Читать книгу 📗 "Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни - Цунвэнь Шэнь"

У меня было девять братьев и сестер, я был четвертым по старшинству; если не считать умерших в раннем возрасте сестер, сейчас в живых осталось пятеро, и я по возрасту третий.

Фамилия моей матери Хуан, в юном возрасте она вместе со своим старшим братом, моим дядей, жила в военном лагере, многое повидала, да и книг, по-видимому, она прочитала больше, чем мой отец. Эта худенькая, маленькая, наблюдательная и находчивая, щедро наделенная отвагой и здравомыслием женщина полностью взяла на себя наше с братьями и сестрами начальное образование. Мое воспитание стоило матери немалых усилий, она обучила меня иероглифике, названиям лекарств, научила решительности, крайне необходимой каждому мужчине. Отец мало повлиял на мой характер, влияние мамы было намного сильнее.

1934 г.

МАЛЕНЬКАЯ КНИГА, БОЛЬШАЯ КНИГА

Мои сознательные воспоминания о детстве начинаются примерно с двух лет. До четырех лет я был здоровым и упитанным, как поросенок. В четыре года мама начала учить меня иероглифам, написанным в клетках для прописей, а бабушка, ее мать, кормила меня сладостями. Когда я выучил шесть сотен иероглифов, у меня завелись глисты, отчего я стал болезненно бледным и худым. Единственное, что я мог есть, — это куриная печень, приготовленная на пару с лекарственными травами. В ту пору я уже вместе с двумя старшими сестрами ходил на дом к учительнице для девочек. Поскольку она была наша родственница, а я был совсем мал, я тратил меньше времени на обучение за партой, чем на то, чтобы сидеть у нее на коленях и играть.

Когда мне исполнилось шесть лет, а моему младшему брату — два, мы одновременно заболели корью. Это случилось в июне, и мы днем и ночью страдали от невыносимого жара и не могли спать, поскольку лежа начинали кашлять и задыхаться. Взять на руки нас тоже не могли, это причиняло нам сильную боль. Помню, как мы с младшим братом, завернутые в бамбуковые циновки и похожие на блинчики с начинкой, стояли в тенистой прохладной части комнаты. Домашние уже приготовили для нас два маленьких гроба и поставили их на террасе, но к счастью, мы оба поправились. Для моего брата после болезни пригласили няню, крепкую и рослую женщину, мяо по национальности, и она так хорошо ухаживала за ним, что он удивительно быстро окреп. Меня же болезнь совершенно изменила, с тех пор я никогда уже не был здоровяком.

В шесть лет я самостоятельно ходил в частную школу, где получил свою долю сурового обращения, которое обычно применялось к школьникам. Но поскольку к тому времени я уже знал немало иероглифов, да и память у меня с детства была очень хорошая, я отделался гораздо легче, чем другие. На следующий год я перешел в другую частную школу, начал общаться со старшими мальчиками и научился у этих сорванцов, как себя вести со старомодными учителями и как убегать от книг, чтобы общаться с природой. Тот год заложил основу для формирования характера и воспитания чувств. Я сбегал с уроков и обманывал близких, чтобы скрыть прогулы и избежать наказания. Это приводило в ярость моего отца, однажды он даже пригрозил, что отрубит мне палец, если я снова пропущу занятия в школе и совру. Меня не испугала эта угроза, и я, как прежде, не упускал случая сбежать с занятий. Когда я научился смотреть на все собственными глазами и окунулся в другую жизнь, я потерял интерес к школе.

Мой отец очень любил меня, и одно время я был центральной фигурой в нашей семье. Стоило мне немного заболеть, все домочадцы, не смыкая глаз, дежурили у моей кровати, ухаживали за мной, и каждый по первой моей просьбе готов был качать меня на руках. В то время наша семья была довольно обеспеченной, и, думается мне, в материальном плане я был в более выгодном положении, чем большинство детей наших родственников. Мой отец в свое время мечтал стать генералом, однако на меня он возлагал куда большие надежды. Похоже, он рано разглядел, что я не создан для военной службы, и не надеялся, что я стану генералом, но рассказывал мне много историй об отваге и доблести моего деда, а также о том опыте, который сам получил во время восстания ихэтуаней. Он считал, что какой бы путь я ни выбрал, мне суждено добиться многого и занять положение выше генеральского. Первым, кто хвалил мой ум и смекалку, был именно отец. Но его солдатское сердце было разбито, когда он обнаружил, что я вместе с группой маленьких шалопаев сбегал из школы и целыми днями слонялся без дела и что он не в силах обуздать меня и отучить лгать. В то же время мой брат, младше меня на четыре года, благодаря тому, что присматривавшая за ним мяоская женщина нашла правильный подход к его воспитанию, вырос на удивление сильным, и, несмотря на малый возраст, вел себя спокойно, держался с достоинством и самоуважением. Неудивительно, что члены семьи, разочаровавшись во мне, переключили свое внимание на него. И он оправдал их ожидания, став в двадцать два года полковником пехоты. Отец служил в Монголии, на северо-востоке и в Тибете, нигде себя особо не проявил и на двадцатом году существования республики [176] был лишь полковником, поэтому мечты о генеральском звании он перенес на моего младшего брата. Умер отец на своей малой родине от какой-то пустяковой болезни.

Обретя свободу вне семьи, на улице, дома я чувствовал себя скованным ревностной заботой обо мне, поэтому, когда родители предоставили мне возможность быть самим собой, меня это вполне устроило. Человеком, который подтолкнул меня к прогулам занятий, оторвал от книг, чтобы я мог радоваться солнечному свету, любоваться необыкновенными цветами и всеми остальными формами жизни в этом мире, был мой старший двоюродный брат по фамилии Чжан. Для начала он привел меня поиграть в сад их семьи, где росли апельсины и помело, затем мы стали бродить по окрестным горам, играть с деревенскими мальчишками, купаться в реке. Он научил меня обманывать (для семьи придумывать одно, для учителей — другое) и все время сманивал бродить с ним по разным местам. Когда мы не прогуливали, учитель, чтобы помешать нам во время обеденного перерыва купаться в реке, на левой ладони красной тушью писал иероглиф «большой», но мы, высоко подняв над головой руку, все равно подолгу плескались в реке — этот способ тоже придумал мой двоюродный брат. Я был впечатлительным ребенком, и влияние чистой воды, которая, подобно моим чувствам, течет, не останавливаясь, было действительно огромно. Мое детство — необыкновенная пора, большая его часть неотделима от воды. Можно сказать, моей школой был берег реки. Вода открыла мне глаза на красоту и научила думать самостоятельно. А подружил меня с водой тоже мой двоюродный брат.

Оглядываясь назад, я понимаю, что от рождения я не был бесшабашным, не умеющим вести себя ребенком. Я не был болваном. Среди моих родных и двоюродных братьев, кажется, только Чжан был умнее меня, а я был умнее всех остальных. Но с тех пор, как он научил меня прогуливать школу, я стал своенравным. Как ни пытались меня вразумить и дисциплинировать, я настолько не хотел учиться, что в глазах учителей, членов семьи и родственников стал непутевым. Зато в то время я преуспел в умении лгать, разнообразно и изобретательно. Мне просто необходимо было сбегать из школы на волю, а потом уворачиваться от наказания, поэтому я научился придумывать разные небылицы сообразно обстоятельствам. Я испытывал постоянную потребность в новых звуках, новых красках, новых запахах. Мне хотелось узнать другую жизнь, непохожую на мою. Для этого нужно было получать знания прямо из жизни, а не из правильных книг и мудрых заповедей. Вероятно, именно по этой причине во время учебы в школе прогулов на моем счету было больше, чем у кого бы то ни было.

Когда я бросил частную школу, чтобы перевестись в начальную школу нового образца [177], я продолжал вместо книжных знаний усваивать то, что находилось за пределами школьных стен. Позже, когда я покинул отчий дом и начал жить своим трудом, я ничему не научился ни на одном месте работы. Двадцать лет спустя я был недоволен текущим состоянием своих дел, тянулся к свету и краскам современной жизни, скептически относился ко всякого рода устоявшимся нормам и представлениям и часто задумывался о будущем. Такое отношение к жизни, без сомнения, сформировалось в результате детской привычки прогуливать школу и, очевидно, повлияло в дальнейшем на мои произведения.