем, потому что это мы его нашли, потому что с ним такое случилось, а не потому, что мы там были, ясно?
Если бы в ту минуту она сказала им, что единственный выход для них — отрастить хвосты и ускакать прочь по деревьям, они бы так и сделали. Кэролайн думала о том, что это они виноваты, и, возможно, — иначе она не была бы Кэролайн — о том, как это скажется на ее шансах поступить в колледж. Осенью она шла в выпускной класс.
— Расскажи мне еще раз, как это случилось, — попросила Тереза Джанетт однажды вечером.
К тому времени прошло уже больше года со дня смерти Кэла. Обычно семейство не задавало Джанетт никаких вопросов. Но Холли ушла заниматься к подруге, жившей неподалеку, а Элби недавно нашел себе дружков и теперь гонял с ними на велосипеде. Джанетт с матерью остались дома вдвоем, чего не случалось почти никогда. И мать спросила, как бы между прочим, тоном, каким обычно спрашивают: «Где моя помада?» или «Кто звонил?».
Даже теперь перед глазами у Джанетт стояла Кэролайн, а в ушах раздавались ее отрывистые наставления. Джанетт видела, как волосы на висках у Кэролайн темнеют от пота, как пропитывается потом ворот ее желтой футболки. Но Кэла она больше не видела. Всего за год лицо брата растаяло в ее памяти.
— Меня там не было, — сказала Джанетт.
— Да была же, — сказала мать, словно Джанетт просто забыла.
«Если хочешь найти виновного, задавай все время одни и те же вопросы», — как-то сказала ей Франни. Это было летом в Виргинии, задолго до смерти Кэла. Франни пыталась научить ее полицейским приемам — как вскрыть машину, как развинтить телефонную трубку, чтобы незаметно слушать чужие разговоры. «Рано или поздно кто-нибудь проболтается», — объясняла Франни.
Не пытается ли мать заставить ее проболтаться, подумала Джанетт.
— Ему надоело нас ждать, — сказала она. — Он хотел пойти проведать лошадей, а мы собирались его догнать.
— И догнали, — сказала мать.
Джанетт не следовало в такой ситуации пожимать плечами — ужасный, грубый жест, — но она пожала:
— Было уже поздно.
Именно после смерти Кэла с Терезиного лица сошли наконец — будто бросили ее — веснушки. Джанетт сосредоточенно глядела матери в переносицу, пытаясь вспомнить, как выглядела Тереза до того, как все случилось.
— Так кто дал Элби таблетки? — спросила мать.
— Кэл, — сказала Джанетт и сама удивилась, как, оказывается, приятно, когда можно хоть в чем-то не соврать. — Он всегда так делал.
В тот день случилось столько всего, что исчезновение Элби обеспокоило только Эрнестину. Она поискала на чердаке и в подвале, потом сказала себе, что, должно быть, он где-то с Беверли. А где Беверли, не знал никто. Она взяла одну из бабушкиных машин и уехала, никому не сказавшись. Если она поехала в город, то Элби, наверное, с нею. В любой другой день от одной мысли, что Беверли куда-то — куда угодно! — взяла с собой Элби, девочки лопнули бы со смеху.
«Черти колесатые» — стали они называть себя вслед за соседями по Торрансу. Им кричали это вслед всякий раз, когда они срезали путь через газоны, сновали под визг тормозов между машинами или кругами носились по стоянкам у магазинов ради удовольствия попугать нагруженных покупками мамаш. Окружающим и хотелось их поубивать, и жутко было — не убить бы в самом деле, и тревожно — не убились бы сами и не убили бы кого. Элби из племени мэттапони, сальвадорец Рауль, родившийся здесь от родившихся там родителей, и двое черных ребят: того, что поменьше и покрасивее, сонного с виду, звали Ленни, а другого, самого долговязого из четверых, — Эдисон. Они начали кататься вместе, когда им было по десять-одиннадцать, когда были просто несносными мальчишками, которых матери выпроваживали из дому после обеда. И с самого начала от них были одни неприятности — они развлекались, подрезая машины и вынуждая их сворачивать на скорости прямо на чужие газоны. Однажды машина перепрыгнула через бордюр и врезалась прямо в телефонный столб, а мальчишки помчались дальше, издавая боевые кличи на индейский, как им казалось, лад. В то лето, когда почти всем им исполнилось по двенадцать, дверь одной из машин неожиданно открылась и отправила Ленни в полет. Остальные вовремя дали по тормозам — и увидели, как их приятель кувыркается, будто гимнаст, на фоне синего неба. Он чуть не погиб, точно погиб бы, приземлись он на голову, но, падая, Ленни выставил правую руку и сломал запястье, так что кость вышла сквозь кожу. Не прошло и двух недель, как навернулся Элби — нежданный ливень «поднял» из асфальта впитавшийся в него когда-то бензин, и велосипед завертелся и вылетел из-под седока. Элби сломал плечо и почти оторвал себе ухо — потребовалось тридцать семь швов, чтобы пришить его обратно. Эдисон и Рауль все оставшееся лето тихо и осторожно колесили по велосипедным дорожкам в парке, не наезжая ни на кого, даже друг на дружку. Эдисон приходил навестить Элби, постоять возле его кресла в полутемной гостиной. Из-за плеча Элби приходилось торчать в кресле почти все время.
