Читать книгу 📗 "Щука - Макгоуэн Энтони"

— Можно подержать? — спросил Кенни.

Я дал ему часы. Он держал их и поглаживал пальцами точно так же, как только что это делал я.

— Я их отдам Джезу, — сказал я.

Кенни поднял на меня глаза. Я думал, он разозлится, будет недоволен или просто не поймёт, о чём я.

Но он всё понял.

— Ага.

— И в полицию не буду сообщать, — сказал я. — В смысле, про то, что Джезов отец там в пруду. По крайней мере, пока не расскажу всё самому Джезу.

— Ага, я понял, — сказал Кенни.

— А отцу давай скажем, что мы ходили…

— За удочкой. Хорошо. Я понял.

В этот момент к нам в палату вошёл отец и сразу за ним — Дженни. Он поцеловал Кенни, а меня обнял, обозвал идиотом и пообещал, что если я снова отчебучу что-нибудь такое, то он… сам не знает, что со мной сделает. Кенни рассказал, что это он закинул в пруд удочку и что я пытался не пустить его за ней. Я слушал и гордился им, но в то же время мне было стыдно, потому что до сих пор ни разу не было такого, чтобы Кенни начал лгать ради кого-то другого. Он всегда говорил правду, ну, или, бывало, врал и выкручивался, когда ему грозил большой нагоняй. А сейчас лгал, чтобы выгородить меня.

После этого я рассказал отцу про человека, который спас нас с Кенни.

— Мы сначала подумали, что он типа извращенец, — сказал я. — Один раз он на нас накричал, и мы решили, что от него всякого можно ждать… А потом… не знаю, откуда он взялся… когда мы упали с плота, и я подумал, что Кенни…

Тут я заплакал. Всё плакал и плакал и уже даже подумал, что никогда не перестану.

Но в конце концов перестал и дорассказал про наше спасение. Отец задал несколько вопросов про того человека, а потом молча задумался.

23

Меня оставили в больнице на ночь. Чувствовал я себя нормально, но врач сказал, что за мной надо понаблюдать. Я был даже не против. В больнице были очень удобные кровати, правда, еда — полный отстой.

На кроватях слева и справа от меня лежали старики. Один полночи хохмил, типа: «Две антенны на крыше решили пожениться. Свадьба была дерьмовая, но зато приём — великолепный». Другой был при смерти, поэтому с чувством юмора у него было неважно.

На следующий день отец, Кенни и Дженни приехали забрать меня из больницы. За дверью палаты ждал сюрприз — тот человек. Мужчина с Беконного пруда.

— Это мистер Макгиллиган, — сказал отец. — Ты, наверно, хочешь ему что-то сказать.

Мужчина улыбнулся. Сразу было видно, что он делает это нечасто. В смысле, улыбается и вообще с людьми разговаривает.

— Спасибо, — сказал я, а Кенни выскочил у меня из-за спины и обнял его.

— Да чего там, — сказал мужчина.

— Теперь за тобой репортёры будут гоняться, — сказал отец.

Мужчина снова неловко улыбнулся:

— Да ну их.

Дженни пригласила его зайти на днях к нам на чай, и он обещал, что зайдёт. На прощание мы, как взрослые, пожали друг другу руки. И Кенни тоже пожал.

Меня как пострадавшего посадили на переднее сиденье, а отец с Кенни смешно скорчились сзади с коленками на уровне ушей.

— Я нашёл этого человека, — сказал отец. — Мы с ним вместе учились в школе. У него тогда была кличка Кот. Поначалу всё у него складывалось нормально, но потом жизнь повернулась как-то не так. Он стал сторониться людей, растерял друзей и знакомых, ни на одном месте не задерживался подолгу. Я подозревал, что с ним случилось что-то ужасное, но что именно, так и не узнал. Иногда бывает, что на нас слишком много всего наваливается. Короче, я пришёл к нему вчера вечером… И ты знаешь, то, что он спас вас с Кенни… Мне кажется, это его убережёт — не даст переступить последнюю черту. Хотя откуда мне знать.

Отец рассказывал про Кота, или как там его звали, но я чувствовал, что мыслями он где-то ещё. Это было понятно по тому, как Дженни вела машину, как она нервничала и всё поглядывала на отца в зеркало заднего вида.

Что-то в этом всём было… неправильное. Нет, «неправильное» — это не то слово. Скорее необычное, не такое, как всегда. Что-то случилось. Кроме нашего приключения на Беконном пруду. Что-то другое. Имеющее отношение и к отцу с Дженни, и к нам с Кенни.

Не знаю почему, но от поездки на машине я очень устал. Дома я с трудом, зато без отцовской помощи поднялся на второй этаж и сразу лёг в кровать. Отец поправил мне одеяло, я заснул и проснулся только ближе к вечеру. Когда я спустился вниз, отец с Дженни сидели на кухне, а Кенни смотрел телик.

Мы немножко поболтали, я сказал им, что чувствую себя хорошо. А потом отец взял да и заявил:

— Вчера я был в старом доме.

Сказав это, он замолчал, будто не знал, как продолжить.

— И что дальше? — спросила Дженни — не потому, что не знала, что будет дальше, а как раз потому, что знала.

— Не знаю, помнишь ли ты старый дом, — продолжил отец. — Он был красивый. Больше этого. И с садом… Тоже красивым.

— Ис качелями, — сказал Кенни. Он только что вошёл в кухню и решил, что отец рассказывает что-то забавное.

— Ага, — улыбнулся отец. — Качели на дереве. Теперь там ничего нет. То есть, я хотел сказать, дерево на месте, а качели сняли. Там всем распоряжается пожилая пара.

— Распоряжается качелями? — спросил Кенни.

— Нет, сынок, домом, — сказал отец. — Нашим старым домом. Когда они его купили, им уж было много лет. А сейчас они совсем старенькие. Но так вполне ничего. И соображают ещё нормально.

Я чувствовал, что отец оттягивает момент, когда надо будет сказать то, о чём ему говорить тяжело. Я понятия не имел, к чему он ведёт. Хотя нет, конечно, я понимал, что речь каким-то образом пойдёт о маме и о том, что я вчера сказал.

Вчера? А казалось, с того дня прошло уже сто лет.

— Они меня вспомнили, — продолжал отец. — Я даже не ожидал. Это, наверно, потому, что им наше несчастье запомнилось. Дело в том, Ники… и Кенни… Дело в том, что с вашей мамой было не всё в порядке. После того как она вас родила, у неё началась эта гадость — послеродовая депрессия. Она была немного не в себе. А я мало чем мог ей помочь. Просто толком не понимал, что с ней происходит.

Ну вот она и ушла. Взяла однажды и ушла. Мы, конечно, с ней ссорились и всё такое, но я не ожидал, что она вот так вот уйдёт. Я после этого тоже основательно расклеился. Перестал платить ипотеку, и банк отобрал у нас дом. Поэтому нам с вами пришлось переехать. Паре, которая наш дом купила, я нового адреса не оставил. И вообще не собирался больше как-то с ними пересекаться. Потому что зачем?

Отец умолк и несколько секунд смотрел прямо перед собой. О чём он при этом думал, трудно было даже предположить.

— Я бы, наверно, мог разыскать вашу маму, — грустно продолжил он. — Если бы по-настоящему постарался. Но это было бы непросто. Дело в том, что у неё почти не было родных. Отца своего она не знала, а мать — ваша бабушка — очень давно умерла. У неё была сестра, но жила она в Канаде. Но у меня ведь тогда тоже проблемы с головой начались. Вы, ребята, знаете. И продолжались, пока не появилась Дженни и не привела меня в порядок.

Дженни положила ладонь ему на руку и улыбнулась. Он накрыл её ладонь своей. Но вид у него по-прежнему был печальный.

— В общем, вчера я там был, — сказал отец. — После того что ты сказал, Ники, я пошёл в старый дом. Мне было очень тяжело. Потому что в этом доме мы часто бывали счастливы. Когда я позвонил в дверь, я плакал, у меня натурально текли по щекам слёзы. Хозяева, скорее всего, приняли меня за сумасшедшего. Удивительно даже, что они не вызвали полицию. Но когда я сказал, кто я такой, меня пригласили зайти выпить чаю. Потому что у них кое-что было… Я подозревал, что они у них хранятся. А они и вправду хранились.

— Пап, что у них хранилось? — опередив меня, спросил Кенни.

— Письма.

Отец наклонился, вытащил из стоявшего на полу пластикового пакета две большие пачки почтовых конвертов и выложил их на стол.