Читать книгу 📗 "Молчание матерей - Мола Кармен"

Когда Рейес покинула архив, уже темнело. Она села в машину. Ее по-прежнему мутило, и она подумала, что стоит сходить к врачу.

Глава 50

Она ворвалась в детский дом и, не поздоровавшись с девушками на ресепшен, которые собрались в кружок и о чем-то болтали, помчалась по коридору.

— Где Алисия? — выкрикнула она, увидев одного из сотрудников.

Отвечать ему не пришлось: Алисия выглянула в коридор и, не решаясь посмотреть Элене в глаза, жестом пригласила ее в небольшой кабинет. Элене казалось, что ее сердце вот-вот разорвется. После короткого телефонного разговора с Алисией она чувствовала себя как пациент, которому только что поставили фатальный диагноз. Она словно выпала из реальности, а в голове крутилась одна-единственная мысль — о неотвратимости смерти.

— Где Михаэла?

— Элена…

Алисия сгребла со стула кучу бумаг и предложила Элене сесть, но та отказалась. Элена понимала: Алисия ведет себя так же, как и она сама, когда разговаривает с человеком, только что потерявшим кого-то из близких.

— Я хочу ее увидеть.

На лице Алисии отразилось сочувствие.

— Я звонила тебе, ты не отвечала.

— Я работала. У меня были трудные дни. Вы что, не могли подождать?

— У него были все документы и разрешение от министерства, что я могла поделать?

— Не отдавать ее! Алисия, два дня назад никто не знал, куда он запропастился! Что вообще произошло? Он вдруг вспомнил, что у него есть дочь? И ты просто отдала ему девочку! Ты сама понимаешь, что натворила?

— Он биологический отец Михаэлы. Он имеет право забрать ее и продолжить лечение в Румынии.

— Она должна была приехать ко мне на выходных! Я уже начала готовить документы для удочерения…

Алисия промолчала; ей было нечего ответить. Элена села: у нее кружилась голова, подкашивались ноги. Она закрыла лицо руками и стала глубоко дышать, пытаясь справиться с волнением. Кричать на соцработницу бессмысленно. Она выполняла свою работу, и Элена понимала, что в произошедшем никто не виноват.

— Где они? — прошептала она наконец.

— Он увез ее сегодня утром. У него были билеты на двенадцать.

— Вы могли хотя бы дождаться меня, чтобы я с ней попрощалась.

— Мне очень жаль, Элена. Я тебе звонила…

— Знаю, знаю… Я не отвечала.

Слезы обжигали. В душе разверзлась пропасть, о которой она почти забыла — благодаря Михаэле. Алисия подошла к Элене и положила руку ей на плечо.

— Думаю, он правда ее любит. У Михаэлы все будет хорошо, поверь. Я попросила у него контакты, чтобы ты могла, если захочешь, позвонить ей или написать.

Элена, совершенно уничтоженная, покачала головой. У нее не было сил ни поблагодарить, ни отказаться. Она не стала дожидаться, пока Алисия даст ей телефон и адрес отца Михаэлы. Ей требовалось срочно заполнить пустоту, расползавшуюся внутри, как раковая опухоль.

Граппа обожгла пищевод и встряхнула внутренности. На сцене мужчина в офисном костюме пел что-то из Хосе Луиса Пералеса — совершенно невыразительно. Элена сидела, облокотившись о барную стойку, и с грустью думала, что Сарате не придет за ней. А раньше приходил: когда Анхель хотел ее увидеть, он появлялся в Cheer’s, где она топила чувство вины в алкоголе. Но теперь с этим покончено. Она выбрала Михаэлу, хоть и знала, что ставит под угрозу их отношения с Анхелем. И в итоге потеряла обоих. Они с Сарате стали чужими. Она прочитала это в его глазах. Он пытался вести себя как обычно, но не смог ее обмануть. Элена думала, что найдет в себе силы бороться за него, но сейчас, наслаждаясь граппой, как встречей со старым другом, поняла, что сил больше нет. Она осталась одна. Ей не стать матерью, она не сможет заботиться о Михаэле. Теперь девочка, должно быть, уже в Румынии. Когда она вырастет, Элена останется в ее памяти лишь смутным образом.

Она совсем одна. Она так устала. Она больше не может работать в ОКА и каждый день видеть ужасы. Она не в силах и дальше быть инспектором Эленой Бланко.

Взяв микрофон, официант объявил ее выступление. Элена вздрогнула, развернулась на стуле, встала и направилась к сцене. Конечно, она выбрала песню Мины Маццини, “Небо в комнате”. Несмотря на туман в голове, она старалась петь с чувством и не фальшивить. Судя по реакции посетителей бара, у нее получилось. Под аплодисменты она вернулась на свое место, и к ней тут же подсел полный мужчина, который недавно исполнял Пералеса.

— Я тебя тут раньше не видел, как тебя зовут?

Элена жестом попросила официанта налить еще.

— Ты так поешь, у меня аж мурашки по телу побежали. Ты была профессиональной певицей?

Она смотрела, как граппа заливает лед в бокале, как соблазнительно светлеет ее золотистый оттенок. Идеальное сочетание. От бокала поднимался легкий дымок, словно приглашая сделать глоток.

— Если позволишь, за этот бокал заплачу я, — сказал мужчина.

Элена наконец повернулась к нему:

— Надеюсь, у тебя внедорожник.

Она лукаво улыбнулась, но голос ее звучал глухо, в нем слышалось скорее отчаяние, чем желание.

Глава 51

Моника очнулась с жуткой головной болью. Последнее, что она помнила, — смуглая женщина с короткой стрижкой проникла к ней в дом. У женщины был мексиканский акцент. Моника не помнила, как открыла ей дверь. Войдя, незнакомка схватила лампу и ударила ею Монику по голове. От второго удара Монике удалось увернуться, но третий сбил ее с ног. Резкая боль пронзила плечо, но Моника все же пыталась защищаться. Затем незнакомка ударила ее чем-то так сильно, что Моника отключилась. Как долго она пролежала без сознания — неизвестно.

Она почувствовала, что замерзла, и поняла, что на ней совсем нет одежды. Попыталась пошевелиться, но не смогла, и не только из-за сильной боли в явно сломанном плече: она лежала на койке без матраса, примотанная к ней строительным скотчем в несколько десятков слоев. Рот тоже заклеен скотчем. Она могла только слегка двигать головой — достаточно, чтобы увидеть, что находится в какой-то грязной лачуге. Кажется, она была одна, по крайней мере, больше она никого не видела. Она попыталась освободиться, но каждое движение отдавалось острой болью в плече.

В дверях появилась фигура. Та самая худая смуглая мексиканка.

— Предупреждаю: тебя все равно никто не услышит, так что кричать бесполезно, себе же сделаешь хуже.

Женщина сорвала с ее губ скотч, и Моника тут же закричала.

— Я же предупреждала.

Мексиканка схватила ее за плечо, и Монику обожгла невыносимая боль.

— Теперь заткнешься?

Моника замолчала и тихо заплакала.

— Плечо у тебя все посинело. Если выйдешь отсюда живой, в чем я сомневаюсь, не сможешь шевелить рукой. Хотя кто знает, медицина сейчас такая продвинутая. Взять тебя — родился мужчиной, а мужских органов больше нет.

Моника молча всхлипывала.

— Операция стоила кучу денег. Сколько?

— Не знаю…

— Двадцать тысяч долларов? Сто? Тебя оперировали совсем недавно…

Моника решила, что отвечать нет смысла, и промолчала. Тут же последовало наказание: мексиканка снова вцепилась в ее плечо, и Моника снова взвыла от боли.

— Твое имя было в списке… Захотел стать мамой и папой одновременно?

Мексиканка отвернулась и потянулась за своим рюкзаком.

— Сейчас я тебе покажу кое-что, — сказала она и достала какой-то сверток. — Смотри — это Зенон, наш сын. Наш с тобой. Меня оплодотворили твоей спермой.

— Я женщина, у меня нет спермы, — в ужасе залепетала Моника.

Мексиканка продолжала, как будто не слышала ее:

— Он родился бы, и его сразу забрали бы у меня, чтобы отдать тебе. И ты растил бы его, и он ходил бы в школу — нарядный, в серых брючках и белой рубашечке… Думаешь, он был бы счастлив?

— Он мертв?

— Ну конечно мертв… Он был бы похож на тебя или на меня?

— Этот ребенок не может быть моим, ты что, не видишь? Посмотри на меня!