Читать книгу 📗 "Карл VII. Жизнь и политика (ЛП) - Контамин Филипп"
Фавориты
Однако, не противоречит ли этот образ государя, правящего и принимающего решения в согласии "со своим Советом" и осознающего свою ответственность, другому образу, созданному более поздней историографией и, прежде всего, засвидетельствованному самим временем, — образу слабой и безвольной личности, жалкой игрушки в руках череды фаворитов? Разве царствование Карла VII не было временем внезапных "переворотов" в окружении короля, что приводило к "скандальному" верховенству неблаговидных личностей, часто незнатного происхождения, которые пришли к власти благодаря своим коварным и подлым интригам? Хотя, как заметил Вольтер, "понятие фаворит можно толковать как в более широком, так и в более узком смысле, ведь иногда фаворит нес в себе идею власти, а иногда он означал лишь человека, угождающего своему господину" [729].
1425. "Переворот в команде советников". В этом случае король удалил от себя Танги дю Шателя, президента Прованса [Жана Луве] и мэтра Жана Кадара [врача Карла VII], которые до этого управляли всем королевством [730].
1426. "Сеньор де Жиак, Камю де Болье и сеньор де Тремуй, которому король доверил управление. Когда король переехал в Исудён, с ним был сеньор де Жиак, который был очень надменным и говорил, что король его очень любит и делает то, что он захочет, а это означало, что дела шли очень плохо" [731]. Жиак, который после пародии на судебный процесс был убит в феврале 1427 года по приказу Ришмона, несомненно, с одобрения Жоржа де Ла Тремуя, некоторое время был "главным советником короля, через которого, как говорили, осуществлялось управление королевством". И в это же время рядом с королем появился оруженосец по имени ле Камю де Болье [732].
1427. "В одна тысяча CCCC XXVII году […] возле замка Пуатье был убит оруженосец по имени Камю де Болье, уроженец Оверни, который имел на короля большое влияние, и по этой причине и был убит, после чего управление королем и королевством взял на себя сеньор де Ла Тремуй" [733].
Большую роль в переменах в окружении короля сыграли личные конфликты: так, Пьер де Жиак, по вине которого его собственная жена умерла насильственной смертью, поспешно женился на Екатерине де Л'Иль-Бушар, которая позже с той же подозрительной поспешностью вышла замуж за Жоржа де Ла Тремуя, бывшего, по меньшей мере, соучастником убийства ее мужа.
Но настал черед и Жоржа де Ла Тремуя, человека совершенно иного масштаба, чем два предыдущих фаворита, "управлявшего этим королевством" с 1427 по 1433 год [734]. В 1433 году в результате государственного переворота, подготовленного Анжуйским домом, Ла Тремуй был устранен и едва избежал смерти, "но затем сумел вернуться и вошел в правительство монсеньора Карла Анжуйского" [735].
1437. "В это время во главе правительстве находились Кристоф д'Аркур, сеньор де Шомон [Пьер д'Амбуаз] и мэтр Мартин Гуж, епископ Клермонский" [736].
1443. "В это время монсеньор адмирал де Коэтиви был удален от двора, не потеряв ни одной из своих должностей, а в правительство введены монсеньоры Пьер де Брезе, Жаме де Тилле и Пти Мениль [Жан дю Мениль-Симон, сеньор де Мопа, сенешаль Лимузена, а затем бальи Берри] [737].
Существует любопытный документ, составленный Гийомом Мариетом для герцога Филиппа Доброго и датированный 3 февраля 1445 года, содержащий закодированный список "тех, кто часто уединяется с королем". В этот список включены Пьер де Брезе, Бертран де Бово, Жаме де Тилле, Пти Мениль и Жан Бюро. Таким образом можно говорить о ближнем круге доверенных лиц. За ним следует более пространный список, содержащий имена тех, кто "увивается вокруг короля и практически от него не отходит". Среди этих людей было несколько дам, включая королеву, жену Пьера де Брезе, Маргариту Шотландскую и Агнессу Сорель. Но что означала эта близость к королю? Обязательно ли это приводило к политическому влиянию? [738]
В письме от 15 июня 1447 года из Буржа герцогу Савойскому сенешаль Пуату (Пьер де Брезе) назван "первым и самым близким советником короля, через которого все и делается" [739].
В 1455 или 1456 году Иоанн Алансонский поручил одному из своих эмиссаров сообщить английским лордам, с которыми хотел договориться, что он и король Сицилии были отстранены "от двора", так что там остались только графы дю Мэн, де Дюнуа, де Даммартен (Антуан де Шабанн), канцлер (Гийом Жувенель) и "группа буржуа, которые и управляют королем" [740].
В это же время миланский дипломат писал из Дижона своему господину Франческо Сфорца, как о необычном факте, что "в настоящее время никто в особенности королем Франции не управляет", добавляя, однако, что "кажется, наибольший авторитет у короля имеет Орлеанский бастард" [741]. Другой дипломат упоминает Гийома Гуфье де Буази, тогдашнего сенешаля Сентонжа, как "миньона и камергера, очень любимого королем", что не помешало, некоторое время спустя, его обвинить и осудить [742]. Однако очевидно, что Дюнуа и Гуфье были людьми разного уровня.
Карл VII, в отличие от своего сына или Людовика XIV, вряд ли мог править самостоятельно. Как и Людовик XIII впоследствии, он, в силу обстоятельств и особенно своего характера, охотно положился бы на главного министра или правительственную команду, но был вынужден предоставлять слишком много власти фаворитам, от которых, в конце концов, с его одобрения или без, избавлялись путем заговоров, иногда заканчивавшихся кровавым финалом.
Система управления: Колесо фортуны?
История, рассказанная Шатленом, дает право на иное суждение. Сцена происходит во время встречи в Пуатье, вероятно, в июне-июле 1443 года, между королем и его единокровной сестрой, к которой он был очень близок, Маргаритой де Валуа, ставшей дамой де Бельвиль в результате брака с Жаном Арпеденом, сеньором де Монтегю. Маргарита была дочерью Карла VI, на которого, как говорили, была очень похожа, и Одетты де Шамдивер. Во время этого разговора Маргарита задала брату следующий вопрос: почему после Аррасского мира, вопреки своим обязательствам, вы держали при дворе Прежена де Коэтиви, племянника Танги дю Шателя, одного из убийц Иоанна Бесстрашного, и даже предоставил ему "такую власть, что без него ничего не решалось"? Король ответил: Прежен — доблестный рыцарь и один из мудрейших людей моего королевства, но я ни в коем случае не предпочитаю его всем остальным, а лишь позволяю давать мне советы в свой черед, как и другим. Сестра короля продолжает: но тогда почему, если его советы так хороши, вы не держите его и других постоянно при себе, почему возникают все эти заговоры, которые, по словам Шатлена, привели к образованию "лиг" и "противоборствующих группировок"? Ответ короля: я согласен, что вокруг меня есть много добрых людей которые пытаются прорваться к власти, но власть это пустое место за Круглым столом справа от короля Артура, предназначенное для рыцаря, который преуспеет в поисках Грааля, но горе тому самонадеянному, кто займет его недостойно. Напрасно мои слуги надеются "оставаться при власти дольше, чем их предшественники", их все равно сменят одного за другим. Далее Карл VII использует другое сравнение — с колесом фортуны: такой слуга думает, что прочно закрепился на вершине, но достаточно одного оборота колеса, и он будет сброшен вниз. Конечно, колесо фортуны проворачивает сам король, но делает он это только после того, как исчерпает ресурсы человека, взобравшегося на вершину, отправляя его в опалу. Короче говоря, Карл VII, как говорили, разработал для приближенных такую систему конкуренции, которая позволяла требовать от них службы с максимальной преданностью его персоне и королевству [743]. Эти слуги, которые считали, что наконец-то сорвали главный куш, "вдруг обнаружили, что им причитается и выплачивается то же жалование, что и остальным. И так от первого ко второму, от второго к третьему, от третьего к четвертному, от четверти к пятому". Бенефициаром этого непрерывного процесса был только Карл VII, "настолько, что в конце концов его слава и царствование оказались на вершине колеса фортуны собранного из частей разных людей находившихся при власти". Следует признать правдивость этой истории; однако, с одной стороны, эта практика не была лишена риска (ее явно критиковали), а с другой стороны, нет уверенности, что она действовала с самого начала царствования. Возможно, что эта остроумная интерпретация короля, была сформулированная постфактум. Остается впечатление, что, по крайней мере в первые годы, Карл VII, вовсе не руководил происходившей вокруг него игрой.
