Читать книгу 📗 "Свои-чужие - Пэтчетт Энн"

— Мне нужна твоя помощь. Твоя помощь, Франни. Таблетки Марджори прячет. Я не знаю, где они, а если бы и знал, не могу встать и взять их. Да и не знаю, какие пить. Она заливает все через этот шланг, будто я машина какая. Если я застрелюсь, никто против не будет.

— Поверь мне, будет. Я буду против.

— Марджори и Кэролайн завтра поедут в магазин, а ты останешься со мной. Надень две пары таких перчаток, одноразовых, одну поверх другой. Вложишь ствол мне в руки, сама возьмешься сверху.

Франни взяла его руки в свои. Нет, сейчас в нем говорил не лортаб. И не боль.

— Папа…

— Рукояткой наружу, не к горлу, а от горла. Понимаешь? Я буду тебе помогать. Отработаем все шаг за шагом. Приставить надо прямо под подбородок, потом немножко отклонить назад, градусов, может, на двадцать. Как только все установишь, отстранись. Чтобы тебя не задело.

Почему он не попросил Кэролайн? — крутилось в голове у Франни. Кэролайн была его любимицей. Ей он доверял. Но Кэролайн не стала бы его слушать.

— Я не могу, — сказала она.

— Когда выстрелит, отпусти его. Оставь там, куда упадет. Снимешь перчатки, сунешь в карман. Пойдешь посмотришь в зеркало, не осталось ли чего на лице, потом позвонишь девять-один-один. Вот и все, что тебе нужно сделать. Никто в жизни не подумает, что это ты. Это и не будешь ты, это буду я. Просто ты мне подсобишь. Я тебя не подставлю.

Он уже задремывал — веки опускались, поднимались, опускались опять.

— Ты уже меня подставляешь, — сказала Франни.

Ей вечно казалось, что она подводит отца — тем, что живет с матерью, тем, что живет с Бертом, тем, что живет на другом конце страны. Удивительно, это чувство и сейчас никуда не делось — пусть на мгновение, но Франни показалось, что, если она не застрелит отца, она снова его подведет.

— Люди не того боятся, — сказал Фикс, закрыв глаза. — Копы не того боятся. Мы живем, думая, что беда ждет по ту сторону двери, что она снаружи, в шкафу, но все не так. То, что случилось с Ломером, исключение. Большинство живущих на земле людей носит свою смерть внутри себя. Ты ведь понимаешь, правда, Франни?

— Понимаю, — сказала она.

Он дотянулся до руки Франни и снова похлопал эту руку и револьвер под ней.

— Я очень на тебя рассчитываю, — пробормотал он.

Рот у него открылся, словно для какой-то последней фразы, но было поздно, он уже спал.

Сидя на краю отцовской кровати, Франни разрядила револьвер. Разряжать, чистить, заряжать — всему этому ее обучили в детстве. В барабане было шесть пуль, он сунула их в карман джинсов, а револьвер за пояс сзади, под рубашку. Штаны сейчас плотно сидели у нее на талии, и в кои-то веки она была этому рада.

Когда она вернулась в кабинет, Кэролайн и Марджори смотрели «Человека, который пришел к обеду». Кэролайн отключила звук, пока Монти Вулли, сидя в инвалидном кресле, тиранил второстепенных персонажей.

— Как отец? — спросила Марджори.

— Уснул.

Поясницей Франни чувствовала холод металла. Как это дико — пройти по комнате вооруженной и ни словом об этом не обмолвиться, но она решила, что Марджори лучше не знать ни об оружии, ни о просьбе Фикса. Утром она расскажет Кэролайн, но на сегодня с разговорами покончено, хватит с нее разговоров. Франни сказала, что пойдет ляжет и почитает в постели.

В ту ночь, спрятав револьвер в чемодан, а пули в носок, Франни увидела во сне Холли. Прошло столько лет с тех пор, как они виделись в последний раз, но вот она, и ей по-прежнему четырнадцать, темные прямые волосы разделены на два хвостика, короткий желтый топ завязан узлом на голом белом животе. По-прежнему девочка, веснушки не выцвели, на зубах скобки. Они снова были в Виргинии, в доме родителей Берта, они шли по длинному полю, лежавшему между домом и амбаром. Холли все говорила, говорила, как всегда, рассказывала об истории содружества, об индейцах мэттапони, населявших когда-то берега реки. Мэттапони, сказала она, сражались с англичанами во второй и третьей англо-поухатанских войнах.

— Вот здесь все было, — сказала она, вытянув вперед руки. — Их и так было немного, а из-за этих двух войн и болезней, которые принесли с собой англичане, почти все мэттапони вымерли. Помнишь, как Кэл искал наконечники стрел? У дедушки их целая тарелка на письменном столе, но нам он ни одного не дал. Говорит, бережет. Для чего он их бережет, как ты думаешь? Для восстания?

Франни взглянула на зеленый, поросший травой склон. За амбаром был мелкий пруд, в жару там прохлаждались лошади, и сами они иногда забирались в воду, несмотря на густой, топкий ил на дне. Она посмотрела на далекую линию деревьев, окаймлявших поле слева, и на сено на дальнем правом краю, который Казинсы отдавали в аренду. Она пыталась осознать, как прекрасно все это было: трава, солнце, деревья, вся долина. Здесь умер Кэл, отсюда Холли, Кэролайн и Джанетт побежали через поле, когда поняли, что случилось, обратно в дом, за Эрнестиной, а Франни Кэролайн велела остаться, вдруг Кэлу понадобится помощь. Почему Кэролайн велела ей остаться?

— Ты тогда взяла револьвер, помнишь? — сказала Холли. — Потом, вечером, ты его принесла Кэролайн.

Глаза Кэла были закрыты, но рот открыт, словно он все еще пытался втянуть воздух. Губы раздулись, язык вывалился изо рта. Франни стояла над ним, смотрела в сторону дома, а потом взглянула вниз. Вспомнила про револьвер и задрала штанины Кэла. Вот он, засунут в носок, привязан к лодыжке красной банданой. Франни твердо решила: Эрнестина, или Казинсы, или кто там придет ее спасать, не должны найти револьвер. Детям влетит за него.

— Не знаю, зачем я его взяла, — сказала она.

Она и правда не знала.

Холли покачала головой:

— Ты не могла его там оставить. Мы все помешались на этом револьвере. Больше ни о чем не думали.

Франни развязала бандану и осторожно, развернув дулом от себя и от Кэла, разрядила револьвер, как учил ее отец. Положила пули в передний карман шортов, поднесла открытый револьвер к свету, провернула барабан и заглянула в ствол на просвет, чтобы убедиться, что он пуст. Завернула в красную ткань, но поняла, что положить его совсем некуда. Попыталась сунуть за пояс, но его, разумеется, было видно. Наконец, решила спрятать неподалеку, под деревом. Когда все уйдут, она вернется и отнесет револьвер в дом. Возьмет с собой Джанетт, они положат револьвер к ней в сумочку. Никто ничего не заподозрит, потому что Джанетт всегда ходит с сумочкой. Франни вспомнила, как обрадовалась, что можно тревожиться о чем-то еще, о чем-то, кроме Кэла.

Франни посмотрела на амбар.

— Я всегда считала, что поступила неправильно.

— А как было бы правильно? — Холли обняла Франни за талию. — Мы понятия не имели, что происходит. Мы даже не знали, что его укусила пчела.

— Не знали?

— Только потом узнали. В ту ночь, когда папа вернулся из больницы, а до этого ничего не понимали.

— Мне здесь нравилось, — сказала Франни, хотя раньше и не подозревала об этом.

Холли, казалось, удивилась:

— Правда? А я ненавидела сюда ездить.

Франни разглядывала ее. Холли была такая хорошенькая. Почему Франни прежде этого не замечала? И ведь все-таки они с ней сестры.

— Тогда почему ты вернулась?

— Чтобы удостовериться, что с тобой все будет хорошо, — сказала Холли. — Мы всегда держались вместе. Не помнишь? Бешеное маленькое племя.

— Ты слышишь? — спросила Франни, взглянув наверх. — Слышишь птиц?

Холли покачала головой:

— Это твой телефон. О нем я и пришла тебе сказать. Не волнуйся.

— Из-за птиц? — спросила Франни, но тут Холли исчезла, и в комнате снова стало темно.

Она по-прежнему слышала птиц.

— Возьми трубку, — сказала Кэролайн с другой кровати.

В комнате был мрак, светился только телефон Франни. Она подняла его, хотя ничего хорошего ночные звонки никогда не приносили.

— Алло?

— Миссис Мета? — спросила какая-то женщина.

— Да, это я.

— Это доктор Уилкинсон. Я звоню из Мемориального медицинского центра Торранса. Миссис Мета, примите мои соболезнования, ваша мачеха скончалась.