Читать книгу 📗 "Барин-Шабарин 6 (СИ) - Старый Денис"
Так что я взял его временно на место Мирона, чтобы пристально приглядеться к парню и решить судьбу Елисея. Если бы он не был семнадцатилетним, а имел за душой хотя бы четверть века, то я бы даже не раздумывал, дал бы ему сотню. Всё-таки не сказать, что кадровая проблема в моём полку полностью решена. Но меня смущал юный возраст парня.
Да, я понимаю, что тот же самый Константин Рокоссовский, будущий маршал, в Гражданскую был семнадцатилетним, но уже важным командиром. Или Артём Голиков, который в семнадцать лет командовал целой дивизией. Но такого цейтнота всё-таки у меня в полку не было, поэтому нужно к кадровым вопросам подходить основательно.
— Бах-бах-бах! — раздавались выстрелы уже в городе.
Нечастые горожане, а в Рущуке проживало где-то пятнадцать тысяч человек, скоро начнут просыпаться. Улицы для прохода могут быть запруднены, что сильно усложнит задачу.
Я не лез вперёд, с тремя сотнями я выдвигался сразу за отрядами Воронцовской дивизии. Дело в том, что у меня появилась мысль: если на этом участке военных действий так и будет происходить тягонина, то после своего рейда по тылам противника мне нужно будет уйти в Одессу или в Крым, если там уже что-то происходит.
Да и боеприпасов хватает для того, чтобы дать два полноценных боя, не больше. Ещё есть немного в Силистрии на складе, а больше почему-то и не приходит. Письмо Затлеру я уже отослал. Может быть, это главный интендант каким-то образом не пропускает обозы к Дунаю.
— Бах-ба-бах! — уже во многих участках города шла перестрелка.
Я не особо волновался. Огневое преимущество мы имели. Револьверы в городских условиях — это действенный аргумент.
Я направлялся в сторону порта.
Глава 20
Пётр Николаевич Кузнецов, которого больше знают под именем Петро, прямиком к «главным» домам привел отряд, за который был ответственным в ходе операции в городе Рущук. Его отряд был разделен надвое, и больший числом, после непродолжительного боя за один из домов, отправился в порт, где стрельба все еще была слышна. Петро было уже понятно, что город взят и был этому несказанно рад, но и необычайно удивлен. Оказывается, как и говорил Командир, если действовать не шаблонно, дерзко, но не безрассудно, что можно добивать удивительных результатов. Рущук стал на время, может и не продолжительное, но русским.
Мало кто знал, что у заместителя командира Шабаринского полка, Петро, есть фамилия, он и сам это узнал только недавно, просто нужно как-то записать, кроме что по имени, вот и записали… Кузнецов. Хотя в тех местах, откуда Петро больше кузнецов называли ковалями.
И вот этот человек, который за последние пять лет приобрёл себе вполне благозвучное имя, а вместе с этим и немало материальных ценностей, включая существенные доли в сахарных заводах в Шабаринске. Он первым вошел в болгарский городок. Хотя, следовало бы назвать этот городок турецким, всё-таки он под контролем Османской империи.
Решительно, каким Петро всегда и был со своими подчиненными, он шагал по коридору достаточно просторного дома. Самого большого и, видимо, самого богатого, среди прочих в Рущуке. Это в присутствии барина, Командира Шабарин, Петро все равно терялся, так и не смог он выбить из себя крепостного. А вот с другими… Наверное, даже был излишне жестким, компенсируя свое неискоренимое раболепие. Такое отношение к командиру и другим, чужим офицерам, как был уверен Петро, и не позволяет ему стать действительным командующим полком.
Кузнецов ходил по всем комнатам первого этажа самого большого дома в городе и лично смотрел, что интересного там есть. Барин-Шабарин позволяет бойцам немного, но прикарманить добра. Так что Петро высматривал, что он возьмет лично для себя.
— Господин командир, там это… — десятник замялся, растерялся, когда подошел к командиру.
Пётр Кузнецов не сразу понял, почему обычно бодрый и решительный десятник сейчас мямлит, будто новобранец, воспринял заминку бойца неправильно. Петру Николаевичу нравилось, что уж греха таить, когда его называют «господин» и когда перед ним робеют. Для бывшего когда-то крестьянина, а после кузнеца, для Петра барское обращение было слаще мёда.
Правда, он старался избегать общения с собственными подчинёнными в присутствии Шабарина. Наверняка командующий не оценит желание Кузнецова таким вот образом самоутверждаться за счёт своих подчинённых.
— Что там? — собравшись с мыслями, решительно спросил Кузнецов. — Доложить по существу!
— Так энта… господа там какие. На иноземном лопочут, лаются на чём свет, — говорил всё тот же десятник бывший уверенным и решительным ещё десять минут назад, когда в последний раз был замечен Петром.
И всё же сложно выкорчёвывать страх из человека, которого с малолетства воспитывали в покорности и раболепии перед всем барским, дворянским. Бывший крестьянин, за четыре года превратившийся в матёрого бойца, с уверенностью пойдёт на пули, будет воевать за совесть, вести в бой солдат. Но когда он видит гладких, с зализанными волосами, уверенных в себе, манерных панов, то вот… растерялся.
Петро решительно направился в то крыло здания, откуда пришёл десятник. Он с ноги распахнул двери так, что от удара большого и сильного воина массивная дверь слетела с петель. Кузнецов увидел и опешил.
За богатым столом, уставленным различными яствами и вином, восседали трое. Один был турок, явно не из простых — даже награды, усыпанные камнями, были на его груди. А в те знаки различия, что видел Петро и которые ранее изучал, он не верил. Нет, разве такое возможно?
Двое других были одеты в гражданскую одежду, но Пётр уже научился различать богатые одеяния. Так что он понял, перед ним очень важные люди. Ну а выправка, которую сложно спрятать даже под гражданской одеждой, говорила о том, что и эти люди имели отношение к службе.
— Кто такие? — на ломаном французском спросил Петро.
Ему отвечали, но командир понимал через слово. Понял он лишь то, что перед ним один из австрийских посланников. И он требовал, чтобы его, австрийца, отпустили и даже извинились.
Растерянность, которая завоевала сознание десятника, стала покорять и голову Петра Николаевича. Он попал на переговоры с австрийцев и турок, где находились посланники австрийского императора, договаривавшиеся о том, что уже достаточно скоро, в течение месяца, австрийские войска войдут в город и возьмут его под свой контроль, не допуская русских.
— Вяжи их, братцы! — крутанув головой, словно прогоняя наваждение, приказал Петро. — Пущай командир разбирается с этими гоголями!
— Вы не сметь! — на русском языке сказал турок.
Петро замахнулся на этого турецкого, если правильно понял, фельдмаршала. Но… Взгляд Омера-Паши был таким волевым, от него так и сочилась сила. Кузнецов замялся, убрал руку с замаха. Вот поэтому он и не командир. Тарас бы влепил затрещину осману, чтобы тот был посговорчивие.
Я направлялся в сторону порта, именно здесь был своеобразный административный квартал. Несколько особняков, служивших для местных городских элит домами, стояли у порта, но чуть особенно, на возвышенности. Словно турецкая администрация всегда была готова удирать по реке.
После того, как минут пятнадцать громыхало в той части города, где в основном располагался гарнизон города, выстрелы стали редкими, а появление моих отрядов в поле видимости частым. При этом не сказать, что город не был укреплён. Огневые позиции, как и некоторое количество пушек, располагались по периметру городских застроек.
Однако, насколько я уже изучил характер и менталитет турок… Вот если русских брать за эталон расхлябанности, головотяпства, то те же самые качества в отношении турок можно помножить на двое, если не на три. Не ошибешься, если в некоторых случаях и на десять умножить.
Посты турки выставили, это да. Но что такое пять человек на дорогу? Причем, когда все пятеро спят? Да и если бы город не спал, а готовился к отражению штурма, вряд ли это помогло туркам. Только что могло прибавить наших потерь. Имел место только небольшой заслон из турецких войск северо-восточнее Рущука. На это и рассчитывали, наверное, турки, не ожидая такого подленького нашего удара.
