Читать книгу 📗 "Аромат империй. «Шанель № 5» и «Красная Москва». Эпизод русско-французской истории ХХ века - Шлегель Карл"
Итак, что мы узнаем из этого интервью? Огюст Мишель, «старорежимный спец», попадает в круговерть Гражданской войны и застревает в России, но справляется с ситуацией и помогает восстанавливать парфюмерную промышленность страны. Реабилитация парфюмерной культуры, которую в послереволюционные годы безжалостно клеймили и отвергали как буржуазную, дает ему известные преимущества. В эпоху индустриализации из деревень в города устремляется множество народу, слой выдвиженцев образует нечто вроде среднего класса, который может и должен позволять себе косметику, парфюмерию и одежду, производимую теперь на основе планового хозяйства и для широкого потребления.
Сотрудницы посольств и зарубежные гости с удивлением отмечали, как сильно изменилась в тридцатых годах московская мода. Витрины и ателье напоминали витрины и ателье Парижа или Нью-Йорка. Те же модели можно было видеть на Западе, однако здесь они радовали глаз только в витринах, но не в быту. Эльза Скиапарелли, чьи модели пользовались широким спросом в Италии и Франции, была изумлена при виде невообразимого количества шифона и платьев с меховой отделкой, но ее совет шить простую и практичную одежду натолкнулся на глухую стену непонимания. Многочисленные показы мод, плакаты и объявления свидетельствовали о том, что в сфере моды происходят глубинные изменения. Особенно заметно они проявились в деятельности основанного в 1935 году Дома моделей в Москве на Сретенке. Это учреждение билось над решением парадоксальной задачи: внедрить высококачественный продукт в массовое производство. Но именно в сфере моды амбициозный продукт требует кропотливой ручной работы, а массовое производство основано на упрощении, стандартизаций и сокращении числа операций. Вкус формируется стихийно, мода созревает в подсознании под влиянием настроений и эмоций, а внедрять ее нужно на несколько лет. Мода не поддается планированию, а пятилетний план — ведь это было время пятилеток — не учитывает неопределенности и колебания изменчивого духа времени. В этом заключалось непреодолимое противоречие. И мода как спонтанное и непредсказуемое «предощущение грядущего» (Вальтер Беньямин) лишается своей роли, становится реализацией долгосрочного проекта, основанного на науке, а не на «анархии рынка». Что противоречит самой сущности моды. «Созданная при сталинизме мощная бюрократия, с ее жесткой, иерархически структурированной и чрезмерно централизованной системой управления промышленностью, до самого конца социализма определяла, как должна работать мода. Руководствуясь иерархическим принципом, государственные текстильные фабрики отвечали не запросам своих клиентов, а потребностям своих начальников, от чьих ассигнований и планов они зависели» 103. Советские граждане всю жизнь стояли в очередях в магазинах тканей и одежды, всю жизнь находились в конфронтации с иррациональной, неповоротливой системой, отменившей игру спроса и предложения. А система, мягко говоря, умудрялась планомерно предлагать летние вещи зимой, а зимние — летом.
С середины тридцатых годов изменился и образ советской женщины. Она снова могла выступать хранительницей домашнего очага, женой и матерью и с чистой совестью наслаждаться подобающей ей роскошью, включая все украшения, аксессуары и платья, пропагандируемые в советских модных журналах «Искусство моды», «Ателье» и прочих. Спросом пользовались не простота и скромность, но «величие, классицизм, уникальность и изысканность» 104.
Парфюмерное производство также переводится на плановые рельсы. Следуя пафосу пятилетки, ему предстояло стать, как сказал бы Огюст Мишель, Днепрогэсом, то есть самым крупным парфюмерным производством Европы [18]. Мишель основал советскую школу парфюма: Павел Иванов и Алексей Погудкин продолжили его дело. В свое время Вальтер Беньямин задавался вопросом, не слишком ли дорого обойдется перевод моды на плановые рельсы, если он увеличит вал и ширпотреб, но повлечет за собой смерть моды как самого чувствительного выражения общественных настроений, как предощущения Грядущего 105.
Неизвестно, что произошло с Мишелем в 1937 году. Его следы теряются, и нам остается только строить догадки. Может быть, он избежал гибели, взяв фамилию жены (он был женат на советской гражданке); может быть, уехал из Москвы, и его поглотила анонимность бескрайней страны. Но скорее всего, его исчезновение связано с репрессиями ежовщины. Мишель был иностранцем, кроме советского, имел французское гражданство. Иностранный специалист легко мог вызвать подозрения и быть репрессирован как шпион, диверсант, агент вражеской разведки. Мишель был буржуа по происхождению, к тому же работал в отрасли, производящей предметы, роскоши, — и уже только поэтому обречен на гибель. Неизвестна и судьба Андрея Алексеева, дизайнера, который вместе с Мишелем перешел от Брокара в «Новую зарю» 106.
Но точно известна судьба Михаила Лоскутова, бравшего интервью у Огюста Мишеля. Лоскутов, по свидетельству Константина Паустовского, был советским писателем молодого поколения, членом Союза писателей. Он родился в 1902 году в Курске, проживал в Москве, его последний адрес: Каретный переулок, 3, квартира 2. Двенадцатого января 1940 года был арестован, судим Высшим военным трибуналом и приговорен к смерти за «участие в контрреволюционной деятельности террористической организации». Его расстреляли 28 июля 1941 года, то есть вскоре после нападения Германии на Советский Союз, когда ввиду наступления вермахта НКВД спешно ликвидировал многих арестованных 107.
В павильоне СССР на Всемирной выставке 1937 года была представлена широкая панорама советского образа жизни, в том числе дизайн, мода и косметика. Знаменитости советского дизайна и парфюмерии приехали в Париж. Огюст Мишель мог бы легко встретить там Эрнеста Бо, который наверняка посетил эту эффектную экспозицию, как и все другие, кто имел дело с русской диаспорой во Франции. Труппа Дягилева тоже выступала на территории Выставки у подножия Эйфелевой башни. Модель Дворца Советов была одним из самых посещаемых экспонатов, но достойный ее аромат не был представлен в Париже.
Духи «Красная Москва» получили высшую награду на ВДНХ, где была устроена Всесоюзная выставка легкой промышленности. На рекламном плакате Алексея Вольтера монументальные флаконы «Красной Москвы», повторяют силуэты Кремлевских башен. Как будто полное слияние этого аромата с центром государственной власти еще нуждалось в демонстрации 108.
Соблазнительный аромат власти. Коко Шанель и Полина Жемчужина-Молотова. Две карьеры в XX веке
Историческое событие — Русская революция — привело к тому, что от одного дореволюционного парфюма ведут свое происхождение два, «Любимый букет императрицы Екатерины II» превратился в «Chanel № 5» и «Красную Москву». Это расхождение линий развития воплощается в судьбах обоих парфюмеров, Эрнеста Бо (Париж) и Огюста Мишеля (Москва), и материализуется в различных производственных стратегиях частного предприятия Шанель, с одной стороны, и советского госпредприятия ТЭЖЭ — с другой. Обе марки утоляли жажду красоты во времена войны и разрухи и символизировали расставание с миром, чье время истекло.
Искусственные ароматы XX века создаются в контексте насилия и соблазнов. В этой главе мы попытаемся проследить связь между миром ароматов и аурой власти 109. Эту связь не нужно доказывать или притягивать за уши, ее достаточно обнаружить, все прочее завело бы нас в дебри историософии.
Мы не знаем всего, но знаем очень многое о Коко Шанель и ее мире. Но что мы знаем о мире, пропитанном запахами фирмы «Новая заря», и, прежде всего, о ее самом знаменитом продукте — «Красной Москве»? Шанель слишком знаменита, слишком успешна, ее забыть невозможно. О наркоме Полине Жемчужиной-Молотовой мы знаем, в общем, лишь то, что она была женой советского министра иностранных дел Молотова и в сталинское время пять лет отбывала заключение в лагере. О том, какую большую роль она сыграла в развитий советской парфюмерии и косметики, мы забыли 110.