Читать книгу 📗 "Смутные дни (СИ) - Волков Тим"

Из голодного города в деревню нынче потянулись многие, везли ценные вещи, меняли на молоко, яйца и все такое прочее. И это еще не начался май!

Тот же Парфен Акимыч, лабазик и церковный староста, сменял бочонок квашеной капусты на астролябию. Зачем ему астролябия, и вообще, что это такое, лабазник не знал — но слово было красивое, а сам предмет — загадочный. Парфен Акимыч повесили астролябию в лавке — для украшения. Просто вбил большой гвоздь.

Иван Палыч по-прежнему исполнял обязанности комиссара, да еще по мере сил занимался больничкой, сильно переживая за Анну Львовну. Вот ведь как там, в Ключе, все повернулось! А, если б застрелили? Что тогда? Хорошо, в Совете хватало солдат, и проблему тогда решили быстро…

После утреннего обхода доктор дал Аглае наставления по поводу нескольких трудных случаев, и отправился к «Гранд-отель», навестить Гробовского и — если повезет — Анну. Та вполне могла уже уехать — за ней иногда присылали машину, тот самый «Лорен-Дитрих». Или «Изотту-Фраскини»? Нет, «Изотта» была при Комитете…

Слава Богу, Зареченск все же был не столицей, и Комитет с Советом не то, чтобы жили дружно, но старались держать нейтралитет и зря своих людей не подставляли. В отличие, от той же столицы, где Временное правительство (власть без силы) и Петросовет (сила без власти) смотрели другу на друга волками, и было совершенно не ясно, во что все это выльется.

Сам Иван Палыч… Вернее, сказать, Артем, историю, конечно, изучал… очень давно, еще в школе. Но, больше налегал на биологию и химию, история ж — поскольку постольку, то есть, имел представление о событиях весны — лета 1917 года — на уровне среднего российского гражданина. То есть — практически никаких. Ну, знал, конечно, о том, что произойдет в конец октября, и даже немножко помнил про Корниловский мятеж… но так, смутно…

Глобальной мысли вмешаться в исторический процесс и Артема как-то не возникало — не до того было! Так он и так вмешался, можно сказать, каждый день, исполняя функции не только доктора, но и медицинского комиссара. Выходило, помогал пока Временном правительству, точнее — местному земству, пытавшемуся хоть как-то поддержать порядок.

Свергнутого царя никто не вспоминал (разве что в синематографических пасквилях), повседневная обычная жизнь с каждым днем становилась все дороже и труднее, складывалось такое впечатление, что страна потихоньку погружается в смуту… Правда, местная власть делала все, чтоб этого не произошло, в отличие от власти общероссийской.

Артем все же понимал, что в смуту Россия все же провалится, и большевики, возможно, — меньшее зло. Тот же товарищ Артем… тезка… Интересно, как там он? Как младший Субботин?

— Анна Львовна у себя? — войдя в «Гранд-Отель», поздоровался доктор.

— У себя. И господин Гробовский — тоже, — Феклистов сухо кивнул, однако обиды никакой не выказал. — Где ж им всем быть? Воскресенье!

На стене, за стойкой, вместо портрета государя-императора, висел князь Георгий Львов, министр-председатель, буйной своей бородою чем-то похожий на былинного Илью Муромца, рядом расположилась кривовато написанная вывеска — «Благотворительная столовая». Сидевшие за столиками мужики, заглянувшие передохнуть по дороге в город, чинно хлебали борщ и даже сняли шапки.

Пастораль! Идиллия!

Прав, прав Гробовский, Феклистов наверняка что-то задумал… Пусть даже и не слишком криминальное, но…

Поднявшись по лестнице на второй этаж, доктор нос к носу столкнулся с Андрюшкой — тот несся куда-то с кипой постельного белья!

— Здрасьте, Иван Палыч! К Анне Львовне?

— К ней…

— А я вот пока занят — расширяемся! Но, как освобожусь, обязательно загляну в больницу!

— Заходи, Андрюш, — искренне улыбнулся доктор. — Будем рады…

Вот и нужная дверь… номер — «12»…

Иван Палыч осторожно постучал…

— Заходите! — прозвучал звонкий голос.

Толкнув дверь, доктор остолбенел на пороге.

Анна Павловна, в юбке из светло-зеленой тафты и такого же цвета блузке, стояла напротив большого зеркала… и целилась в свое отражение из револьвера!

— Бум! — завидев вошедшего, девушка быстро обернулась. — Иван!

— Ты бы наган-то опустила… — подойдя ближе, усмехнулся тот.

— А, да он не заряжен… — поставив для поцелуя щечку, беспечно отмахнулась Аннушка. — Я и не умею еще заряжать… не научилась… А наган мне Тереньтев Елисей велел выдать. Ну, наш предсовета. Чтоб, ежели что… Только…

Девушка неожиданно вздохнула:

— Я и стрелять не умею, и не представляю даже, где его носить? В сумочке наган явно лишний. А спуск какой тугой! Еле-еле выжала.

— Анна! — загадочно улыбнулся доктор. — А давай меняться!

Он вытащил из кармана миниатюрный «браунинг»:

— Ты мне — наган, а я тебе — вот это.

— Ой! — обрадовалась девушка. — Какая изящная вещица! Она что же, стреляет?

— А то!

— Меняемся! Только… мне бы показать бы, как заряжать…

Иван Палыч расхохотался:

— Знаю, кто нам все покажет… И даже покажет, как правильно стрелять…

Через полчаса они уже стояли в рощице. Аннушка, Иван Палыч и Гробовский. Депутат Совета по женским делам азартно целилась в старый трухлявый пень.

— Вот, Анна Львовна… мысленно совмещаем целик с мушкой… и с пнем… — терпеливо учил поручик. — Одновременно начинает плавно давить на спусковой крючок… давим, не дергаем… выстрела не подлавливаем и не ждем…

— Ага-а-а… — девушка азартно закусила губу.

— Анна Львовна! Ты не тот глаз закрыла! — засмеялся доктор.

Бахнул выстрел. Вместо пня пуля угодила в старую осину.

— Ну, вот, Иван Палыч! Вечно ты все испортишь! Ах, день-то какой славный! — Аннушка потянулась. — Может, хвать уже стрелять? Аглая уже скоро должна подойти… Да вот она, кажется, на пригорке! Аглая-а! Эгей! Мы здесь!

Прямо на свежей траве расстелили старую скатерть. Вытащили из принесенной корзинки бутылочку «Цимлянского», купленного по случаю Гробовским… Уселись — Иван Палыч с Аннушкой, Алексей Николаевич с Аглаей…

Праздновали сразу две помолвки.

Поручи разлил по кружкам вино… и вдруг приложил палец к губам:

— Кажется, за нами следят, господа! Во-он, в тех кустах кто-то прячется… А ну-ка!

Гробовкий вытащил револьвер:

— Девушки — живо за осину! Иван, ты справа, я слева! В клещи возьмем…

Прячась за деревьями, оба побрели к зарослям. Отведя ветки, доктор осторожно выглянул… узрев за кустами знакомую фигуру в скуфейке и рясе, возившуюся с укрепленным на треноге фотоаппаратом.

Появился и Гробовский:

— Господи, отец Николай! Фотографируете?

— Да вот, решил, так сказать, на пленере… До обедни время есть… Вдруг слышу — стреляют! Вот и затаился… — священник — молодой, с рыжеватой бородкою и поврежденной на фронте рукой, резко обернулся. — О! Здравствуйте, господа! А вы выстрелы слышали?

— Это мы стреляли, — светски улыбнулся доктор. — Тренируемся. Заодно — пикник. Кстати, отец Николай! А не могли бы вы сфотографировать всю нашу честную компанию? А потом мы хотели бы в церковь…

По пути в церковь доктор и Гробовский чуть поотстали — разговаривали. Иван Палыч все же решил посоветоваться со специалистом по поводу финансовых дел… Только про свои подозрения насчет Рябинина же решил пока что ничего не говорить — вдруг да совпадение, ошибка? Чем позорить честного человека, тем более — учителя, лучше уж для начала разобраться во всем самому!

— Детский госпиталь? — выслушав, Алексей Николаич задумался. — Ну да, бывало, бомбили… А номер вполне спокойно могли потом и другому госпиталю присвоить! Он ведь в реестре остался. Что же касаемо крупного перевода… От кого перевод?

— От государственной организации…

— Хм… — покачал головою поручик. — Знаешь, Иван, государственной организацией может прикинуться и частное лицо. Чтоб не было лишних вопросов! Сейчас же никто не проверяете, не до того… Пойдем-ка, Иван Палыч, Анну Львовну догоним! Кой-что надобно у нее уточнить…

Вопрос поручика касался пропавших по деревням девушек, предположительно, угодивших в публичные дома.