Читать книгу 📗 "Смутные дни (СИ) - Волков Тим"

Иван Палыч, опешив, замер, но тут же рассмеялся, мягко и тепло. Шагнул к ней, положив руку на плечо.

— Аглая, ну что ты? Жалею, конечно, берегу, — признался он, глядя в её встревоженные глаза. — Ты и так больницу тянешь, больных выхаживаешь, еще вон и Глафиру успеваешь учить. Но не только поэтому. Мне в город правда надо, не только за лекарствами. Так что по пути и для тебя в аптеку заскочу.

Аглая, всё ещё дуясь, отвела взгляд, теребя фартук.

— Всё равно могла бы съездить, — буркнула она. — Не немощная я.

Доктор улыбнулся, покачал головой.

— Верю, Аглая, ты у нас боевая. Но послушай старика, — он подмигнул. — У меня «Дукс» есть, я быстрее домчу, все проще, чем транспорт искать.

Аглая улыбнулась.

— Ладно, Иван Палыч. Только вы там осторожней. Слышала, в Ключе опять неспокойно, после того, что с Анной Львовной случилось такое. Как бы эти бандиты на дорогах не стали на людей нападать.

— Не переживай. Все будет нормально.

Скрипнули двери, в комнату вошел Вася.

— О! Аглая, знаешь ли ты кто к нам сейчас явился?

— Кто? — удивленно спросила та.

— Настоящий талантище! Актер! Василий!

Парень от такого представления застеснялся.

— Ну что вы, Иван Павлович, скажете тоже!

— Правду говорю. Ну, молодец, вчера отыграл Призрака в «Гамлете»! Мне очень понравилось!

Вася покраснел, теребя картуз.

— Спасибо, Иван Палыч. Мы с ребятами старались. Степан Григорьич говорит, если хорошо играть, можно в город на гастроли поехать. Представляете⁈

— Да, про гастроли он и мне говорил.

— Степан Григорьевич говорит, там важные люди будут, богатые. Хотят наш спектакль посмотреть. Степан Григорьич сказал, если жалостливо сыграем, денег дадут — на учебники, на краски.

— Так и сказал? — удивленно переспросил доктор.

— Ага.

— Надо больше трагедии, он так сказал. Люди, говорит, трагедию любят. Чтоб все плакали, тогда денег больше дадут. Он в Комитет какой-то ходил, с Воскобойниковым говорил.

— Жалостливей, говоришь? — сказал Иван Павлович. — Ну, вы вчера и так Аглаю до слёз довели. А что за Комитет, знаешь?

Вася пожал плечами.

— Не, не знаю. Степан Григорич сказал, там важные люди, из города. Может, из думы? Он хочет, чтоб мы их удивили, тогда школе помогут. Учебники купят.

— Учебники — это конечно дело хорошее… — задумчиво проговорил Иван Павлович. — А ты чего пришел? Случилось поди чего? Сердце болит?

— Не беспокойтесь, Иван Павлович! Все у меня хорошо. Я… это… хотел про докторское дело спросить. Хочу, как вы, людей лечить. Можно?

— Все же не передумал?

— Нет!

Доктор, тронутый его искренностью, подвинул стул ближе.

— Конечно, Вася. Спрашивай, что хочешь. Медицина — дело нелёгкое, но благое.

Вася, набравшись смелости, выпалил:

— А как вы узнаёте, что у человека болит? Ну, когда он сам не знает?

— Смотри, Вася, главное — слушать и смотреть. Больной тебе расскажет: жар, кашель, боль в груди. А ты ещё глаза проверяешь, пульс щупаешь, слушаешь, как дышит. Вот, вчера Петракова смотрел, начальника милиции — рана открылась, а он молчал, я по бледности понял.

Вася, широко раскрыв глаза, кивнул.

— А если кровь идёт, как остановить? Я видел, как Глафира бинты кипятит, а дальше что?

— Кровь — дело серьёзное, — ответил доктор. — Кровотечение разное бывает, артериальное, венозное, капиллярное…

Доктор принялся подробно рассказывать, щедро пересыпая свой рассказ научными терминами. Надо отдать должное, Вася слушал внимательно, не отвлекался и запоминал.

— Понял?

— Не все, но… сложно…

— Это ничего. Сложно и мне было в начале.

Иван Павлович потрепал парня по макушке.

В город Иван Павлович вырвался этим же днем — выдалось пара часов, решил воспользоваться моментом. Заглянул в аптеку, купил всего, что нужно. К Чарушину забежал.

Выгадал все же минутку и забежал на почту. Хоть Фома Игнатьич и не подавал телеграммы по поводу явки владельца денег, но доктор все же зашел — вдруг старик запамятовал.

— Фома Игнатьич, доброго утра! — начал Иван Палыч, отряхивая шинель. — Я опять по тому переводу. Для госпиталя № 27. Не приходил никто, не спрашивал?

Почтальон, водрузив очки на нос, покачал головой.

— Не-а, Иван Павлович, никто не приходил. Прошу не беспокоиться — о вашем деле я помню. Пока никого. Постой-ка, Иван Павлович…

Почтальон, будто что-то вспомнив, хлопнул себя по лбу и полез под прилавок, где в ящике громоздились старые газеты, перевязанные бечёвкой.

— Ты ж говорил про детский госпиталь № 27, так? Еще в прошлый раз, когда приходил сюда.

— Говорил.

— Я это название запомнил, потому что где-то уже слышал. Погоди, сейчас найду… Ага, вот оно!

Он вытащил потрёпанную газету, датированную декабрём 1916 года, и протянул её доктору. «Русское слово», номер за 20 декабря, с заголовком, от которого у Ивана Палыча похолодело внутри. Он развернул лист, и его взгляд упал на статью, напечатанную мелким шрифтом.

Трагедия под Ржевом: Детский госпиталь № 27 разрушен

В ночь на 15 декабря 1916 года немецкая авиация нанесла жестокий удар по окрестностям Ржева. Одной из целей, случайно или нет, стал детский госпиталь № 27, располагавшийся вблизи железнодорожного узла и приютивший сирот, потерявших семьи в войне.

Благодаря отваге сестёр милосердия и местных жителей всех детей удалось эвакуировать до того, как огонь поглотил остатки госпиталя. А вот само здание пострадало основательно — оно было стёрто с лица земли: от деревянных стен и крыши остались лишь дымящиеся руины.

Местные власти сообщают, что госпиталь восстановлению не подлежит. Также известно, что сам госпиталь № 27 прекращает свою деятельность, а сирот разместят по существующим госпиталям.

— Как это? — не смог сдержать удивления Иван Павлович.

Мысли путались. Госпиталя № 27 оказывается уже не существует с декабря 16 года. Сейчас — март. Четыре месяца прошло. А деньги ему шлют. Причем госпиталь-призрак якобы на данный момент перемещенный, то есть временно базирующий в Зареченском уезде.

— Фома Игнатьич, — хрипло сказал Иван Палыч, — эту газету я заберу. И если кто спросит про госпиталь или перевод — сразу мне телеграмму.

— Конечно! А что, Иван Павлович, большие деньги перевели?

— Большие, — уклончиво ответил доктор.

— Ну вы не переживайте, ежели кто и явится, я, как договаривались, сразу телеграмму дам. Память-то у меня — ого! — Он постучал себя по лбу и подмигнул. — А знаете в чем секрет? Золотой корень. Травку сам собираю, сушу. А потом щепотку заварить — и пить перед едой. Очень полезная штука. Хотите, я и вам сейчас заварю?

— Нет, спасибо! — улыбнулся Иван Павлович. — Фома Игнатьич, а вообще переводы денежные в последнее время еще были? Может, кто забирал?

Почтальон задумался, почесав бакенбарды. Его взгляд скользнул по заваленному бумагами прилавку, где лежала толстая книга учёта.

— Переводы? А ведь и в самом деле был, один. «Красный Крест» сделал перевод, так же, на имя, до востребования.

— В самом деле? — заинтересовался доктор. — И его забрали?

— Забрали.

— А кто? Кто забрал?

— Так это… новенький то ваш и забрал.

— Кто новенький? — не понял Иван Павлович.

— Ну этот… Как его? Сейчас, — он принялся листать журнал. — Ага, вот! Ваш учитель новенький забрал, Рябинин его фамилия… Милейшей души человек!

Глава 12

Игната Феклистова в милиции продержали недолго — как и предполагал Гробовский, выпустили за недостатком улик. Тот вернулся в бывший трактир — ныне гостиницу, и, как ни в чем ни бывало принялся хозяйствовать, переориентировав сапожную мастерскую просто на починку обуви.

Двоюродный племянник Игната Устиныча, Андрюшка, в больницу теперь заглядывал редко, но, вовсе не потому что дядька его не пускал. С открытием гостинцы дел стало невпроворот, там более, что и ресторанчик втихую работал — кормили господ постояльцев. А таковых было немало! Кроме более-менее постоянных жильцов, типа Гробовского или Анна Львовны, в гостевых комнатах еще ночевали и припоздавшие к поезду пассажиры. Поезда нынче ходили нерегулярно, а добраться в город на коляске или даже в телеге стоило денег. Феклистов же цены не задирал, да и вообще — вел себя тише воды, ниже травы. Как предполагал поручик — наверняка, задумал какую-то очередную аферу.