Читать книгу 📗 "Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР (СИ) - Калинин Алексей"

— Обосрался? — хмыкнул Никитич, наблюдая за мной.

— Нет, но поседел на пару волосков точно, — кивнул я.

— А теперь представь, какое воздействие он на зеков оказывал! — Никитич поднял палец вверх. — Он же всю жизнь на зоне в качестве сторожевого пса прослужил. Только после списания его Мария приютила. Теперь доживает свой век у неё.

— Солидно… Хороший пёс, хороший, — проговорил я.

— Рекс, свои, — проговорил Никитич. — Или не узнал?

Рекс аккуратно сел на задние лапы, подложив хвост под себя, а потом уставился на нас своими умными глазами. Он словно давал понять, что узнать-то узнал, но служба превыше всего.

— Мария! Мария! — позвал Никитич негромко. — Мария, к тебе гости!

На крыльцо вышла пожилая женщина, зябко кутаясь в фуфайку. Её лицо было хмурым, чуть заспанным, словно мы вытащили её из кровати. Светлые и гладкие волосы свободно падали на плечи, подчёркивали увядающую красоту этой женщины.

Мария увидела нас, несколько мгновений постояла, присматриваясь, а затем легко отступила назад, широким движением пригласив войти:

— Заходь, Коста! Рекс, фу!

На умной морде пса тут же отразилось философское: «Ну, фу так фу. Я своё дело сделал. Теперь могу умывать лапы!» После чего он отправился в сторону конуры, на прощание окинув нас предостерегающим взглядом. Вроде как попросил не хулиганить, чтобы выйти за калитку в том же виде, в каком и вошли.

Я хулиганить вовсе не собирался, так что просто подмигнул псу в ответ. Тот спокойно улёгся на своё место и положил голову на лапы. Проводил нас взглядом карих глаз.

В деревне без собаки ни один двор не обходится. На них обязанности «звонка», отгонятеля чужих псов и кусателя за жопу любителей халявной курятины. Как мне кажется, у хозяйки Рекса ничего не пропадало. Никогда.

Собака напомнила мне один случай из прошлой жизни.

Был у меня приятель, Михаил. Мужик под два метра, центнер живого, а то и не совсем живого весу. Казалось бы, железобетонный атлет. Но была у Мишани фатальная слабость — зелёный змий. Не пил он — стартовал, а финишировал только в полной бессознанке.

Из-за его габаритов мы старались спиваться в пределах квартир: завалил этого бегемота на диван — и совесть чиста. Как-то раз отмечали день рожденья товарища. Хозяин, по простоте душевной, Мишаню и пригласил.

Явился он не один — с кавказской овчаркой, Шайтаном. Пёс, едва переступив порог, занял полприхожей. На законные возмущенные вопли хозяина, Мишаня буркнул, что ему всего-то на часок, жену с поезда встретить, а пса одного не бросишь. Шайтан, к слову, оказался воспитанный. Скомандовали «Сидеть!» и он уселся, лишь хвостом виляет, гостевую обувь по углам раскидывает, будто дворник наскипидаренный.

Мишаня бросил ему «Жди!» — и погрузился в застолье. Про жену, с поезда, он, ясное дело, забыл напрочь. Но кое-как сумели докричаться до остатков его совести. Он, скрипя извилинами, всё же поднялся и заковылял к выходу. Мы, проводив его взглядом, вздохнули и продолжили.

Через пятнадцать минут звонок его супруги: «Где Михаил?». Выслушав всё, что она думает о нашей роли в его судьбе, а также о нас самих, пошли искать.

Искать не пришлось. В двух улицах от дома — картина маслом: на муниципальной клумбе, в позе гоголевского казака, почивает Мишаня. А рядом, в идеально суровой стойке, сидит Шайтан. И несёт вахту.

Метрах в пяти трутся трое полицейских. Подойти подсыкивали. Пёс молча, без лая, лишь низким рыком очерчивал периметр. Не пускал. Видимо, боялся хозяина разбудить.

Копы уже кинолога собирались вызывать. Мы жене позвонили. Та примчалась, всем отсыпала звездюлей, включая овчарку. Оказалось, такие вещи повторялись не в первой. Проспится Мишаня и бредёт домой, а Шайтан чинно сопровождает его, как верный оруженосец уставшего рыцаря.

Мы прошли в дом. Я ещё раз оглянулся на пса. Тот смотрел нам вслед, высунув язык. Он как будто по-доброму улыбался.

Ну да, так я тебе и поверил псина. Тебе только дать команду: «Фас!» и ты тут же вцепишься в горло того, кого хозяйка посчитает врагом. Если он из лагерных собак, то явно пробовал человеческую кровь на вкус.

Внутри домик был точной копией хозяйки — собранный, немного суровый, но с душой. Воздух стоял густой, пропахший дымом старых кирпичей, варёным мясом и сладковатым духом хвои, что грудами лежала у печки.

Центром дома была печь — массивная, белёная, с чёрной пастью топки. Неподалёку от неё стояли пара стульев с просиженными соломенными сиденьями и деревянный стол, застеленный клеёнкой. Клеёнка была с историей — под потёртым рисунком в виде красно-жёлтых цветов угадывались пятна от стаканов и смутные круги от горячих мисок.

На стене, строго над столом, висели часы-ходики с маятником. Они отмеряли время неторопливо, с ленивым, сиплым тиканьем, словно жалуясь на каждую ушедшую секунду.

В углу, под самым потолком, на самодельной полке из неструганой доски теснились книги. Не для красоты — корешки их вздуты от сырости, страницы пожелтели. В основном справочники по грибам да старенький определитель птиц.

Вторым видным предметом было кресло. Не трон, а скорее логово. С пожелтевшей салфеткой на подголовнике и вытертой до блеска деревянной ручкой по правому боку. Здесь она читала при свете лампы под абажуром из зелёного стекла, а Рекс устраивался на половичке у её ног, свернувшись калачиком на коврике из медвежьей шкуры.

Напротив кресла, на грубой дубовой лавке, лежала её верная «Зброевка», охотничье ружьё. Оно как будто никогда не висело на стене для красоты, а всегда находилось здесь, на замшевой подстилке, в состоянии готовности. Чистое, смазанное, с потёртой голой древесиной ложи словно это была не вещь, а продолжение руки.

Не было ничего лишнего. Ни безделушек на комоде, ни картинок на стенах. Лишь практичная тишина, да чёткий порядок, где каждая вещь знала своё место и свою вековую работу.

— Ну что же, присаживайтесь, — кивнула хозяйка на места возле стола. — Сейчас приготовлю завтрак.

Сказано это было на чистом русском языке, правда, с небольшим чешским акцентом. Слова выходили с ударением на первом слоге.

Константин Никитич кивнул мне и уселся возле стола. Зевнул.

Оно и понятно. Устал старик с дороги. Ему бы поспать сейчас не мешало. Я молодой, но тоже не отказался бы покемарить пару часиков.

Глава 21

Вода на плите вскипела довольно быстро. Охотница Мария сноровисто заварила чай, вытащила на стол вяленое мясо, чёрный хлеб, сливочное масло. Потом плеснула заварку в алюминиевые кружки, долила чуть остывшим кипятком. Придвинула нам с Никитичем, а сама села напротив.

Я вдохнул травяной аромат и отпил обжигающую смесь. Никитич кивнул в знак благодарности, потом взял краюху хлеба, намазал её маслом, а сверху сыпанул сахара. Получился своеобразный сладкий бутерброд.

— Спасибо за приём, Мария, за чай, за угощение, — проговорил он.

— Не чаёвничать ты ко мне явился, Коста. Что вас привело ко мне? — ответила Мария.

— Вот этому человеку надо перебраться через границу, — показал Константин Никитич на меня. — В Германию. Ты же можешь переправить его в Бернау?

Взгляд, которым опалила меня Мария, вряд ли можно было назвать дружелюбным. Она сверкнула глазами, потом прикрыла их веками. Словно зашторила окна души пожухлыми занавесками.

— Отчего же не могу… Могу. Только, какой мне с этого прок? — спросила она.

— Я могу заплатить, — поспешил я ответить.

— Заплатишь… Обязательно заплатишь, — процедила она, и мне этот тон не очень понравился.

Прозвучало так, как будто я занял крупную сумму денег, а после долго и упорно не отдавал. И вот я сижу в загончике суда, а Мария даёт против меня показания и предчувствует скорую расправу.

По крайней мере, в её фразе не было ничего дружеского. Никакого участия и вообще никакой человеческой теплоты. Понятно, что разбудили, потревожили, вмешались в личную жизнь и потребовали изменить возможные планы, но… Можно же и просто отказаться! Чего так цедить-то?