Читать книгу 📗 "No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Пельисер Франсиско Мероньо"

Через несколько минут лейтенант Де ла Toppe возвращается ко мне. Взгляд у него потухший, а вид растерянный. Я знаю, о чем с ним говорил майор Хименес: мы уже давно условились, что надо комиссара опробовать в полете, чтобы он почувствовал, что такое наша профессия.

— Почему ты такой унылый? — спрашиваю я прежде, чем он успевает что-либо сказать.

— Знаете, что сказал мне майор Хименес?

— Что?

— Сказал, чтобы мы с вами сейчас вылетели в штаб эскадры. Будь она проклята, эта чертова чечевица! Но я не полечу: я поеду на мотоцикле, а вы прилетите на самолете.

— Ты что, спятил? Приказ командира эскадры я должен выполнить безоговорочно, — да и не только я, но и ты тоже. А вдруг что-нибудь случится с тобой по дороге? Тогда меня расстреляют! Нет уж, ты не дури, возьми у кого-нибудь шлем и очки и подходи к самолету, да побыстрее. Если не полетишь — я так и доложу: «Отказался выполнить приказ!»

— Ну ладно, полечу, только летите как можно ниже и медленнее...

Я проверил двигатель самолета, заправку, парашюты, приборы и, когда явился комиссар, показал ему место в кабине.

— Надевай парашют, — произнес я. — Лейтенант Виньяс, помоги ему.

Когда Де ла Toppe взобрался в самолет, мне стало его жаль — такой напуганный вид был у него в ту минуту, словно ему угрожала неминуемая смерть.

— Ноги поставь на пол, — говорю я ему. — Педали не трогай, ручку управления тоже, твое дело только смотреть, и больше ничего. Да! Забыл тебя предупредить: в случае чего — вот кольцо парашюта, возьмись за него правой рукой и прыгай по моему сигналу, считая: раз, два, три, четыре, — после чего дергай, понял?

— А что? Почему я должен прыгать? — спрашивает комиссар дрожащим голосом.

— Мало ли что может случиться: загоримся или крыло оторвется — это не раз происходило в воздухе. Когда летишь, надо быть готовым ко всему. Ну, как себя чувствуешь? Удобно?

— Да, ничего! Сколько времени мы должны лететь?

— Так, ерунда, десять минут — и посадка в городе Вальсе, там штаб, потом обратно. Руками держись здесь и не отпускай ни при каких обстоятельствах, пока я не дам команду. Сейчас полетим.

Я сажусь в кабину, осматриваюсь и даю команду «От винта». Ровно заработал мотор. Через переговорное устройство я спрашиваю: «Как дела?», смотрю в зеркало и вижу, как он качает головой. Напоминаю еще раз, что ничего нельзя трогать, — он снова качает головой.

Погода стоит отличная. Еще раз проверив двигатель, я даю полный газ. «Убрать колодки!» Все в порядке, и я выруливаю на край аэродрома. Небольшой разбег— и мы в воздухе. Я убираю шасси и начинаю набирать высоту. Стрелка высотомера ползет не спеша.

— Смотри, комиссар, какая красота кругом: лес, сады, голубое небо и море. Ты в своей жизни подобного не видал, правда? Сейчас пролетаем над горами... А ты никогда не мечтал стать летчиком? Нравится? — стараюсь я подбодрить его.

Он снова качает головой. Самолет набирает высоту: я хочу поднять его на четыре тысячи метров. Выше нельзя: будет чувствоваться кислородное голодание. С любопытством я наблюдаю за своим пассажиром. На горизонте уже видна серая полоса дыма и пыли, там линия фронта, Эбро. Достигнув намеченной высоты, выравниваю машину, убираю немного газ, и мотор начинает работать более плавно.

— Ну вот, комиссар, смотри, сейчас будем выполнять пилотажные фигуры — бочки: одну вправо, одну влево. Ты не бойся, это мгновение.

Я увеличиваю газ, беру ручку на себя, «даю ногу»...

— Ну, теперь понятно, что такое летать?

Голова комиссара прижалась к груди, видна только качающаяся макушка шлема; не пойму, что он там делает? Я набираю скорость и выполняю целую серию фигур... Руки Де ла Toppe крепко держатся за прорез борта в кабине. Я выхожу на переворот через крыло, опять набираю скорость и выполняю крутой боевой разворот. После выхода из него теряю скорость и ввожу самолет в штопор: два, три витка... Гляжу — руки на месте, а головы не видать.

— Ты меня слышишь? — кричу я в рупор переговорного устройства. — Покажись!

Его не видно. Он отпустил борт с левой стороны и пытается дотянуться до меня (я вижу его руку), но не достает.

— Не отпускай другую руку, слышишь? Сейчас пойдем на посадку.

Пока я пытаюсь его уговорить, самолет теряет скорость и срывается в штопор. Несколько секунд невесомости, — и в это время Де ла Торре быстро цепляется за борт. Три, четыре витка, один быстрее другого, — я вывожу самолет низко над землей, даю полный газ, и мы проходим на бреющем полете над верхушками деревьев. Перед аэродромом я делаю крутую горку и выпускаю шасси.

— Смотри, лейтенант, как приближается земля! Как же она красива!

Осуществив посадку, я заруливаю на стоянку. Механик сопровождает самолет, держась за конец крыла. Выключаю двигатель.

— Ну вот и все. Тебе понравился наш полет?

Тишина. Комиссар не отвечает. Я выхожу из кабины и глазам своим не верю: комиссар больше не похож на человека: руки судорожно цепляются за борт, голова зажата между колен.

— Ты жив? — встряхиваю я его за плечи.

— Жив!... Предатели!... Заговорщики! — бормочет он сквозь зубы.

— Боже мой, да что с тобой тут стряслось?! А кабина? За месяц не отмоешь!

— Да! — восклицает механик. — Наделали вы мне тут работки!

— Карьон, позови капитана Мартинеса и врача. Комиссару надо сделать укол, — говорю я механику.

Я пытаюсь вытащить комиссара из кабины самолета, но безрезультатно. Приходит Мартинес и врач.

— Как видите, положение тяжелое, — говорю я им. — Я не ожидал, что ему будет так плохо. Заверните его в брезент и отправьте домой — пусть помоется, отдохнет, а потом я с ним поговорю. Да, Мартинес, надо, чтобы все комиссары авиационных подразделений прошли через это. Такие люди просто обязаны летать, иначе они потеряют всякий авторитет в своих эскадрильях.

— Ты прав. Комиссары должны на своей шкуре испытать, что такое полет, и ощутить всю его сложность.

Комиссар появляется только на следующее утро. Его форма тщательно выстирана и отглажена, а на лице лучезарная улыбка.

— Вот так щеголь! Как, оправился после полета? — спрашиваю его я.

— Да, — бодрым веселым голосом отвечает комиссар. — Вы знаете, я многое понял... Все, что со мной произошло, — это с непривычки и от сильного волнения, я уверен, что следующий раз будет лучше. А насчет летного состава у меня теперь совсем иное мнение!

— Я так и знал, что сам впредь будешь напрашиваться в воздух, а то ведь и внукам нечего будет рассказать!

— Внукам уже и так есть что рассказать. Этот полет я в жизни не забуду...

Довольные сделанными выводами, мы возвращаемся к повседневной жизни — скоро очередной боевой вылет.

В НЕБЕ ИСПАНИИ

Наступило 27 сентября. Сквозь ветровое стекло моего самолета пробиваются яркие лучи еще теплого осеннего солнца. На небе ни облачка. Нам, как всегда, поставлена задача осуществлять охрану бомбардировщиков, направляющихся за линию фронта для нанесения авиаудара по фашистским позициям: под нашей охраной восемнадцать «Катюш». «Мессершмитты», как всегда, ожидают нас на подходе к цели. Фашисты все время кружатся вокруг нас отдельными звеньями в ожидании удобного момента для атаки. Мы отчаянно вертим головами, чтобы не потерять из виду врага. Фашисты выбирают удачный для себя момент, чтобы нанести сокрушительный удар и скрыться на большой скорости, избежав нашего преследования. Их трусливая тактика хорошо нам известна!

Перед самой целью «Мессершмитты» атакуют «Катюши» сверху и в лоб. Стремясь помешать осуществлению их планов, мы перерезаем им путь и сами попадаем под огонь их пулеметов. Завязывается ожесточенный бой. Наш самолет с бортовым номером «252» получает серьезное повреждение: весь его двигатель в огне, и летчик вынужден выпрыгнуть. Самолет Антонио Кано также подбит, сам он получил ранение. Фернандес, взбешенный везением фашистов, яростно бросается на один из самолетов противника и в считаные секунды отправляет его на землю.