Читать книгу 📗 "Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР (СИ) - Калинин Алексей"

Ситуация немного улучшилась, когда в страну пошли кубинские кофейные грузы. Но их всё равно не хватало, и тогда наши технологи проявили смекалку: стали выпускать «кофейные напитки» с небольшой долей настоящего кофе. К шестьдесят первому году производство наладили, и на прилавках появилась легендарная «Наша марка»: тридцать пять процентов кофе, тридцать — цикория, двадцать пять желудей и ещё немного каштанов для «благородства».

Что касается растворимого кофея… Ну, тут и говорить нечего. Тот, кто пробовал советский «сублимат», до сих пор морщится при воспоминаниях. Хотя, справедливости ради, находятся и те, кто по старинке заваривает цикорий. Я тоже порой употреблял ранее эту порошковую смесь.

— Я повторяю, у нас — учёт! — с нажимом в голосе проговорила грозная тётка.

У неё даже венки вздулись на лбу!

— Да ладно, Мария Алексеевна, дай ты ребятам чего они просят, — послышался знакомый голос с хрипотцой. — Они же быстро перехватят и дальше улетят. Правда, ребята?

Я оглянулся и вытаращил глаза — за столиком сидел Евгений Леонов. Сидел и спокойно уплетал макароны с котлетой. Как будто бы так и надо.

— Здрасьте, — проговорил я.

— Ой, здравствуйте, — тут же поддержала Наташка и дёрнула меня за рукав. — Узнал?

— Ну да, конечно узнал, — кивнул я в ответ.

— Чего вам надо? Говорите быстрее! — плюнула словами буфетчица.

— Нам по пирожку с капустой, по котлете в тесте и по стаканчику кофе, — я улыбнулся ещё более обезоруживающе.

Буфетчица, будто делая одолжение всему человечеству, швырнула на прилавок наше печево, стаканы с мутной жидкостью, с гордостью именуемой «кофе».

— Спасибо! — выдавил я максимально добродушную улыбку. — А сдачу можно?

Она что-то буркнула, явно проклиная меня и всю мою родню до седьмого колена, и швырнула мелочь так, будто это были не копейки, а две-три гранаты. Ну, хоть не в лицо.

Решив, что лучшая защита — это нападение в форме вежливости, я ещё слаще спросил:

— Извините, а где у вас сахар и салфетки?..

И ведь реально нужны были, а не придираюсь! Кофе проливалось и стекало мутными каплями по стеклу.

Но, видимо, это стало последней каплей. Буфетчица взорвалась, как паровая машина с заклинившим клапаном. Кричала, махала руками, но так и не объяснила, в чём конкретно моя вина. Я стоял, слегка улыбаясь, с чисто научным интересом наблюдая за этим феноменом — советский работник общепита в естественной среде обитания.

И тут обедающий Леонов, выждав паузу, когда дама набрала воздуха для нового витка тирады, встрял с убийственно-участливым тоном:

— Ножницы дать?

— … Чё? — буфетчица аж подавилась собственной злобой.

— А ты ножницами его, Маш, ножницами! — пояснил Леонов с искренним сочувствием. — А то ишь чо удумал, гадёныш… вежливо разговаривать!

Он подмигнул и улыбнулся нам:

— Обожаю эту женщину. Мы тут неподалёку фильм снимаем… «Белорусский вокзал». Вот я и забегаю всегда сюда. Чтобы на Машу посмотреть. Она мне вдохновения придаёт. Прямо муза моя! Да, Машенька?

Та грозно зыркнула, но потом расплылась в улыбке и убежала к себе в подсобку. Мы примостились на соседнем столике от Леонова. Я хотел что-то у него спросить, но в это время забежала растрёпанная девица и завопила:

— Евгений Павлович! Ну что же вы! Вас там все ищут, а вы опять тут? И снова эти макароны с котлетами? У вас же опять изжога начнётся!

— Марина, не мельтеши. Артист должен был наполовину сыт, тогда он лучше сыграет. Иду я, иду… — Леонов поднял со стола поднос, отнёс к окну и проговорил туда. — Спасибо, девочки, всё как всегда вкусно! Приятного аппетита, товарищи! — это он повернулся уже к нам.

— Спасибо! Спасибо! — ответили мы.

Леонов на прощание улыбнулся своей застенчивой улыбкой и вышел вслед за убежавшей девицей.

Глава 7

На вокзале было шумно. Люди говорили-говорили-говорили и не могли остановиться, как будто копили в себе очень долгое время и теперь пришло время выплеснуть всё наружу. Пахло креозотом и чебуреками.

Поезд в чешскую столицу отчаливал с Киевского вокзала аккурат около полудня. Меня провожали Наташа, Семён Абрамович и Матрона Никитична. Ещё порывалась прийти Мэри, но я её отговорил. Рана у неё на ноге ещё не до конца зажила, так что нечего лишний раз тревожить. Кстати, этой самой Мэри удалось отговорить своего мужа от выхода на Ленинградское лётное поле. И остальные не выдали молодого человека, так что их жизнь миновала тюремную камеру.

— Ой, а вон твоя группа! Да, точно твоя! Двое знакомых с нашего завода! — показала мне Наташка на стоящую на перроне группу молодых людей в костюмах.

Нарядные, как будто собрались на свадьбу. На праздник какой-то…

«Вот оно!» — мелькнуло в голове. Ещё бы, путешествие за пределы Родины представлялось делом весьма необычным и важным. Ведь до времен Хрущевской оттепели туда ездили лишь избранные: дипломаты, творческая интеллигенция вроде писателей, художников, артистов, ученых и спортивные делегации на крупные турниры. Такие визиты считались особыми эпизодами жизни, навсегда запечатлевшимися в памяти каждого счастливчика.

До конца своих дней приходилось отмечать каждую поездку за кордон в любых анкетах, подробно перечисляя даты и цели своего пребывания там. Лишь позднее правила смягчились, появилась возможность приобрести туристический тур за границей через агентство «Интурист», однако многие всё равно осторожничали, опасаясь излишнего любопытства государственных служб.

— Да? Они? Тогда пошли ближе к ним? — подмигнул я.

— Петя, мы тогда уже не будем мешать? — сказал Семён Абрамович. — Пойдём мы с Матронушкой…

— А что так? Даже в окошко не помашете?

— Помашем, но чуть в сторонке, — улыбнулся сосед. — Вон на ту лавочку присядем пока, да и проводим глазами. Чего уж мы к молодым-то полезем.

Хитрый старик. Ведь знает, что в нашей группе будет двое, а то и трое гбшников, поэтому и не хочет светиться лишний раз. Среди туристов всегда были люди контроля. Они записывали действия «подопечных», и если те ведут себя неподобающе званию советского гражданина, то больше заграницу они никогда не выберутся. И работа безопасников начиналась на перроне…

Поэтому я понимаю Семёна Абрамовича. Ни к чему лишний раз светиться перед безопасниками. Поэтому крепко пожал руку, а потом обнял и шепнул:

— Всё будет хорошо, Семён Абрамович.

— Я в этом не сомневаюсь, Петя, ни капельки… — последовал ответ.

— Ну давай, инженеришка, тоже обниму тебя, что ли, — хмыкнула Матрона Никитична. — Веди себя там хорошо, а не как обычно. Туалеты не обоссывай, а то мне за тебя будет стыдно!

— Да что вы такое говорите, Матрона Никитична, я уже давно такими делами не занимаюсь. По крайней мере один. Только прилюдно, — поддержал я подколку.

Мы обнялись, я чмокнул морщинистую щёчку на прощание.

Они отошли в сторону. В самом деле уселись на скамейку. Да-а-а, Семёну Андреевичу ещё предстояло сообщить что у него появились лишние деньги. Причём немалые деньги. Надеюсь, что они их потратят в своё удовольствие. Всё-таки они старенькие уже. Много ли им осталось…

— Ну, пойдём? — подмигнул я Наташке. — Проводишь меня и передашь с рук на руки.

— Надеюсь, что ты вернёшься таким же, каким уезжаешь, — шутливо сдвинула брови Наталья.

— Здравствуйте, товарищи! Кто тут последний за чехословацким пивом? — с улыбкой спросил я, когда мы подошли.

Эта фраза вызвала смешки у группы. Один из молодых людей, вихрастый и веснушчатый, ответил:

— Как бы ещё кнедликов к пиву не навешали! Жигулёв? Только тебя и ещё одного ждём.

— Жигулёв. В случае чего от любых кнедликов отобьёмся, — подмигнул я в ответ и повернулся к Наташке. — Ну что, родная, давай прощаться. Товарищи меня дождались, так что дальше проводи стариков. Да и сама давай домой. Не надо стоять на перроне и махать платком. Как-то это всё очень сентиментально…

— Ладно, — Наташка вздохнула, но в глазах у неё играли искорки. — Только смотри, возвращайся скорее. А то я без тебя скучать начну.