Читать книгу 📗 "Смутные дни (СИ) - Волков Тим"

В городе все только и говорили, что о подвиге новой демократической милиции! Мальчишки-газетчики кричали на всех углах:

— Покончено с бандой грабителей!

— Дело приводных ремней раскрыто!

— Начальник милиции Петраков делится секретами сыска!

О Гробовском — ни слова.

Ну, так, верно — и хорошо… Меньше мелькает — меньше к нему внимания. Впрочем, немного обидно все же было. Ведь без Гробовского ведь ничего и не удалось бы сделать.

В Комитете Чарушин вновь напомнил о «зависшем» без адресата переводе:

— С нас ведь не слезут, ты понимаешь, Иван Палыч?

— Да понимаю, Виктор Иваныч, как не понять… Тут просто ошибка вышла!

Рассказав о старике почтмейстере, доктор попросил у Чарушина револьвер.

— Да нет у меня никакого револьвера! — растерянно поморгал Виктор Иваныч. — Вот, ей-Богу, нет!

— А в Совете депутатов?

— В Совете, может и есть. Только они с нами делиться не станут!

— Что ж… жаль…

Ну, нет — так нет… Зато вечером — в театр, с Анной!

— Иван Палыч, — бросив в пепельницу недокуренную папиросу, задержала Ольга Яковлевна. — Погоди-ка…

Хриплый голос земской деятельницы звучал сейчас как-то по-особенному загадочно.

— Ты про револьвер спрашивал? Ну, револьвера нет… Есть это…

Выдвинув ящик стола, Ольга Яковлевна достала оттуда… маленький блестящий пистолет — «Браунинг». Из тех, что еще именуют «женскими»…

— На, Иван Палыч! Владей. Бери, бери, у меня еще есть…

— Так ведь… откуда у вас…

— Откуда у меня — это уже не твое дело. Ты бери. Тебе нужней. Вон, что ни день, то под пулями ходишь.

Доктор возражать не стал.

Здесь же, в Комитете, доктор неожиданно встретил Рябинина.

— Ого, Степан Григорьевич! И вы здесь?

— Обиваю пороги! — задорно сверкнув стеклами очков, засмеялся учитель. — Хочу летний лагерь открыть. Ну, с палатками, как у бойскаутов, слышали? Наших, деревенских, кто хочет. Ну и городских, тех, кто без призрения… Место выберем, будем спектакли ставить… Эх! Сам господин Воскобойников загорелся! Сказал — хорошее дело. Вот только средства… Ну, сколько могут… А я вот еще в Совете спрошу! Как думаете, дадут?

— Может, и дадут, — Иван Палыч пожал плечами. — Только вы им не говорите, что в Комитете одобрили… Так вы сейчас в Совет? Давайте, я подвезу…

— С удовольствием!

В Совете, прямо во дворе, все суетились и бегали. Шофер в кожанке деятельно заводил грузовик, солдаты забрались в кузов…

— Случилось что? — заглушив «Дукс», поинтересовался доктор у пробегавшего мимо мужчины в куртке из «чертовой кожи». — Вы Мирскую Анну Львовну не видели?

— Что? Мирскую? Так напали на них… На уполномоченных Совета! Деревня Ключ, что ли… Там и напали! Наши со станции телеграфировали… Там мы сейчас туда!

Глава 11

Иван Палыч гнал «Дукс» по просёлочной дороге. Конечно же он рванул туда, в Ключ, не раздумывая ни секунды. Опасно? К черту! Там — Анна. И он сделает все, чтобы ее защитить.

Пыль вилась за колёсами, а мотор ревел, заглушая утренних воробьёв. Однако доктору сейчас было не до пения птиц. Сердце колотилось:

«Анна… только бы была жива… только бы все в порядке…».

Кто мог напасть? Кто-то из местных? Субботин? Решил через нее отомстить доктору? Или что-то связанное с ее политической карьерой? Второй вариант более правдоподобен.

«Хорошо, что удалось „Браунинг“ раздобыть», — подумал Иван Павлович, прибавляя газу.

Впереди, почти у развилки на Зарное, показалась подвода, запряжённая гнедой кобылой. На ней, укутанная в платок, сидела Анна, бледная, но живая, рядом — Гробовский. Доктор затормозил, чуть не врезавшись в телегу.

— Анна! — крикнул он, спрыгивая с мотоцикла. — Жива? Цела?

Анна, с растрёпанными волосами и порванным рукавом жакета, слабо улыбнулась.

— Иван Палыч… жива, слава Богу. Алексей Николаич вот домой везет.

Гробовский устало кивнул, похлопал его по плечу.

— Доктор, всё в порядке. Анна жива и невредима, не переживай. Везём её домой, в Зарное. Поедем вместе? Там, у меня в номере, все и обсудим. Думаю, и Петракова пригласить нужно. Есть что обсудить.

Иван Палыч облегченно выдохнул, кивнул, чувствуя, как тревога отпускает. Он завёл «Дукс» и поехал рядом с подводой, то и дело глядя на Анну.

Вечером они собрались в номере Гробовского в «Гранд-Отеле». Вновь заварили чай из кипрея, чтобы согреться.

Петраков сидел на стуле, растерянный, не понимая причину сбора.

— Анна Львовна, расскажи, как всё было, — начал Гробовский, кашлянув.

Анна сжала платок, глубоко вдохнула. Было видно, что она волнуется. Её голос дрожал, но она старалась говорить твёрдо.

— Я в Ключ ездила по женским вопросам, от Совета, — начала она. — Там беда: девчонок малолетних в город сманивают, в публичные дома. Старики шептались, что давеча какой-то человек приезжал, предлагал деньги за девушек. Я с Советом хотела старосту расспросить, бумаги собрать. Вчера, после обеда, поехала на фаэтоне, с кучером из города. У околицы заметила другой фаэтон — тёмный, с занавесками. Кучер мой сказал, что те, мол, тоже про девчонок спрашивали. Я насторожилась, хотела приглядеть, может быть лицо человека увидела бы, чтобы потом опознать. Но тут…

Она замолчала, её пальцы задрожали. Гробовский, подвинув кружку с кипреем, кивнул ей, мол, продолжай.

— Напали, — тихо сказала она. — Трое, в картузах, лица платками замотаны. Один с револьвером, другой с ножом. Кучера моего ударили, он упал, но успел убежать. Я в сарай кинулась, у околицы, там сено, спряталась. Стреляли, но не в меня, кажется, — в воздух. Кричали: «Где она?» Наверняка запугать хотели.

— А лица? Лица разглядели? — с трудом сдерживаясь, спросил Петраков.

— Лица… один был похож… впрочем, лиц не разглядела, темно было.

— Анна Львовна, говорите все как есть. Что вы видели.

— Да как будто один немного похож на одного знакомого из Зарного, но это точно не он. Ошиблась, сейчас понимаю что ошиблась, — Анна заметно занервничала. — Не разглядела толком никого. Признаться, испугалась немного. Потом они уехали. Алексей Николаевич помог, спас.

— Вот такие дела, господа, — выдохнул Гробовский.

— И кто же это? — спросил Петраков. — Гвоздиков? Его люди?

— Не Гвоздиков, — ответил Алексей Николаевич. — Вряд ли он — не его поле. Он по другим делам. Чую, тут кто-то ещё.

— Надо бы Ключ обыскать, старосту тряхнуть. И фаэтон этот найти. Запомнили его? — спросил Петраков у Анны.

Девушка покачала головой.

— Фаэтон обычный, тёмный, без номеров. Кони гнедые, но я не разглядела. Всё быстро было.

— Анна Львовна, вы бы на время прекратили такие поездки по селам, — учтиво произнес начальник милиции. — Сами видите что происходит. Не безопасно.

— Не могу я сидеть, Василий Андреевич. Девчонки страдают там, я должна…

— Должна, но живая, — оборвал ее Петраков. — Если вас… к-хм… в общем, если пострадаете вы от шальной пули какой с вас прок? Поберегите себя — не для себя самой, а для тех девочек, которым вы помогаете.

Спорить с Анной конечно было бесполезно и Иван Павлович это знал. Но сейчас она вдруг кивнула, приняв доводы Петракова.

— Постараюсь.

— Ладно, господа. Я завтра в Ключ, с гимназистами, пройдусь, посмотрю что там.

— Василий Андреевич, у вас же рука… — всполошился доктор.

— Не переживайте, я с Гробовским. А вы вот лучше Анну Львовну займите чем-нибудь, чтобы у нее и в мыслях не было никуда ездить!

После таких лихих событий нужно было развеется. И повод появился совсем скоро.

Вечером, в последний день апреля, прошла театральная премьера Рябинина, которой, надо сказать, предшествовала весьма крупная рекламная компания.

Баба Аксинья, женщина деятельная и не лишённая артистизма (в молодости, по слухам, участвовала в сценках на Масленицу), родственница одного из актеров, рассказала о спектакле своей подруге Дуне, а та — всем, кого повстречала по пути: включая кобылу Ласточку и почтальона, ехавшего с депешей в уезд. Дед Фрол поведал о грядущем культурном событии своему лучшему другу — псу Касьяну — а заодно и троим мужикам, с которыми делил скамью у плетня. Один из них, правда, был глуховат и решил, что будет «показ житья царевича» — но всё равно пришёл.