Читать книгу 📗 "Шпионаж и любовь - Малли Клэр"
Два месяца спустя «Руахин» возвращался в Лондон. На обратном пути корабль был почти пуст, и Кристина проводила большую часть времени, загорая на палубе, а Малдоуни часто присоединялся к ней. По его словам, тогда они уже были любовниками. Он утверждал, что она была «единственной женщиной, которая могла соответствовать его постоянным сексуальным требованиям» [43]. Но в этом было и нечто большее. По его словам, Кристина была «невротиком», разрываясь между решимостью и депрессией, и порой была одержима смертью до такой степени, что в Панаме они заключили договор о самоубийстве, который в итоге ничем не закончился [44]. Малдоуни, без сомнения, попал под ее чары, его завораживали ее горе и горечь, плетение ее историй, но в этом было что-то разрушительное, и он не мог предложить никакой конструктивной поддержки. Если бы Кристина тонула, Малдоуни, вероятно, с готовностью пошел бы ко дну вместе с ней. В лучшие дни она, возможно, считала его просто еще одним незначительным преданным поклонником, но в течение нескольких месяцев на борту корабля, остальная часть экипажа которого ее сторонилась, Кристине больше не к кому было обратиться. Вместо этого она сфокусировала сияние своей личности на Малдоуни, и он поверил, что она влюблена в него и не может без него жить. И как бы то ни было, Кристина не сделала ничего, чтобы изменить это впечатление. Когда они вернулись в Плимут в середине сентября 1951 года, она решила, что пришло время отплатить за все милости Малдоуни, и первым жестом благодарности было то, что она предложила подбросить его в Лондон на машине Анджея.
Как ни странно, «веселая, хотя порой задумчивая» Кристина, как описал ее один из пассажиров, оказалась отличной стюардессой, заботящейся об обитателях палубы D, страдавших от морской болезни, уделяя им неизменно добродушное внимание, как свидетельствуют несколько благодарственных писем [45]. Эти письма также показывают, насколько болезненной для нее была эта часть жизни. «Я надеюсь, что ваши будущие путешествия будут удачными, – написала одна женщина перед прибытием. – Как пассажирка, я не нашла этот корабль “счастливым” – атмосфера определенно этому не способствовала» [46]. «Вы всегда были такой доброжелательной, любезной и веселой, несмотря на многие трудности и испытания, которые у вас были, – написал другой. – Желаю вам удачи и счастливого корабля» [47]. Но Кристина не желала счастливого корабля. Как только она добралась до Лондона, она попросила своих британских друзей помочь ей найти любую другую работу. Эйдан Кроули, в тот момент член парламента от Северных Графств, рекомендовал ее как способную женщину исключительной честности и больших достоинств… способную оказаться на месте на любой административной или другой должности» [48]. Патрик Говарт отметил, что она «много путешествовала» и «была наиболее опытной в языках», способной «наладить отлиные отношения с людьми самого разного происхождения» [49]. Но Фрэнсис пошел дальше всех: «Невозможно преувеличить ее способности как чиновника или человека, – писал он в рекомендации, которую Кристина много раз копировала. – Ее совершенно исключительные способности должны сделать ее наиболее ценной для любого работодателя, который пожелает воспользоваться ее услугами… Невозможно, – закончил он, – охватить все качества столь выдающейся личности» [50]. То, что рекомендация была написана любовником, было слишком очевидным, и Фрэнсис позже признался, что ему пришлось смягчить текст. Но даже эта версия не имела большого эффекта.
Оказавшись в Лондоне, Кристина вернулась в свою старую комнату в отеле «Шелбурн» и заказала еще одну дальше по коридору для Малдоуни. Два дня спустя он переехал в Клуб торгового флота в нескольких минутах ходьбы от Ланкастерских ворот, по другую сторону Кенсингтонских садов. Однако, согласно записям в отеле, он вернулся, по крайней мере на одну ночь, забронировав отдельный номер 17 октября, когда Кристина также была на месте. Кажется, мало сомнений в том, что их отношения были более чем платоническими. Когда графиня Пшеджецкая, работавшая поварихой, заметила, как она устала, и спросила, не слишком ли тяжело ей, как молодой женщине, работать стюардессой, Кристина только рассмеялась, сказав: «Нет, нет, нет, у меня есть молодой человек, он всегда может за меня вступиться» [51]. Графиня не одобрила это, сказав Кристине, что опасно давать человеку надежду, когда понимаешь, что он явно не подходит тебе как партнер. Кристина не придала этому значения, поэтому графиня повторила свои тревоги и снабдила их соответствующими наставлениями в разговоре с дочерью-подростком Терезой. Однако та знала, что Кристина рисковала жизнью ради своей страны во время войны, слышала истории о том, как она спасала мужчин в Польше и Франции, и считала ее «великим героем, очень красивой, высокой и стройной… и очень способной» [52]. Она была уверена, что Кристина сможет позаботиться о себе.
Тем временем Анджей был только рад выказать Малдоуни свою благодарность за опеку над Кристиной на протяжении всего путешествия. Поблагодарив его «от всего сердца» за то, что он «так порядочен», он представил его лондонскому кругу [53]. Кристина попросила своих друзей быть добрыми с коллегой, объяснив, что он поддержал ее, но также предупредив, что он «очень чувствителен». Малдоуни приняли тепло, регулярно приглашали на ланч, напитки и в кино, а Людвиг Попель даже подарил ему бензиновую зажигалку в знак дружбы. Вскоре Малдоуни проводил большую часть дня среди «потерявших позиции аристократов и стареющих генералов» в «Белом Орле», ожидая, когда придет кто-то из знакомых Кристины [54]. Он даже начал изучать польский язык.
Но хотя Малдоуни был приятным и вежливым, он был так же напуган, как и впечатлен. Совершенно очевидно, что втайне он нервно сидел на краю стула, нерешительно разговаривая и стыдясь своего невоенного послужного списка и работы в качестве стюарда [55]. Патрик Говарт вспоминал, как пил чай с Кристиной и Малдоуни в «Белом Орле», но после нескольких неудачных попыток завязать разговор Говарт просто забыл о нем, признав, что «он никогда не производил на меня ни малейшего впечатления» [56]. Анджей тем временем давал Малдоуни все шансы произвести впечатление, но вскоре назвал его «своего рода лицом над поверхностью, слова которого, казалось, какое-то время витали, как будто в поисках места, где можно погрузиться» [57]. Вскоре Анджей пришел к слегка тревожному выводу, что Малдоуни действительно хотел бы молчать и «свернуться калачиком на пороге спальни Кристины» [58]. Малдоуни был «любопытным маленьким существом», вспоминала подруга Кристины из Закопане: «Было очевидно, что у него ужасный комплекс неполноценности. Мы привыкли удивляться, почему он был с ней. Он не был из ее среды, и он определенно не был ее типом. У Кристины всегда был широкий выбор потрясающих мужчин, так почему она тратила свое время на такого гоблина, как Малдоуни?» [59].
Снова оказавшись среди друзей, Кристина тоже начала удивляться этому. Анджей теперь был с ней при любой возможности, они были в гораздо лучшем обществе, и, очевидно, он все еще был глубоко влюблен в нее. Некоторое время он настаивал, чтобы Кристина позировала для портрета художнице Анеле Павликовской, которая приехала в Лондон на свои выставки в польских клубах. Кристина, в конце концов, согласилась, и Павликовская сделала набросок сепией, на котором Кристина с высоко поднятыми темными волосами выглядела гораздо более аристократичной и чуть более нервной, чем на фотографиях. Затем она позировала при работе с маслом, с той же прической и легким нерешительным выражением, но на этот раз в профиль, опираясь на подлокотник кресла, на ее длинных пальцах четко вырисовывается кольцо с фамильным гербом Скарбеков, это портрет дамы, а не стюардессы, но, прежде всего, портрет очень гордой женщины [125].
В середине ноября Кристина присоединилась к Ханке Николь на борту «Новой Австралии», на этот раз отправившись на другую часть света из Саутгемптона. Малдоуни служил на другом корабле. Во время отпуска на берегу, три недели спустя, Кристина посетила Михайлова и Гамильтона, но не смогла ни оживить бизнес-план, ни получить назад инвестиции Анджея. Накануне отплытия в Великобританию Кристина отправила Анджею телеграмму, посоветовав забыть про этот капитал [126]. Несмотря на столь неутешительный результат, путешествие было намного счастливее, и на обратном пути они с Ханкой решили записаться на следующий рейс того же корабля несколько недель спустя. 20 января 1952 года «Новая Австралия» вернулась в Саутгемптон. Там ждал Малдоуни, что удивило Ханку, поскольку она знала, что Кристина не хотела его видеть и не приглашала его. Они втроем сели на поезд до Ватерлоо, и Кристина по дороге все сильнее раздражалась, пока, наконец, резко не сказала Малдоуни оставить ее в покое, после чего он извинился и сказал, что не хотел обидеть.
