Читать книгу 📗 "Молчание матерей - Мола Кармен"

Наталия сделала глубокий вдох и поднесла руку к груди — в других обстоятельствах этот жест мог бы показаться театральным. Шея у нее была в морщинах, которых в ближайшие месяцы, очевидно, станет больше, а вот миловидное, хоть и искаженное гримасой боли лицо поражало гладкостью. Элена села рядом с ней. Она знала: психологи не рассказали вдове, как именно погиб Бейро. Элена хотела сообщить ей об этом сама, чтобы проследить за реакцией и понять, не причастна ли она к преступлению.

— Нам необходимо знать… Ваш муж мог иметь отношение к наркобизнесу? У него могли быть сложности с клиентами? Может быть, долги?

Вдова заговорила, перескакивая с темы на тему: Рамиро любил рыбачить, он проработал налоговым консультантом почти сорок лет, его любили и ценили клиенты, и местные, и из Ла-Коруньи — они наверняка еще расскажут полиции много хорошего про ее мужа. Они с Рамиро никогда не роскошествовали, но на достойную жизнь, а главное, на заботу о сыне им хватало.

— У нас никогда не было особых амбиций. Достаточно того, что мы себя обеспечиваем. И, главное, сына, Аншо…

— А что с вашим сыном?

— Аплазия костного мозга. Его лечат, но требуется пересадка. Он очень слаб. А теперь вот беда с отцом… Не знаю, как он справится…

Голос у нее задрожал, и Наталия умолкла, задумавшись о будущем, которое еще недавно виделось ей совсем другим. Элена дала ей время прийти в себя.

— Мы начали встречаться, когда нам было по шестнадцать. Мы всю жизнь вместе… Не представляю, как буду без него.

— Думайте о сыне. Вы должны быть сильной ради него. Ему понадобится ваша поддержка, особенно во время пересадки костного мозга.

— Нет совместимых доноров. Рамиро страдал болезнью крови, а я не могу быть донором потому, что перенесла рак. Будь у Аншо брат или сестра… Но я больше не могла иметь детей.

Элена и Анхель переглянулись, и каждый прочитал мысли другого. Элена вела разговор осторожно, будто шла по минному полю. Она расспросила вдову о болезни мужа, о раке, который та победила, и только потом задала вопрос, который вертелся у нее на языке с того момента, как Наталия упомянула о доноре для сына.

— А если бы ваш муж завел ребенка с другой женщиной?

— Мы думали об этом. О суррогатной матери… Это делают в Калифорнии. К сожалению, нам не повезло.

— В каком смысле?

Наталия рассказала, что несколько лет назад они потратили часть накоплений на услуги суррогатной матери, но попытка не увенчалась успехом. Агентство, с которым они сотрудничали, предложило попробовать еще раз, но они решили не рисковать: боялись лишиться всего и остаться без дома в надежде подарить Аншо брата или сестру, что само по себе еще не было гарантией его выздоровления. А если костный мозг ребенка не подойдет? Разве они сумеют окружить Аншо необходимой заботой без денег? Что оставят ему в наследство?

— Когда у меня обнаружили рак, мы с мужем осознали, что жизнь может оборваться внезапно. Было трудно смириться с мыслью, что мы не способны дать Аншо «спасителя», как называют таких детей. В Испании это нелегально, страховка такое не покрывает, и мы сдались.

— Папа не сдался.

В гостиную въехал Аншо на инвалидной коляске. Он смотрел на них, слегка склонив голову; на ресницах дрожали слезы. Очень худой, бледный, в слишком большом для него клетчатом халате. В его теле не осталось юношеской энергии, какую ждешь от парня двадцати трех лет.

— Папа не сдался. Он обещал, что у меня будет спаситель.

Глава 20

Дверца шкафа была распахнута, на вешалках висела одежда. Платья, брюки, рубашки, костюмы, топы, жилеты, кожаные куртки, блейзеры, кардиганы. Рейес улыбнулась, представив, что сказал бы какой-нибудь полицейский, если бы попытался по содержимому шкафа составить портрет владельца дома. Наверняка решил бы, что в доме живет пара, мужчина и женщина. Или так: женщина из высшего общества, сдержанная и консервативная, и девушка помоложе, может, студентка, любящая эпатаж. Брендовые вещи соседствовали с недорогими, мужские джинсы и футболки с логотипами — с длинными вечерними платьями и элегантными классическими синими костюмами.

Она весь день ходила по дому голая — была не в состоянии выбрать, что надеть. Хотя ранение было легкое, ее хотели освободить от работы на несколько дней, но она отказалась: отдохнет сегодня — и хватит, завтра вернется в Вильяверде. Она бережно коснулась шва — он еще немного саднил. Каждые двадцать-тридцать минут, как по таймеру, приходило сообщение от Ордуньо. Он рассказывал о ходе расследования; сообщал, что в Ла-Корунье они обнаружили еще один труп. Спрашивал, как она себя чувствует. Она знала, что Ордуньо, как и Рентеро, волнуется и мечтает вытащить ее из бригады Вильяверде. Ни один из них не поверил в историю про облаву и наркоторговца, который, выстрелив, бесследно исчез.

Рейес не собиралась говорить правду: даже Элена не поняла бы ее. Она наконец завоевала доверие Отдела: прежде всего тем, что после выстрела покрывала Кристо, поддерживала его версию событий. Если она в чем-то и раскаивалась, то только в том, что глупо прокололась, назвав Эскартина наркоманом. Больше такое не повторится. Реакция Фабиана и Кристо и испытание, которому они решили подвергнуть ее, доказывали, что история Эскартина была для бригады болезненной темой.

В дверь позвонили. Рейес натянула старую футболку с логотипом автосервиса и пошла открывать. Футболка едва закрывала ягодицы. Когда она спускалась по лестнице, раздался еще один звонок. Наверное, пришли снять показания счетчиков воды или электричества. Или это почтальон. Но она ошиблась: на пороге стоял Фабиан с небольшим бумажным свертком в руках.

— Мильфей из «Орно-де-Кончи». Божественный.

— Всегда приносишь мильфей подстреленным товарищам?

— Не драматизируй, тебя совсем чуть-чуть задело.

— Да мне чуть печень не прострелили!

— Кристо очень меткий стрелок. Хотел бы прострелить тебе печень — прострелил бы. Так и будешь держать меня на пороге или впустишь во дворец? Холодно, у меня руки закоченели. Скажи мажордому, пусть подаст нам пирожные на фарфоровых тарелках и заварит чай. Вроде у богатых так принято? Чай, пирожные и розовый кокаин.

Рейес улыбнулась, взяла сверток и, бросив: «Ладно, придурок, заходи», — впустила Фабиана в дом. Разглядывая огромную гостиную, тот присвистнул: дизайнерская мебель, старинный фарфор, который коллекционировала мать Рейес.

— Кажется, я знаю, кого ограбить, чтобы скопить денег перед выходом на пенсию.

Он взял японскую фарфоровую фигурку тигра и сунул зверю в пасть палец, как ребенок, исследующий новую игрушку.

— Девятнадцатый век. Лучше поставь на место, еще разобьешь. Он тысяч тридцать стоит.

Фабиан снова присвистнул:

— Да ну! На фига тебе тогда каждый день вставать в шесть утра и тащиться на работу?

— Ну нравится мне работать в полиции, сколько раз повторять? Что тут непонятного? Пойду приготовлю кофе.

Направляясь на кухню, Рейес заметила в зеркале, как Фабиан уставился на ее голые ноги. Она могла бы подняться в спальню и надеть джинсы, но, доставая кофеварку, поняла, что ей этого совершенно не хочется.

— Кристо просит тебя вечером заехать к Курро.

Они съели по пирожному, и Рейес попросила у Фабиана адрес пекарни, соврав, что это лучший мильфей в ее жизни. Фабиан скинул ей адрес, не скрывая гордости — в точности как жители Колонии-Маркони, которые каждый гол Рауля воспринимали как личную победу.

— Что ему надо? Хочет еще пострелять? Надеется, что в этот раз прицелится лучше и точно меня угробит?

— Приглашает тебя выпить в честь выздоровления.

Рейес скептически хмыкнула.

— Мы должны быть осторожными, Рейес. Только и всего.

— Вы просто параноики. Я предположила, что ваш осведомитель был наркоманом, и что? Разве я ошиблась?

— У тебя хороший нюх. Удивительно, учитывая, в каком шикарном месте ты выросла. Станешь отличным полицейским.