Читать книгу 📗 "No pasaran! Они не пройдут! Воспоминания испанского летчика-истребителя - Пельисер Франсиско Мероньо"

Траншеи все использованы — в них мы захоронили тридцать шесть трупов, в деревне их сотни. В твердой земле мы долбим новые ямы, и в одной из них хороним тех, кого никто из местного населения не признал в качестве родственников. На свежей земле мы не оставляем ничего — ни крестов, ни цветов. Если бы было лето, мы собрали бы цветы в поле, но сейчас все мертво.

Все, кто может, помогают нам в нашей печальной работе. Небольшого роста женщина стоит рядом со мною на коленях и подгребает руками мягкую землю, отбрасывая в сторону крупные камни, затем поднимает взгляд к небу, скрещивает руки и молится. К ней подходит Морато и спрашивает:

— Здесь ваши родственники?

— Нет, — отвечает женщина. — Своих я так и не смогла найти.

— А в поселке искали?

— Искала, там много убитых, изувеченных так, что невозможно распознать... Когда начали падать бомбы, я бежала за водой к колодцу, а когда я вернулась, нашла только воронку от бомбы, все еще дымящуюся... Зачем я только туда пошла? Лучше бы я погибла со всеми...

— Сколько вас было?

— Мой муж и две дочери, пятнадцати и тринадцати лет. Мы оставили все: дом, землю, мебель. У нас было немного, но муж не хотел жить с фашистами, он боялся за дочерей, говорил, что фашисты насилуют всех бедных молодых девушек, поэтому мы уехали...

Оставшиеся в живых по пыльным проселочным дорогам пытаются пробиться к Пиренеям. На выезде из поселка висит большой плакат, написанный чьей-то дрожащей рукой: «Путь к границе — путь к рабству». Мы молча обмениваемся взглядами и следуем дальше. И все-таки находятся люди, которые, прочитав плакат, поворачивают обратно, как будто им не хватало только этого ничтожного толчка.

Мы идем пешком — дороги забиты брошенными легковыми автомашинами, грузовиками, военной техникой; в пыли валяются чемоданы, корзинки с домашним скарбом. Нас преследует марокканская кавалерия; иногда отдельные ее группы подходят близко, и мы отбиваемся гранатами. Так мы достигаем местечка Эмполья, где дорога заканчивается. Здесь собралось много военнослужащих республиканской авиации. Среди людского круговорота выделяется высокая фигура нашего старого знакомого — подполковника Урсаиса («красавчика») с огромной палкой в руке. Похоже, что он не расставался с ней с тех пор, как разгонял наш ход ряженых в монастыре Херонимос. Его седые волосы сверкают на солнце, он, как и прежде, полон энергии: приказывает и распоряжается, но теперь его никто не слушает. Некоторые фразы достигают и наших ушей: «...Вы молоды, и у вас еще, может быть, все впереди...»

Марокканская кавалерия ведет преследование по следам, которые мы оставляем, — машины, грузовики, чемоданы, мертвые, раненые и изнуренные, которые уже не могут продолжать путь. Марокканцы издеваются над всеми, их злобный хохот долетает до наших ушей.

Мы начинаем свой поход через Пиренеи. С нами молодая беременная женщина, которую мы не можем оставить. Мой друг Фернандо и Рамона, с вещами в руках, ожидают решения других. Он смотрит на нее сочувствующими глазами и спрашивает:

— Тебе холодно? Хочешь есть? Устала?

По бледным щекам Рамоны медленно катятся слезы...

Они познакомились друг с другом случайно, в один из нелетных дней, когда с утра до вечера, а потом и всю ночь идет дождь. Сильный ветер дует со стороны моря, где находится деревенька Олива де Пенедес. В такие дни полеты отменены, а летное поле становится похоже на озеро: земля больше не в состоянии впитывать воду. Самолеты плотно закрыты брезентом, а летчики не знают, чем заняться. Именно в один из таких дней я, Фернандо и Мариано возвращались на машине из Барселоны. За очередным поворотом дороги мы увидели девушку, идущую в том же направлении.

— Останови! — прошу Мариана. — Надо ее подвезти.

Когда мы уже остановились, за стволом оливы раздался женский смех. Это была сестра девушки, которую мы увидели на дороге. У них щеки, как алая роза, сверкающие глаза, как спелые черешни, фиолетовые от холода губы, с длинных прядей черных волос ручейками стекает вода, которая исчезает в складках платьев из дешевого материала. Мокрые платья прилипли к телу, на ногах альпаргаты — сандалии, сплетенные из веревок. Перед тем как посадить их в машину, мы с любопытством рассматриваем их, а они нас.

— Девушки, куда вы направляетесь?

— В Олива-де-Панадес! — отвечают они почти одновременно.

— Садитесь, подвезем! — предлагает им наш шофер Мариано.

На сиденье машины под девушками сразу же образуются небольшие лужицы от стекающей с них воды, и мы предлагаем им свои кожаные куртки.

— Как тебя зовут? — спрашивает Фернандо старшую, которой, по всей видимости, лет восемнадцать.

— Рамона, а тебя?

— Меня Фернандо, просто Фернандо. А это твоя сестра? Как ее зовут?

— А меня зовут Финна, от Хосефина! — не давая и рта открыть Рамоне, отвечает ее сестра.

После знакомства завязывается оживленный и непринужденный разговор. Когда мы прибываем в селение, Фернандо первый выскакивает из машины, чтобы проводить девушек.

— До завтра, хорошо?

— До завтра! — отвечает Рамона и стыдливо опускает глаза.

С первого же дня встречи Фернандо и Рамона стали почти неразлучны. В любую свободную минуту Фернандо рядом с Рамоной. Когда он отправляется в полет и пролетает над коричневой крышей низенького дома, находящегося на самом краю селения, из его окна высовывается тонкая девичья рука с белым платком. Дружба Фернандо и Рамоны переросла в настоящую юношескую любовь. Вскоре их отношения перестали быть секретом для всех, их часто видели вместе — они никогда не прятали свою любовь от других. Однажды они поцеловались, движимые одним порывом, но в следующий момент она, испуганная и дрожащая, отскочила от него: «Нет! Мы не можем этого себе позволить, и так кругом много горя... К тому же мы очень молоды...Только когда окончится война!» Фернандо начал смеяться, а она была глубоко возмущена: плача, Рамона так сильно обнимала его за шею, что ему было не повернуться.

Я вспоминаю, как однажды вечером в дождливый осенний день мы возвращаемся на автомобиле из Барселоны. На одном из поворотов машина скользит, падает в кювет и перевертывается вверх колесами. У Рамоны, которая ехала с нами, течет из колена кровь, и она жалуется на сильную боль. На следующий день Фернандо, возвращаясь из полета, пролетает над крышей дома, где живет Рамона, и не видит ее белого платочка. Вечером Фернандо идет в поселок. Темный осенний вечер. Идет дождь. Фернандо сворачивает с асфальтированного шоссе, пересекает небольшую темную площадь — нигде не видно и проблеска света, кругом пустынно, только глаза кошек виднеются в темноте. На стук выходит отец Рамоны, он стар, но не от прожитых лет, а от тяжелого крестьянского труда и лишений. Как все каталонские крестьяне, он одет бедно — в изношенный пиджак, брюки, давно потерявшие свой первоначальный цвет, и сандалии, сделанные из куска старой автомобильной покрышки. В его потухших глазах — большое удивление. Некоторое время они молчат, рассматривая друг друга.

— Здесь живет Рамона?

— Да, проходите, я ее отец.

Фернандо входит в дом и осматривает большую и пустую комнату. Печь, в которой разложен огонь, на железной решетке стоит чугунок с кипящей водой, два стула, придвинутые к стене.

— Курите?

— Да, я курю трубку! Сигареты из этого желтого табака я никогда не пробовал, они для меня дороги.

— Возьмите, попробуйте их, у меня дома еще есть, я их тоже принесу — сам я курю мало.

Из глаз отца Рамоны потекли слезы. Фернандо подумал, что это от горя, а может быть, от усталости, голода или холода.

— Что с Рамоной? Больна? Что-нибудь серьезное?

— Да нет же... Дочки не хотят работать и из-за этого по любой причине готовы притвориться больными. Нужно привести в порядок огород, окопать деревья... еще много работы. Мне не повезло: если бы вместо дочек у меня были сыновья, то они бы работали, а с этими женщинами всегда много проблем. Посмотрите на мою жену — она делает все домашние дела да еще помогает мне в поле... похоже, что ей все шестьдесят лет, а ей исполнилось только сорок — мы поженились молодыми, ей было тогда всего восемнадцать лет.