Читать книгу 📗 "ЦРУ раскрывает свои секреты... Ветераны ЦРУ о тайных операциях в СССР - Клименко Валентин Григорьевич"
Среди личного состава КГБ разоблачение Воронцова произвело эффект разорвавшейся бомбы. Агент ЦРУ в наших рядах — такого для каждого из тех, кто знал о разработке контрразведкой Воронцова, как говорится, и в страшном сне не могло присниться. А знал о мероприятиях по разоблачению Воронцова чрезвычайно ограниченный круг лиц, так как малейшая утечка информации, даже просто об интересе к Воронцову со стороны Второго главного управления, неминуемо могла привести к тому, что американцы незамедлительно свернули бы операции по связи с ним, а сам Воронцов уничтожил бы все уликовые материалы. Все это практически ликвидировало бы доказательную базу следствия в случае задержания и ареста Воронцова, но этого не произошло. Кроме того, американцы смогли бы предпринять экстренные меры по тайному вывозу Воронцова из страны, и агент ЦРУ, таким образом, вообще мог бы уйти от ответственности за свое предательство…
Воронцов был с соблюдением мер предосторожности задержан, арестован и помещен в Следственный изолятор КГБ, где он во всем сознался и согласился на сотрудничество со следствием. Контрразведкой были предприняты меры по легендированию временного отсутствия Воронцова по месту службы и проживания, с тем чтобы предотвратить утечку информации о его задержании и распространение слухов об этом.
Организация контакта с ЦРУ от имени Воронцова и задержание разведчика резидентуры Майкла Селлерса прошли штатно. Помимо непосредственного задержания Майкла Селлерса на месте его контакта с Воронцовым, доставки его в микроавтобусе в здание КГБ и участия вместе с генералом Красильниковым в процедуре официального разбирательства с Селлерсом в помещении Приемной КГБ с привлечением представителя МИД СССР, Следственным управлением я был включен в группу офицеров, проводившую обыск в одной из квартир родственников Воронцова.
В квартире никаких уликовых материалов, представлявших интерес для следствия, обнаружено не было. Но само мероприятие оставило тяжелые воспоминания о ситуации, в которой, помимо своей собственной воли, оказываются родственники, втянутые преступниками в орбиту следственных действий. Шок, растерянность, беспомощность, отсутствие возможностей повлиять на ситуацию, неверие в то, что это действительно происходит с ними, у них на квартире, безысходность — такие, очевидно, чувства испытывали ни в чем не повинные люди. Никто из нас не был знаком с Воронцовым, даже никогда в глаза его не видел, но все равно было стыдно, что он был один из нас, из контрразведки, хотя и не из центрального аппарата, а из Московского управления. Но он был сотрудник КГБ СССР..
Открытое судебное заседание проходило в большом зале для совещаний и торжественных собраний в здании Московского управления КГБ СССР. На заседание были приглашены сотрудники Второго главного управления КГБ и Следственного управления, принимавшие участие в разоблачении Воронцова, его задержании, аресте, следственных действиях и захвате с поличным Майкла Селлерса. Зал был заполнен до отказа работниками Московского управления.
В процессе всего заседания в зале стояла напряженная гнетущая тишина. Воронцов был приговорен к исключительной мере наказания — расстрелу.
Мы, сотрудники Второго главного управления, испытывали удовлетворение от чувства выполненного долга, с одной стороны, а с другой — какое-то опустошение от происходящего, от того, что Воронцов был все-таки одним из нас…
Глава десятая
Интервью с сотрудником ЦРУ Майклом Селлерсом
О КГБ и ЦРУ
В 1980-х годах ЦРУ обладало очень подробными сведениями о структуре КГБ, тогда как у КГБ были очень хорошие знания о детальной структуре ЦРУ. Я думаю, что обе стороны хорошо знали друг о друге в организационном плане. Тем не менее люди, которые ездили в Москву, люди, служившие за рубежом в Москве, — у нас были функциональные знания о структуре КГБ. Но не обязательно самые глубокие знания, которыми мог обладать аналитик в Вашингтоне.
Мы знали, например, что Второе главное управление было ответственно за контрразведку. Мы знали, что Седьмое управление осуществляло наблюдение. Мы знали, что Американский отдел Второго главного управления несет ответственность за слежку и мониторинг наших действий — у нас была вот только такая информация. Но в Вашингтоне были аналитики, которые действительно имели об этом больше информации.
Когда я приехал в Москву в 1984 году, Рэм Красильников был единственным, чье имя я знал. Он был уже хорошо известен, общепризнан и уважаем. Что касается других имен, то я узнал их позже, когда у меня была возможность стать гостем КГБ. Когда мы работали на ЦРУ в середине 1980-х годов, у нас было понимание и убеждение, что мы и КГБ были, по существу, два главных противника в мире. И мы считали КГБ наилучшим противником, с которым мы могли бы столкнуться. Мы очень высоко оценивали и испытывали уважение к уровню их профессиональных способностей.
О правилах Гербера
У нас даже было понятие «Московские правила», которое употреблялось в отношении работы с максимально возможным уровнем безопасности и разведывательной деятельности. Мы считали, что самым большим вызовом была работа в Москве, работа против КГБ на его территории.
Я знаю, что это так забавно. Хорошо, я постараюсь ответить на этот вопрос. Если вы сегодня зайдете в Интернет и забьете в поисковик «Московские правила», вы увидите конкретный список предполагаемых «московских правил», но это все будет не так, как я это помню. Я помню все несколько иначе.
Главным образом под «Московскими правилами» мы понимали то, что мы должны были осознавать, что все время находимся под наблюдением противника и должны были действовать соответствующим образом. К этому существовал целый ряд более мелких дополнений. Некоторые вещи, о которых вы можете прочитать сегодня онлайн, звучат довольно драматично, но это не так, как я понимал их в то время. Мы использовали это понятие, как правило, чтобы просто сослаться на самый высокий уровень разведывательной деятельности.
О работе ЦРУ в Москве
Для того чтобы попытаться понять, какая задача стояла перед ЦРУ в Москве в 70-е и 80-е годы, в первую очередь необходимо осознать, что в целом по всему миру мы имеем широкий спектр задач, которые мы выполняем. Мы вербуем, мы разрабатываем, мы устанавливаем связи.
В Москве у нас была гораздо более ограниченная задача из-за вездесущего КГБ и того, что мы называли «враждебным окружением». У нас было две вещи, которые мы пытались делать. Одна из них заключалась в организации встреч с нашими агентами с целью обмена информацией между людьми на местах в Москве. А вторая — в проведении технических операций для получения информации с помощью технических средств. Вот что на самом деле в той или иной степени мы пытались делать в Москве в 1980-х годах.
Я думаю, что история показала, что в течение 70-х и 80-х годов наиболее успешной операцией была операция Толкачёва. Он работал на нас с 1977 по 1985 год. Он был авиационным инженером. Я знаю, что этот случай очень хорошо известен в России. Но я думаю, что с американской точки зрения это был чрезвычайно успешный пример, который сегодня, возможно, является величайшим событием той эпохи.
В 1970-е годы было также дело Огородника, которое было очень успешным в плане предоставления Соединенным Штатам разведывательных данных о внутренней и внешней политике (СССР). Огородник работал дипломатом и имел доступ к конфиденциальной информации во время переговоров об ОСВ (ограничении стратегических вооружений). Таким образом, это была очень секретная и важная операция в 70-е годы. Конечно же, до этого был случай Пеньковского. Таким образом, это, вероятно, самые громкие дела.
Когда я приехал в Москву в 1984 году, в КГБ знали, кто я. Я служил в других местах за границей, у меня были с ними общие контакты. Я знал, что они имели информацию обо мне, в частности из-за событий, которые произошли в Африке, где я служил в одной из стран, в которой было большое советское присутствие. Во время моей работы в Африке стало очевидно, что они знали, кто я. Так что все было понятно.
