Читать книгу 📗 "Свои-чужие - Пэтчетт Энн"
Дом Джека Дайна когда-то принадлежал четырехкратному сенатору от Пенсильвании. Его — дом — окружала стена с воротами, но ворота никогда не запирались, а стену на Рождество убирали сосновыми ветками вперемешку с огромными венками. Шедшая по кругу широкая подъездная дорожка была заставлена машинами. Во всех окнах горел свет, на деревьях искрились лампочки, и все это великолепие отражалось от снега, озаряя целый мир. Из машины видны были высокие окна и люди в них, будто куклы в огромном кукольном домике.
— Она пригласила гостей ради нас? — спросил Амит с заднего сиденья.
В бабушкином доме было возможно все. На подъездной дорожке почти не осталось мест для стоянки, и им пришлось волочить чемоданы по сугробам.
— С Рождеством! — воскликнула Беверли, распахнув дверь.
Сперва она обняла Амита, потом Рави, потом сгребла мальчиков в охапку и еще раз обняла обоих. В свои семьдесят восемь Беверли дала бы фору любой шестидесятипятилетней. Она осталась худощавой и светловолосой, но ей хватило ума не переусердствовать ни с тем ни с другим. До сих пор было видно, как изумительно хороша она была когда-то. Дом за ее спиной был полон — люди, огоньки, гирлянды, бокалы с шампанским. Елка в гостиной верхушкой упиралась в потолок и, казалось, была усыпана бриллиантами и розовыми сапфирами. Где-то в дальней части дома кто-то играл на рояле. Откуда-то доносился женский смех.
— Ты не сказала, что у тебя гости, — сказала Франни.
— Мы всегда собираем гостей в канун Рождества, — ответила Беверли.
На ней было маленькое красное платье и три нитки жемчуга.
— Заходите, что вы стоите на крыльце, как свидетели Иеговы!
Кумар и Франни втащили в дом вещи, помотали головами, стряхивая снег. Хорошо хоть Кумар в костюме. Франни и мальчики забрали его с работы по дороге в аэропорт. Сами они выглядели изрядно потрепанными странниками — впрочем, ими они и были. Увидев гостей, разгуливающих по дому с полными тарелками еды, мальчики бросили сумки и устремились в гостиную к буфету. Они постоянно умирали с голода.
— Сегодня же не канун Рождества, — сказала Франни.
— Семья Мэтью уезжает на Рождество в Вейл кататься на лыжах, так что я устроила прием пораньше. Всем так удобнее. Я вот думаю всегда теперь праздновать Рождество двадцать второго числа.
— Но ты нас не предупредила.
Кумар наклонился и поцеловал Беверли в щеку.
— Вы изумительно выглядите, — сказал он, чтобы сменить тему.
— Франни! — Грузный немолодой мужчина в красном жилете в ломаную клетку обхватил Франни и стал раскачивать из стороны в сторону, упоенно порыкивая. — Как поживает моя любимая сестричка?
— Это просто Кэролайн не приехала, — заметила Беверли. — Ты бы видела, как он обхаживает Кэролайн.
— Кэролайн меня бесплатно консультирует, — сказал Пит.
— Если на праздниках на вас подадут в суд, я с радостью помогу, — вставил Кумар.
Пит повернулся и окинул Кумара недоуменным взглядом, пытаясь сообразить, кто это. Сообразил и просиял.
— Точно, — сказал он Франни. — Я забыл, что он у тебя тоже юрист.
— С Рождеством, Пит, — ответила Франни.
Она сегодня точно расплачется рано или поздно. Вопрос лишь в том, сколько ей удастся продержаться.
— Пит с семьей едет в Нью-Йорк, навестить Кейти и ее новорожденного, — сказала Беверли. — Я тебе говорила, что Кейти родила?
— Рождество в Нью-Йорке. — Пит улыбнулся. Его зубы напомнили Франни слоновую кость, они были похожи на бивни, уменьшенные до размеров человеческих зубов. Он пил эгг-ног из хрустальной чашечки. — Можешь себе представить? Конечно, можешь. Ты у нас горожанка. Так и живешь в Чикаго?
— Дай им подняться и привести себя в порядок, — сказала Беверли Питу. — Поговорите через минуту. Они же только с самолета.
Но тут появился Джек Дайн, на его жилете маленькими стежочками был очень убедительно вышит прыгающий олень. Джек всегда был таким большим, высоким и широким, но сейчас казался не крупнее жены.
— Кто эта милая девушка? — спросил он, указывая на Франни.
Беверли обняла мужа.
— Джек, это Франни, моя Франни. Ты же помнишь.
— Похожа на тебя, — сказал Джек.
— И Кумар. Помнишь его?
— Пусть займется вещами, — сказал Джек, отмахнувшись. — Давай. Неси это наверх.
Кумар улыбнулся, хотя непонятно было, как ему это удалось. Но он был великодушен, и, к счастью, рядом не было мальчиков.
— Джек, — сказала Франни, положив ладонь на дрожащую руку отчима, — это Кумар — мой муж.
Но перед Кумаром забрезжил выход, и Кумар намерен был им воспользоваться.
— Да, сэр, — сказал он, коротко кивнув.
Демонстрируя чудеса силы и устойчивости, поднял с пола весь багаж одновременно. Сумки мальчиков вскинул на плечо.
— Иди через кухню, — сказал Джек, когда Кумар шагнул в сторону широкой лестницы.
Под весом сумок Кумара повело было в сторону, но он сумел развернуться и двинулся по направлению к кухне. Оттуда наверх вела узкая черная лестница — когда-то ею пользовались слуги, в те времена, когда здесь держали слуг.
— Думают, им можно прямо посреди гостей разгуливать, — сказал Джек Франни, глядя Кумару в спину. — Глаз с них нельзя спускать.
— Это мой муж, — сказала Франни.
Почему у нее перехватывает горло? Какое странное ощущение.
Джек похлопал ее по руке.
— Не хочет ли красавица чего-нибудь выпить?
— Нет, Джек, спасибо.
Когда они бросили жребий, Франни решила, что ей повезло. Когда монета звякнула о стол Кэролайн и Кэролайн сказала, что Франни на Рождество досталась Виргиния, та подумала — какая удача. Но теперь она ощутила, что всей душой стремится к умирающему, уже почти умершему отцу.
— Я принесу тебе эгг-ног, — сказал Джек Дайн, повернулся и пошел обратно в толпу.
— Сдал, — отметил Пит, провожая отца глазами. — Если ты вдруг не заметила. Совсем сдал. Он еще ничего не поджег?
— Ты зачем говоришь такое? — напряженным голосом спросила Беверли.
Она любила Джека Дайна, или память о нем, когда он еще был в здравом уме. А вот его сыновья вечно требовали от нее больше внимания, чем Беверли готова была им дать.
— Потому что рано или поздно он что-нибудь подожжет, — сказал Пит. Он разглядывал толпу, ища собеседника получше. — Мэтью! — Он поднял руку и помахал брату: — Смотри! Франни приехала.
Жилет у Мэтью Дайна был черный, но из бокового кармана свешивалась золотая часовая цепочка, с подвешенным к ней маленьким красным стеклянным шариком, отчего Мэтью выглядел куда нарядней всех остальных. А Франни и забыла, что на рождественские приемы к Джеку Дайну все мужчины обязаны были являться в жилетах. Окинешь комнату взглядом, и сразу понимаешь, что здесь празднуют: все женщины в красном, все мужчины в жилетах. Мэтью взял Франни за обе руки и поцеловал в щеку.
— И в дом войти не успела, как на тебя уже насели, — посочувствовал он.
Мэтью нравился Франни больше остальных братьев. Он всем нравился больше.
— Где Рик? — спросила она, подумав, что, может, стоит разделаться одним махом со всеми тремя Дайнами, а потом прорываться к лестнице.
— Рик где-то застрял, — сказала Беверли. — Сказал, что не приедет.
— Приедет, — заверил Мэтью. — Лора Ли и девочки уже здесь.
Я шел в Сент-Ив, навстречу он, а следом шли его семь жен. Они несли по семь лукошек, и в каждом было по семь кошек. Франни никак не могла уложить всю эту толпу в голове. Она хорошо знала Дайновых мальчиков — их так продолжали звать на шестом десятке, — но путалась в их первых и вторых женах, а также в детях, которых тоже подчас было по два комплекта — одни еще маленькие, другие уже завели собственные семьи. Кошки, котята, жены, лукошки. Многие Дайны считали Франни кем-то вроде сестры, кузины, дочери или тетки. Какая-то Кейти Дайн в Нью-Йорке родила ребенка. Благодаря материнскому замужеству Франни состояла со всеми этими людьми в каких-то загадочных родственных отношениях, но самой ей никак не удавалось понять, кем и кому она приходится. Пегги, первая жена Джека Дайна, умерла больше двадцати лет назад, но сестер Пегги Дайн с мужьями, детьми, мужьями и женами детей и детьми мужей и жен детей по-прежнему каждый год приглашали на прием — заходите, гости дорогие! И каждый год они исправно приезжали и, поедая приготовленные Беверли канапе, составляли перечень перемен: новый диван, стены в гостиной другого оттенка, картина с птицами над камином — все это оскверняло память Пегги. А невыносимей всего для них была перестановка мебели.
