Читать книгу 📗 "Муля не нервируй… Книга 6 (СИ) - Фонд А."

— А теперь рассказывай! — ворчливо велела Дуся, которая всё ещё дулась на меня за рагу и блинчики.

— Я к Маше ходил, — повторил я, — перед этим заглянул к Глаше…

— Обе вертихвостки! — припечатала строго Дуся, которая не могла простить Глаше, что та пыталась командовать нею, когда я был в Югославии, и она жила на Котельнической.

— В общем, если кратко. Про ребёнка — это правда, это не его ребёнок, — я кивнул по направлению кабинета Модеста Фёдоровича.

— Охохонюшки, — сокрушенно покачала головой Дуся.

— А ещё Машка хахаля завела, — сказал я и, глядя на потрясённую Дусю, добавил, — когда отец на конференциях был, она с хахалем прямо там, дома, встречалась.

— Божечки святы! — перекрестилась Дуся и сердито процедила, — а я сразу сказала, что жаба она бородавчатая! Недаром она меня выедала и из этой квартиры, и из той.

— И Ярослава она тоже поэтому и выставила, — согласно кивнул я.

— Бедный парень, — всхлипнула Дуся, — голодает там, сердешный.

— Так ты же ему только позавчера торбу продуктов передала, — хмыкнул я, но Дуся недовольно отмахнулась.

Правда жизни у неё была посконно своя.

— Надо его сюда забирать, — решительно сказала она, — негоже ему там, в общежитии этом жить!

— Да почему это негоже? — возмутился я, — нормально ему там жить будет. Пусть поживёт со сверстниками, кормить там будут, порядок комендант следить будет. А вместе с ребятами и веселей и есть кого спросить, если с уроками что-то получаться не будет…

— И что ты там с Машкой этой говорил? — не повелась на мою защиту Дуся. — Надеюсь, не просил её помириться с Модестом Фёдоровичем?

— Нет! — покачал головой я, — наоборот. Я выгнал её из квартиры.

— Да ты что! — всплеснула руками потрясённая Дуся, и тут же сердобольно добавила, — беременную? На улицу?

— Нет, не на улицу, — пояснил я, — в коммуналку она поедет. Поменяются с Мишей Пуговкиным. У него семья, как раз им там хорошо будет. Всё равно свою квартиру они ещё нескоро получат. А она пусть в коммуналке поживёт. Я ещё Белле скажу, чтобы присмотрела.

— Ха! — рассмеялась Дуся и от радости даже захлопала в ладоши, — ты такой же, как покойный Пётр Яковлевич! Тот бы тоже что-то такое провернул!

Она была очень рада.

Я дописал чай (который, между прочим, уже остыл из-за всех этих разговоров), когда Дуся сказала:

— Модесту Фёдоровичу ничего не вздумай говорить! Ему и так нелегко!

Не успел я кивнуть, как от кухонных дверей послышался голос Мулиного отчима:

— О чём мне нельзя говорить?

Глава 24

Когда-то Николай Васильевич Гоголь написал великолепную сцену «к нам едет ревизор». Во всех театрах актёры по-разному пытались передать изумление, ошеломление, шок и трепет от этого известия. Использовали методику Станиславского, Мейерхольда, и даже какие-то андеграундные новации, но сейчас бы мы с Дусей дали им всем сто очков. Даже Раневской.

— Так о чём мне нельзя говорить? — с этими словами Модест Фёдорович вошёл на кухню и окинул нас с Дусей подозрительным взглядом.

Дуся побледнела и, кажется, пребывала в задумчивости, выбирая, что лучше и уместнее в данной ситуации — упасть в обморок или драпануть. Но так как она была натура неутончённая и легко могла справиться хоть с горящей избой, хоть с неистовым конём (думаю, что и бешенный носорог для неё не составил бы затруднений), она выдала замечательную фразу:

— Ой, у меня же рагу сгорело! — и таки драпанула из кухни куда-то вглубь квартиры и затаилась там.

Какая связь между рагу, которое находилось в мусорном ведре на кухне, и её поспешным бегством в комнаты — я так и не понял.

Да и не до того сейчас было.

Ведь коварная Дуся чисто по-женски самоустранилась и оставила меня наедине с Мулиным отчимом объясняться.

— Я жду ответа! — чуть нажал голосом Модест Фёдорович, обдав меня винными парами.

И меня триггернуло. А чего, собственно говоря, я тут реверансы устраиваю? Он мужик. Наломал дров, спустил всё на тормоза, не проконтролировал вовремя — так пусть теперь видит результат. Чтобы впредь было уроком.

И я сказал, максимально корректно подбирая выражения:

— Разговаривал с твоей бывшей, час назад…

Модест Фёдорович вздрогнул и посмотрел на меня безумным взглядом.

— Выгнал её из квартиры. Но не на улицу, а в мою коммуналку.

Модест Фёдорович судорожно сглотнул, но не сказал ничего. Видимо, он пребывал в том состоянии, о котором классик когда-то сказал: «в зобу дыханье спёрло».

Поэтому никто мне не мешал развивать тему дальше:

— Соседи видели, как к ней регулярно ходит любовник, пока ты мотался по конференциям…

Модест Фёдорович не ответил ничего, только уши его заалели.

— И поэтому я посчитал справедливым, чтобы её содержал любовник, а не я. Мириться с тем, что в заработанной мною квартире будет проживать какой-то посторонний хахаль, я не намерен.

Пока Модест Фёдорович всё ещё пребывал в прострации, и я произвёл контрольный:

— И да, Маша подтвердила, что ребёнок не от тебя.

Я замолчал и посмотрел на Мулиного отчима. Он как-то моментально постарел и сгорбился.

— Понятно, — сказал он хриплым голосом и поплёлся обратно в кабинет. Дверь захлопнулась и оттуда послышался звук наливающейся жидкости.

На кухне моментально материализовалась Дуся:

— Ну как он?

Я пожал плечами и кивнул на кабинет. Всё было понятно и без слов.

— Надо было сперва покормить его! — обличительно возмутилась Дуся, — а ты сразу всё вывалил. Ему и так нелегко!

— Вот и покормила бы, — мстительно отдал ей за бегство я, — где же ты была, когда твоя поддержка так нужна была?

Дуся надулась и не удостоила меня ответом.

На этом инцидент был исчерпан, и я отправился в свою комнату.

А на работе появился Богдан Тельняшев, пришёл ко мне в кабинет и сделал попытку наехать на меня с целью забрать сценарий, техническое задание остальные документы. Был послан далеко и надолго.

— Ты пожалеешь! — пообещал он и выскочил из кабинета, громко хлопнув дверью.

А я пододвинул к себе папку с актами и принялся за рутинную работу.

Буквально через несколько секунд в кабинет вбежала Татьяна Захаровна. После того моего презента она относилась ко мне бережно и подчёркнуто любезно, более того, я видел, что она ко мне реально поменяла отношение на лояльное. Но сейчас её симпатии были очевидно на стороне Тельняшевых, потому что она решительно подошла к моему столу и выпалила:

— Иммануил Модестович, извольте передать документы Богдану Эдуардовичу!

— Какие документы? — удивился я.

— Все документы на советско-югославский проект «Зауряд-врач», — уточнила она.

— Я не должен передавать никому никакие документы, — пожал плечами я и для дополнительной аргументации развёл руками.

— Но вам же сказали!

— Кто мне и что сказал?

— Вам же Эдуард Казимирович сказал.

— Ну и что? Что он мне сказал?

— Он вам сказал, что Богдана Эдуардовича «наверху утвердили»!

— С чего бы это его наверху утвердили? — удивился я и добавил. — Если его утвердили наверху, пусть мне покажут приказ о том, что теперь проектом руководит он. Насколько я знаю, данный проект, который разработал я, был одобрен лично Иосифом Виссарионовичем. И, исходя из его пожеланий, я и делал этот проект со своими соратниками и коллегами. Если кто-то изменил мнение товарища Сталина, если на это есть какие-то документы, приказ, распоряжение, ещё что-то, пожалуйста, предъявите. Я сразу же передам все документы в полном объёме. Пока же, кроме каких-то лозунгов товарища Тельняшева-старшего, я доказательств не слышал и не видел. Доверять ему у меня нет оснований. Я его не знаю, и, кроме того, что он своего деточку-балбеса всунул в нашу делегацию, когда мы ездили в Югославию, больше я от него ничего адекватного не видел. Судя по его поведению на перроне, когда мы встречали делегацию, я глубоко сомневаюсь в его разумности.