Читать книгу 📗 "Инженер Петра Великого 4 (СИ) - Гросов Виктор"

Запад… Польша. Если она станет нашим буфером, то Августа надо сажать на трон плотно, чтоб не рыпался. Прикрытая спина — это возможность развернуться в другую сторону. Государь наверняка так и сделает.

Придется поворачиваться на юг. Турция. Старик прав, они полезут из чистого страха. Значит, война с Османами — дело решенное. И готовиться к ней надо по-взрослому: флот, крепости, новое оружие. Уверен, Царь припряжет меня и тут.

И, наконец, Франция. Враг моего врага. С ними надо дружить. Против Англии. Осторожно, через Брюса, но надо. Это логично.

Я поднял глаза на Стрешнева. Вся эта комбинация, достойная хорошего аналитического центра, пронеслась в голове за полминуты. Старый боярин смотрел на меня с едва заметной, одобрительной усмешкой в уголках губ. В его мудрых, всепонимающих глазах не было удивления. Он будто видел всю эту развернувшуюся в моей голове карту будущих войн и союзов. Он видел, что я понял и принял правила этой игры.

— Вот видишь, барон. Начинаешь понимать, — тихо сказал он, и его голос снова обрел спокойную, отеческую твердость. — Я потому и позвал тебя, что знал — поймешь. Ты здесь, в Москве. На вражеской, можно сказать, территории. Демидов и его свора будут тебя на зуб пробовать, в душу лезть, капканы ставить.

Он подался вперед, положив свои сухие, жилистые руки на подлокотники кресла.

— Так вот, я хочу, чтобы ты знал: что бы здесь ни случилось, что бы ты ни услышал, — у тебя есть воля Государя. У тебя есть и наше, стариковское, благословение. Тех, кто видит в тебе, а надежду России. Ты только не наломай дров по своей горячности. Думай. И помни, что каждое твое решение теперь отзывается эхом. А мы чем сможем — подсобим. Незримо.

Глава 17

Старик замолчал, а я тупо пялился на огонь в камине. В голове — звенящая пустота, вакуумная, высасывающая. Будто из привычного мира, где все было понятно и разложено по полочкам, одним махом выбили несущую стену. И все расчеты, чертежи и шестеренки посыпались в эту дыру, как какой-то хлам. Я отхлебнул наливки. Сладкая, зараза, а на вкус — полынь. Неужели я так просчитался?

Я ведь на полном серьезе считал себя стратегом. Мужиком, который на три хода вперед видит. Который в цель лупит, все расклады вокруг просчитывает. Еще и нос задирал, чего уж там. А по факту оказался простым технарем. Гений, спору нет, правда только в пределах своей кузни, а за воротами — слепой котенок. Закопался по уши в своих конвертерах, в этой вечной битве за давление пара и жаропрочность кирпича, и упустил из виду главное. Прошляпил то, что этот старый боярин, который и слова-то такого, «термодинамика», не знает, раскусил в два счета, едва глянув на донесения Брюса.

Ну как так-то? Я, инженер, для которого системный анализ — это как «Отче наш», мог проглядеть очевидное? Ведь все было на поверхности, все логично до безобразия. Нужно было просто на секунду оторваться от железок и подумать о людях.

Я мысленно отмотал пленку назад, заставил себя прогнать всю эту историю заново, но уже как командир диверсионной группы, как аналитик, которому на стол положили сухую сводку. Голые факты. Декомпозиция, чтоб ее. Разложить все по полочкам.

Итак, пункт первый. Самый простой, тот, до которого даже я додумался. Налет на завод в Евле. Итог — шведы остаются без своего главного военного завода. Следствие: армия Карла больше не может по-быстрому латать дыры в вооружении. Пушки, мушкеты — все это теперь штучный, дефицитный товар. Их военная машина, громыхавшая на всю Европу, начинает скрипеть и разваливаться. Карл из хищника, который мог отрастить себе новую лапу, превращается в инвалида. Рыкнуть еще может, это — да, да вот любой серьезный бой для него — шаг к пропасти. С этим все ясно, это и была моя основная задача.

Пункт второй. Последствия для соседей. А вот тут мой хваленый анализ уже дал сбой. Я думал о шведах, совершенно забыл про тех, кто под ними ходит. Пока Карл был на коне, его польская марионетка Лещинский сидел на троне. Вся эта гонористая шляхта смотрела на Варшаву, как на солнце, потому что за ней стояла непобедимая армия. А что случается, когда эта армия начинает хромать? Когда до ушей панов долетают слухи о сожженном заводе и о том, что новых пушек у шведов не будет? Правильно. Эти политические флюгеры тут же начинают вертеться в поисках нового ветра. А ветер теперь дует с востока. От нас. И вот уже Лещинский сидит в своем дворце как паук в пустой паутине, а наш друг Август снова становится главной фигурой. Речь Посполитая из вражеского плацдарма превращается в буферную зону, в союзника. И для этого не пришлось отправлять ни одного солдата. Нужно было просто сжечь к чертям собачьим один заводик. Элементарно же!

И, наконец, пункт третий. Самое вкусное. То, что я прожевал и даже не понял, что съел. Англия. Я видел в них хитрых союзников шведов, которые вечно лезут не в свое дело. А надо было копнуть глубже. Любая война — это, в первую очередь, деньги. А где большие деньги, там всегда кишат те, кто хочет на этом погреть руки. Найти левую бухгалтерию, вскрыть контрабанду… Это не компромат, а бомба под их парламент. В любой стране, где царь не всесилен, всегда идет грызня за власть. Тори, виги… да какая к черту разница. Всегда есть «ястребы» и «голуби», те, кто у кормушки, и те, кто мечтает их оттуда спихнуть. И если подкинуть оппозиции такой козырь, это не просто скандал. Это паралич власти. Пока они там в своем Лондоне будут с пеной у рта доказывать, кто из них больше украл, им будет не до далекой России. Не до помощи какому-то там Карлу. Их флот, гордость нации, будет ржаветь в порту, потому что у адмиралов не будет приказа, а у казначейства — денег. Простое домино, запущенное одной искрой в шведской глуши.

Я медленно поднял глаза на Стрешнева. Вся эта многоходовка выстроилась в голове. Я наконец-то перестал быть инженером, я начал становиться игроком.

— Ну вот, — голос Стрешнева вырвал меня из мысленной жвачки. Старик удовлетворенно откинулся в кресле, довольный произведенным эффектом. Он не стал давать нравоучения. Просто дал время переварить. — То все дела заморские, хлопоты дальние. Беда, Петр Алексеич, в другом. Враг-то, он не токмо за морем сидит. Самый лютый зверь — тот, что в твоем же лесу хозяйничает. Тот, что повадки твои знает и на твоем же языке рычит.

Он замолчал. Ясно к чему он клонит. Демидов. Эта фамилия незримо висела в воздухе с самого начала нашего разговора. Старый боярин, как опытный фехтовальщик, делал долгие, изящные выпады, подготавливая главный, решающий укол. И вот этот момент настал.

— Думаешь, главный твой супостат — Карл? — он криво усмехнулся. — Ошибаешься. Карл — враг понятный, враг бранного поля. С ним все просто: у кого пушки дальше бьют и солдаты крепче, тот и прав. Истинный же твой соперник, барон, здесь, под боком. И зовут его Никита Демидович.

Стрешнев налил себе еще наливки, а мой кубок демонстративно проигнорировал, давая понять, что для этого разговора нужна ясная голова. Голос его стал тише, в нем не было эмоций, только сухая констатация фактов.

— Ты не пойми меня превратно. Демидов — муж государственный. Для России он уже сотворил немало и еще сотворит. Он в тот Урал, в землю дикую, вцепился хваткой железной. Государь ему волю дал, заводы казенные отдал, и Никита наш железо стране поставляет. Без его чугуна, без пушек нам бы в войне сей куда как туже пришлось. За то ему почет. Но есть в человеке том такая алчность к делу и к власти, что она его самого скоро погубит. И всех, кто рядом станет.

Он подался вперед.

— Не думай, что он лишь удачливый тульский оружейник. То ошибка великая. Он строит свою вотчину. Он еще не царь на Урале, но всеми силами к тому стремится. Всякий новый завод, что он там ставит, — его личная крепость. Всякий мастер, коего он переманит, всякий беглый, коего от закона укроет, — верный его слуга. Он создает мир, где один закон — его слово, и одна воля — его хотение. И делиться сим миром он не намерен. Жаль, Государь не видит этого, — вздохнул старик.