Читать книгу 📗 "Беглец (СИ) - Никонов Андрей"
Красноармейцев Сазонова увидела, когда снова выворачивала на дорогу, двое бойцов проскакали, напугав кобылу, и быстро уходили вперёд. На повозку, едущую из другого села, они внимания не обратили. Маша не спешила, она осталась почти без денег, и могла рассчитывать только на повозку, которую вечером всё равно не продашь. Темноты она не боялась, и хотела к ночи добраться до Александровского, переночевать возле станции, а уже на следующий день, избавившись от лошади и кибитки, сесть на поезд, идущий в Москву.
Драгоценностей было жалко, но девушка в их потере в этом не винила никого, кроме себя. Не винила она и Сергея, который её готов был застрелить, тот ей почти ничего плохого не сделал, а вот другого чужака, который представлялся Липшицем, и копался в прошлых делах, считала ответственным за то, что ей пришлось бежать.
— Но он своё получит, — подвела Маша итог собственным размышлениям, и чуть не упала на дорогу.
Голова закружилась, в груди сдавило, а перед глазами замелькали круги, в таком состоянии ехать ещё несколько часов девушка бы не рискнула. Можно было бы подлечиться, но все лекарства остались в сумочке, которую она забыла в лесу, а профессиональный опыт подсказывал, что с таким состоянием лучше не шутить. В Кандагуловке Сазонова была несколько раз, и видела вывеску гостиницы «Сибирский тракт», предлагающей «уютные номера с удобствами за небольшую оплату». Гостиницу она нашла, и даже собиралась туда зайти, но у входа стоял военный, и Маша подумала, что лучше зайдёт в артельную столовую, дождётся, когда человек в форме уйдёт, и уже тогда возьмёт комнату. В столовой тоже сидел человек в форме, милицейской, правда, он внимания на Сазонову не обратил, зато военный, стоящий у гостиницы, перешёл дорогу и преградил Маше путь.
— Гражданочка, вам плохо? — спросил он.
— Нет, — пискнула Маша, от волнения голова снова закружилась, и она упала на пол, прямо под ноги красноармейца.
— Вроде похожа, — Плошкин разглядывал справку, в которой говорилось, что Клавдия Сидоровна Агапова направляется учительницей в село Камышинка Убинского района Барабинского округа Сибирского края, — лицо круглое, волосы с пробором, печать как настоящая. И веснушки вон видать. Ты её знаешь?
— Видел здесь пару раз, — Кривошеев вытирал мундир салфеткой, Машу стошнило прямо на него, когда милиционер попытался её поднять, — вроде она.
— С описанием Марии Сазоновой тоже совпадает, но особых примет нет, — комзвена опёрся о стену, обморочная комплекцией обладала плотной, и держать одной рукой её, а другой — лист бумаги, было неудобно, — что будем делать?
— Давай её в участок, — со вздохом посмотрев на почти полный графин, оставшийся на столе, сказал Кривошеев, — пусть посидит, и целее будет, и места у нас там достаточно. Доктора я к ней позову, Яков Самуилыч у нас по обморокам большой специалист, специализируется на женских болезнях. Ну а с утра в Камышинку кого пошлю, или оттуда кто приедет, тогда и опознают. Вы, товарищ, не беспокойтесь, опыт имеется.
Дойдя до участка, старший милиционер отпер амбарный замок, распахнул дверь, пропуская Плошкина с Машей на руках в участок. Девушку поместили в камеру, Кривошеев расщедрился, принёс старый тулуп, а под голову — небольшой мешок, набитый сеном. Сазонова пыталась сесть, но никак не могла удержать равновесие, и снова падала на лежанку. Срочно вызванная Раечка сбегала за доктором, тот пришёл через двадцать минут, благо жил и принимал напротив, поставил диагноз «переутомление» и посоветовал до утра ничем не кормить.
— Еда в ослабленном организме есть яд, — сказал Яков Шмульевич, сцепив пальцы на объёмном животе, — потому как требует сил, которых и так нет. Лечебный голод настоятельно рекомендую в качестве лекарства от всех болезней. Если всё же попросит, дайте тёплого молока с мёдом стакан, опять же, способствует сну и успокоению нервов.
Кривошеев выступал за то, чтобы оставить временно задержанную тут под замком до утра в одиночестве, но Плошкин вызвался нести дежурство, только попросил, чтобы его напарника, Линько, сюда прислали с вещами из гостиницы. Старший милиционер, для вида покочевряжившись, согласился, и отправился обратно в пивную. Стемнело, на улицах зажигали фонари, бросавшие причудливые тени, работник общепита заменил графин на другой, с ледника, разогрел щи и пироги. Вторая рюмка приятно обожгла пищевод и провалилась в желудок, Кривошеев зачерпнул паюсной икры из стеклянной вазочки, поднёс ложку ко рту.
На улице перед гостиницей появился Санька Флягин, он бежал в распахнутом мундире, не разбирая дороги. Метров за десять до входа в пивную милиционер споткнулся, упал, но тут же вскочил и влетел внутрь.
— Здесь они, — завопил он.
— Кто они? — ласково спросил Кривошеев.
— Они, — облегчённо выдохнул Флягин, — которых ищут. Только что приехали, и сразу в чайную, что у рынка, только того, кто лошадь у Тимофеича увёл, нету, а который поздоровее, тот сидит, жрёт. Я его сразу срисовал, вот прям в момент, и сюда бегом. Развалился, понимаешь, сволочь такая, чаи гоняет, словно ничего за ним нет. Да, ещё барышня с ним, хорошенькая, только сонная, может просто спит, или наклюкалась и не в себе.
Глава 23
01/04/29, пн
К семи вечера Бейлину снова поплохело. Его вырвало желчью с кровью, Митя лежал на досках, глядя вверх, на темнеющее небо, и тяжело дышал. Он то молчал, то начинал бредить, хватал Сергея за полу куртки, называл Яшей, радовался, что тот вернулся из Персии живой и невредимый, и пытался что-то объяснить, переходя с русского на идиш и обратно. Травин напоил его отваром из фляжки, только тогда Бейлин успокоился и снова забылся сном. Доберман подполз к Мите, положил голову на грудь. Поземская проснулась, она сидела, обхватив колени, и молчала. Травин попытался её разговорить, но учительница сжала губы, отворачивалась, и вообще, всем своим видом показывала, что идти на контакт не намерена. Только когда вдали показались дома, она передумала.
— Что вы со мной сделаете?
— Ничего, — ответил Сергей, — сейчас доедем до села, и иди куда хочешь.
— Я всё помню, — сказала Поземская.
— Что?
— Могилу. И как из села уезжали, и что они в лесу говорили. Он правда её изнасиловал?
— Так сказал.
— И убил?
Травин пожал плечами.
— Где он теперь?
— Мёртв.
— Ты его убил?
— Да.
— Спасибо, — учительница замялась, — а как?
— Выстрелил в спину, потом закопал в землю.
— Это хорошо, — Поземская мяла в руках носовой платок, — по-христиански. А Маша?
— Сбежала.
— Ну и пусть, хватит уже смертей.
— Как получится, — Сергей дёрнул вожжи, но лошадь потянула не в ту сторону, и повозка попала колесом в глубокую рытвину.
Раздался треск, одна сторона резко осела. Травин спрыгнул, подсветил фонарём — колесо лежало на боку. Ремонтировать повозку не имело смысла, Сергей распряг лошадь, взвалил на неё бессознательное тело Бейлина, хотел и Поземскую добавить, но та отказалась, заявив, что пойдёт сама. Лошадь недовольно всхрапнула, тащить на спине седока было куда тяжелее, чем тянуть повозку, она заартачилась, упираясь, доберман цапнул её за ляжку, зарычал. Кобыла вздохнула, почти как человек, и смирилась.
Врачей в Кандагуловке было трое. В амбулатории возле церкви принимал Архипов, возле бывшей почтовой станции — Гаклин, и сразу перед лошадиным рынком, в двухэтажном каменном здании бывшего правления страхового общества — зубной техник Булочкин, который, несмотря на узкую специализацию, лечил всех подряд. Кабинет техника находился на первом этаже во дворе, но вывеска, на которую Травину показал случайный прохожий, висела сбоку от входа в чайную. Тот же прохожий охотно рассказал, что к Архипову лучше по пустякам не соваться, а Гаклин известен по женской части и срамным болезням.
Булочкин жил над зубоврачебным кабинетом, вместе с сестрой, которая ему помогала принимать пациентов, они спустились, стоило Травину заколотить в дверь. Зубной техник, тощий мужчина лет пятидесяти, маленького роста, с прокуренными зубами и редкими светлыми волосами, велел положить Бейлина на кушетку, сначала раздвинул челюсти, поцокал языком, потом оттянул веко, наконец медленно нажал двумя ладонями на живот и резко отпустил. Бейлин, не просыпаясь, заорал от боли.
