Читать книгу 📗 "Таких не берут в космонавты. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич"

— У вас дома есть телефон? — удивился я.

Генка кивнул.

— Да, — ответил он. — В родительской спальне стоит. Папе провели. Ему нужен по работе.

Генка ушёл — Иришка закрыла за ним дверь и вздохнула.

— Здорово посидели, — сказала она.

— Неплохо, — согласился я.

— Ты на письмо того лётчика ответишь? — поинтересовалась Лукина.

Она заглянула мне в глаза. Забрала у меня бумагу с Генкиным номером.

Я покачал головой.

Сказал:

— Вряд ли. Другим же я не ответил. Ведь по большому счёту его письмо тоже из разряда «Вася молодец».

Иришка дёрнула плечами.

— Как знаешь, — сказала она.

Лукина опустила взгляд на бумагу и вслух прочла записанные там Генкой цифры, словно заучивала номер Тюляевых наизусть.

Перед сном я выслушал ещё несколько статей о Юрии Гарнаеве.

Сообразил, что слышал их не впервые.

«Эмма, ты веришь в знаки свыше?» — спросил я.

«Господин, Шульц, напоминаю вам, что я…»

«Я помню, кто ты, Эмма. Но согласись: очень… интересное совпадение. Информация о Гарнаеве пришлась мне как нельзя кстати. В ней, по большому счёту, нет для меня ничего нового. Всё это я уже читал и даже переводил на немецкий и на английский. Однако я ведь не вспомнил о Юрии Гарнаеве до этого письма. Как ни странно. Он сам о себе напомнил. Теперь я обязательно использую эти знания. Понимаешь? Всё же везучий парень этот Юрий Александрович».

В субботу днём я сообразил, что позабыл о сегодняшней генеральной репетиции концерта. Мне о ней напомнил Черепанов. Я отыскал на перемене Лену Зосимову и заявил ей, что на репетицию не пойду. Сказал, что за нас двоих туда явится Алексей. Пояснил: Черепанов превосходно отыграет музыкальные композиции — в моём пении сегодня не было необходимости.

Заявил:

— Лена, я сегодня никак не смогу. Уже пообещал, что буду в это время в другом месте. Не раздвоиться же мне.

Я виновато развёл руками. Лена недовольно нахмурилась, но всё же согласилась: сегодня на репетиции хватит и Лёшиного присутствия. Черепанов согласился на моё предложение (которое прозвучало едва ли не как приказ). Надя-маленькая и Иришка пообещали, что задержатся в школе после занятий и окажут Алексею поддержку.

По пути из школы я отметил, что сегодня был тот самый обещанный Эммой день, когда температура воздуха в городе Кировозаводск поднялась до трёх градусов по шкале Цельсия. На улице всё ещё ярко светило солнце, хотя оно уже подобралось к крышам домов. С бесчисленных сосулек падали крупные капли воды, разбрасывали сверкающие брызги из лужиц. Под моими ногами чавкал подтаявший снег. Радостно чирикали птицы, сидевшие на полностью лишённых снежных одеяний ветвях деревьев.

«Эмма, расскажи-ка мне, что там сейчас в ваших интернетах пишут о Елене Ильиничне Зосимовой сорок седьмого года рождения из города Кировозаводск, — сказал я. — Меня интересует информация с сайта „Жертвы политического террора в СССР“. Есть там сведения о Лене Зосимовой? Или мне можно спокойно поужинать?»

«Зосимова Елена Ильинична, — произнёс голос витруальной помощницы. — Родилась в тысяча девятьсот сорок седьмом году, Кировозаводск, русская. Проживала в городе Кировозаводск. Убита двадцатого февраля тысяча девятьсот шестьдесят шестом году во время антисоветского восстания в городе Кировозаводск…»

«Стоп, Эмма. Понял тебя. Спасибо».

Я вздохнул, покачал головой и вслух произнёс:

— Ужин подождёт. Поработаем немного. Ради цветущих яблонь на Марсе.

В квартиру Лукиных после уроков я пришёл один. Сразу прошёл в свою комнату, достал со шкафа гитару. Гитару я привёз с собой из Москвы, но в этой новой жизни ещё ни разу не прикасался к ней после того памятного пробуждения семнадцатого января. Влажной тряпкой я стёр с музыкального инструмента пыль, провёл пальцем по струнам.

Сообразил, что в прошлый раз я играл на гитаре ещё при жизни своей второй жены — точнее, незадолго до её смерти. С тех пор не прикасался к струнам. Моя гитара Lag T-318A CE осталась на стене спальни в моём доме, в пригороде Берлина. После первого инсульта я ни разу к ней не притронулся. Хотя теперь вспомнил о ней, словно о любимом родственнике.

Эту привезённую из Москвы гитару мне подарила бабушка. Она понимала толк в музыкальных инструментах. Я уселся на кровать, пять минут повозился с настройкой. Сыграл простенькую мелодию. Пальцы работали превосходно (я не почувствовал при игре привычную «стариковскую» боль в суставах). Струны звучали не идеально, но вполне неплохо.

— Сойдёт, — сказал я. — Операция «Скоморох» началась.

Глава 6

В салоне трамвая было немноголюдно. Чему я слегка удивился (потому что обычно мне здесь дышали в лицо чесночными и спиртными ароматами) и обрадовался (переживал за сохранность музыкального инструмента). Я занял похожее на диван сидение в хвосте трамвая, откинулся на спинку, забросил ногу на ногу. Вдохнул ароматы парфюмов и табачного дыма. Заметил, как сидевшие в середине салона комсомолки-старшеклассницы обернулись. Они с любопытством взглянули сперва на гитару, а затем и мне в лицо. Девчонки смущённо хихикнули. Посмотрел в мою сторону и мужчина пенсионного возраста, вытиравший платком со лба капли пота.

Трамвай поехал. В окно заглядывало прыгавшее над крышами домов солнце.

Я взял гитару двумя руками, провёл пальцем по струнам.

Теперь на меня взглянули все пассажиры трамвая.

— Девочки и мальчики! — сказал я. — Товарищи! Сейчас вы услышите трагическую и поучительную историю о мальчике Бобби, который любил… да, любил деньги. Рассказываю.

Я ухмыльнулся, подмигнул старшеклассницам. Те снова улыбнулись, переглянулись.

Я откашлялся.

Кресло подо мной визгливо поскрипывало, колёса трамвая отбивали неспешный ритм — вместе со звучанием гитарных струн всё это походило на работу небольшого оркестра.

— С рождения Бобби пай-мальчиком был, — пропел я, — имел Бобби хобби — он деньги любил…

— … По дороге с облаками, по дороге с облаками, — пел я, — очень нравится, когда мы возвращаемся назад.

Солнце уже минут пять как не показывалось за окном над крышами. Салон трамвая за пошедшие полчаса сначала заполнился пассажирами, затем снова почти опустел. Но рядом со мной на сидение так никто и не сел. Пассажиры теснились, но не мешали моему выступлению. Я ловил на себе их удивлённые взгляды, замечал их улыбки.

Ближе к конечной станции покинули трамвай девицы, слушавшие мой концерт с самого начала. Они махнули мне на прощание рукой, улыбнулись в ответ на мой воздушный поцелуй. Я видел, как они замерли на остановке и проводили трамвай печальными взглядами. До конечной остановки вместе со мной доехал всю дорогу вытиравший с лица пот мужчина.

Трамвай остановился, распахнул двери.

Я приглушил струны и громко объявил:

— Спасибо за внимание, товарищи! Удачи вам! Хорошего вечера!

Услышал аплодисменты, когда выходил на улицу.

На трамвайной остановке около Октябрьского рынка я побывал дважды, когда ездил к Серафиме Маркеловой. Поэтому представлял, что здесь и как, когда планировал нынешнюю авантюру. Вчера вечером я воскресил в памяти расположение фонарных столбов, домов, дорог и тропок. Прикинул возможные направления, с которых мог явиться сегодня к остановке Веня Морозов. Прикинул ещё в пятницу несколько вариантов «спасения» Зосимовой и её брата. Вот только все они выглядели авантюрными и ненадёжными.

Больше других меня устроил вариант, в котором я сломал бы сегодня утром Вене Морозову руку или ногу. Чтобы у того не возникла возможность напиться и поскандалить на остановке с пенсионером. Я просто явился бы субботним утром к дому Лены Зосимовой, встретил бы идущего на занятия в университет Вениамина. Дальше — дело техники. Хотя пришлось бы поднапрячься: на фотографии Веня Морозов выглядел не хилыми и не хрупким юношей. С момента того снимка он повзрослел ещё на два года.