Читать книгу 📗 "Два дня в апреле - Мини Роушин"
Уна неотрывно следила за минутной стрелкой на большом циферблате часов над киоском, торгующим билетами на проезд. Но вот, стрелка слегка дёрнулась и перевалила за очередную цифру. Без двух минут три. Ещё не поздно повернуть обратно и уйти прочь. Не нужно ей было соглашаться на просьбу Тео.
И тут Уна снова вспомнила отца. Нет! Она должна сделать всё, как положено… так, как поступил бы папа. Она повернулась и пошла прочь от остановки. Всего каких-то двести метров до входа в парк.
Они уже ждали её.
Первое впечатление, и сразу неожиданность. Этот человек — такой маленький! Пожалуй, он даже ниже её ростом… ну или чуть-чуть недотягивает (собственный сын выше его на целую голову!), и такой худой… кожа да кости… а она почему-то представляла его себе этаким здоровеньким толстячком. Маленький человечек крохотного росточка, уже изрядно облысевший, в потёртом чёрном пиджаке и мешковатых синих джинсах с пузырями на коленях. Покрасневшие глаза, под которыми залегли глубокие тени. Небольшой и явно свежий порез на лице возле самого подбородка. Такие неприятности и с папой порой случались, особенно когда он вставлял в станок новое лезвие.
Все трое сконфуженно замерли, молча разглядывая друг друга. «Мой папа Кевин», — наконец промолвил Тео, и мужчина смущенно протянул ей руку. После секундного колебания она взяла протянутую руку и почувствовала неожиданно крепкое пожатие. «А это — Уна!» — продолжил Тео церемонию знакомства. Как будто могли возникнуть какие-то сомнения по поводу того, кто эта девочка и что она тут делает.
— Может, по чашечке чая? — предложил Кевин, и Уна заметила, что голос его слегка дрожит. И смотрит он куда-то далеко, поверх её головы. Она быстро отказалась от предложения и снова — уже в который раз! — пожалела о том, что ввязалась во всё это предприятие. Ах, с каким наслаждением она бы очутилась сейчас где угодно, но только не здесь. И не с ними… Повисло короткое неловкое молчание. А потом заговорили оба одновременно — и отец, и сын. Они говорили сбивчиво, перебивая друг друга, и так же внезапно умолкли, сконфуженные донельзя.
Ужасно! Всё ужасно! Никто из них троих и понятия не имеет, с чего начать. О чем говорить… Ну зачем она пришла на эту встречу? Вот дура так дура!
Но тут отец Тео снова слегка откашлялся и посмотрел ей прямо в глаза. Уна заставила себя не отвести взгляд.
— Хочу поблагодарить… вас… — начал он, запинаясь и ещё не полностью владея собственным голосом. — …За то, что вы дали мне шанс… сказать вам… как… как сильно я переживаю… Всю мою боль невозможно… её невозможно выразить словами. Не проходит дня… ни единого дня… чтобы я не думал… о том, что тогда случилось. Ну, почему я не заболел? Почему пошёл в тот день на работу? Почему меня не поставили на другой маршрут? Почему…
Голос его сорвался, и он замолчал. Лицо стало красным-красным, и Уна испугалась, что вот сейчас он расплачется. Несколько секунд томительного ожидания показались ей бесконечными. Но вот Кевин слегка склонил голову набок и снова откашлялся, потом неловко прошёлся рукой по губам, словно отирая их. Уна стояла как вкопанная и смотрела на него, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Тео тоже превратился в подобие застывшего монумента. Он отвёл глаза в сторону, стараясь не смотреть на происходящее. Да и трудно в сложившихся обстоятельствах было ждать от него какой-то помощи. С равным успехом он мог и вовсе исчезнуть отсюда.
Кевин снова повернулся лицом к Уне, всё ещё пытаясь совладать с собственными эмоциями. Он сделал глубокий вдох, а потом с шумом вытолкнул воздух из лёгких.
— Я не знал вашего отца, — начал он тихо, но более спокойным голосом, который уже почти подчинялся ему. — Но я не сомневаюсь, он был прекрасным человеком. Уже хотя бы потому, что воспитал дочь, способную на такой поступок, — он замолчал на какое-то время. — Я совсем не удивлюсь, если вы меня ненавидите. Хотя, уверен, меньше всего на свете вам хотелось бы кого-то ненавидеть. — Кевин снова умолк и откашлялся. — Вас воспитали правильно. Как надо! И конечно, в этом в первую очередь заслуга вашего отца. Я горько, очень горько сожалею о том, что забрал его у вас… И большое вам спасибо, от всего сердца, за то, что вы дали мне возможность высказаться, сказать вам, что я думаю.
Кевин говорил совершенно искренне. Это было видно по его лицу, слышно по его голосу. Произошедший несчастный случай стал и для него самого огромным потрясением. Ведь, вольно или невольно, он явился виновником гибели другого человека, пусть и непреднамеренно, сам того не желая. Такое бесследно не проходит! Впервые Уна почувствовала нечто, отдалённо похожее на волну сочувствия к этому человеку. Произошла страшная трагедия, погиб человек, и Кевин, судя по всему, в полной мере осознавал всю степень своей ответственности за случившееся.
И она вдруг выпалила, даже не задумываясь над собственными словами:
— Это моя вина! — и те двое уставились на неё в немом изумлении.
А потом слова полились из неё нескончаемым потоком, словно они копились и копились в ней, терпеливо поджидая того момента, когда их произнесут вслух:
— Папу сбила машина в том числе и по моей вине. Ведь он ехал на велосипеде, который был куплен для меня. Он возвращался с работы домой, торопясь поскорее вручить мне подарок, новый велосипед. А ему он был явно мал. Вот он, наверное, и поскользнулся или ещё что-нибудь… не справился с управлением и выскочил прямо вам под колеса. Велосипед-то был новенький, еще не объезженный никем. Если бы папа возвращался домой, как обычно, на своём старом велосипеде, такого бы никогда не случилось. Он ведь был превосходным велосипедистом. Так что всё моя вина…
Уна умолкла, потрясённая тем, что только что сказала вслух. Но эти слова жгли её изнутри все те долгие дни и недели, что прошли после гибели Финна. Слёзы полились по её лицу. Она сунула руку в карман куртки и стала лихорадочно искать там носовой платок. Но отец Тео опередил её, протянув свой, поистине необъятных размеров.
Уна прижала платок лицу, даже не взглянув, насколько он чист. И так стояла перед ними какое-то время, заливаясь слезами и закрыв лицо чужим носовым платком. Уна ненавидела себя в этот момент за то, что отец и сын стали свидетелями её невольных слёз, можно сказать, её непреднамеренного унижения. Но с собой она ничего не могла поделать. Сколько продолжалось всё это? Трудно сказать.
Самой Уне показалось, что прошла целая вечность, пока она наконец протянула платок Кевину, стараясь не смотреть ни на кого из них. Кевин молча взял свой платок.
— Как бы то ни было, — проговорила она упавшим голосом и сконфуженно умолкла. Она смотрела в землю, и тут взгляд её вдруг выхватил носки начищенных до блеска коричневых туфель Кевина. Лицо щипало от солёных слёз, в горле першило. Влажные ресницы задевали щёки всякий раз, когда она жмурилась, стараясь стряхнуть с век очередную набежавшую слезу. «Кажется, после такой душещипательной сцены ему точно должно полегчать», — подумала она про себя.
— Гоните прочь эти дурные мысли! — прежним тихим голосом обронил Кевин. — Как вы только могли додуматься до такого! Там же кошка вдруг неожиданно выскочила прямо ему под колесо… Вы же знаете… Так при чем здесь вы или ваш велосипед? Нет и ещё раз нет! Вашей вины в том, что произошло, нет никакой!
Уна молча кивнула, всё еще не решаясь посмотреть в лицо Кевину. Кошка… да! Хотя, наверное, папа бы совладал с ситуацией… сманеврировал так, как надо, если бы был за рулём собственного велосипеда.
— Послушайте! — вдруг воскликнул Кевин хриплым от напряжения голосом. — Мы тут живём совсем рядом. Что если нам сейчас всем вместе отправиться домой и попить чайку, а? Как смотрите? Моя жена будет страшно рада познакомиться с вами.
Его кто? Жена?! Уна подняла голову и прищурилась, взглянув на Кевина. Потом перевела взгляд на Тео. Тот стоял с опущенными вниз плечами, глубоко засунув обе руки в карманы. Вот уже второй раз, мелькнуло у неё, он становится свидетелем её слёз. А она, в свою очередь, рыдает перед ним, словно полоумная! Рёва-корова! Наверняка сейчас радуется про себя, что так удачно свёл её со своим отцом. Хотя, наверное, дождаться не может, когда они все трое разойдутся в разные стороны.
