Читать книгу 📗 "Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР (СИ) - Калинин Алексей"

«Официантка» пошла к двери, покачивая бёдрами. Андропов проследил за её походкой и решил наверняка, что точно сегодня «пожелает чего-то ещё».

Пока же он свернул пробку, разлил ледяную настойку по рюмкам. Аромат кумарина пощекотал ноздри запахом свежескошенного сена.

— За Родину! — хрипловато провозгласил Брежнев, поднимая рюмку так, что лучи уходящего солнца заиграли всеми цветами в гранях хрусталя.

Как будто небольшую радугу поймал в пальцы. Андропов чокнулся с ним, прищурился:

— За светлое будущее… которое мы обязательно построим.

Они выпили залпом. «Зубровка» обожгла горло, но почти сразу смягчилась медовой теплотой. Леонид Ильич крякнул, вытер губы ладонью и потянулся к закуске — хрустящим огурчикам с укропом.

— Ты знаешь, Юра, — задумчиво проговорил он, — иногда мне кажется, что мы… как эти огурцы.

Андропов на мгновение замер, но тут же подхватил игру:

— В смысле — крепкие, солёные и по уши в рассоле?

Брежнев рассмеялся, чуть не поперхнувшись:

— Нет! Что мы… в рассоле истории плаваем! Но нас ещё не съели!

Юрий Владимирович кивнул:

— Главное — чтобы рассол не перекис.

Терраса снова наполнилась смехом. Где-то внизу, за стенами дачи, шумел лес, и ветер доносил запах нагретой хвои. В этом моменте было что-то настолько простое и вечное: два старых волка, сидящих над рюмками, знали, что завтра снова придётся бороться, интриговать, принимать решения, от которых зависят миллионы. Но сейчас… только этот хрустальный звон, аромат «Зубровки» и молодые девушки, чьи бёдра качаются в такт шагам.

— Ладно, — Брежнев вдруг оживился, постучав костяшками по столу. — Хватит философии. Давай лучше про дела. Как там у тебя с этим… ну, с диссидентами?

Андропов усмехнулся, потягивая новую рюмку:

— Как с огурцами, Леонид Ильич. Одни засолены, другие посолены.

— А-а-а… — протянул Брежнев, понимающе подмигнув. — Ну, тогда… за хороший посол!

Рюмки снова звякнули, а где-то за дверью послышался лёгкий смех Светочки. Ветер донёс запах готовящегося шашлыка. Всё было хорошо.

Пока — всё было хорошо.

— Но ты, Юра, молодцом, — заметил Брежнев. — Не дал им спуску. Щёлоков теперь, поди, как обожжённый ходит.

— Работа есть работа, Леонид Ильич, — скромно отозвался Андропов, но в глазах мелькнуло что-то твёрдое, стальное. — Если дать слабину — разбегутся, как тараканы, да ещё и гадить начнут повсюду, хуже мух.

Брежнев засмеялся, и смех его потонул в вечерней тишине. Где-то вдали крикнула птица, будто отвечая ему.

— Ладно, хватит о делах, — махнул рукой Генсек. — Давай лучше ещё по одной. За нашу дружбу!

Андропов наклонил бутылку, и жидкость, сверкая в закатном свете, наполнила рюмки. Они чокнулись.

— За дружбу.

Выпили.

Брежнев потянулся за салом, аккуратно положил ломтик на хлеб, сверху — кружок огурца.

— А ведь немцы-то, Юра, — проговорил он с набитым ртом, — они, конечно, молодцы. Признали, подписали… Но вот что интересно — через десять лет опять начнут своё гудеть.

Андропов задумался.

— Может, и начнут. Но мы-то их уже не выпустим. Они у нас вот где будут!

Брежнев хитро прищурился.

— Точно. Не выпустим. Догоним и перегоним!

В это время на террасу вновь вышла Светочка. Она мило улыбнулась и проговорила:

— Дорогой Леонид Ильич, многоуважаемый Юрий Владимирович, банька готова. Прошу вас попариться!

— Ох, от баньки не откажусь. Пошли, Юра? Покажу тебе, как надо дубовыми вениками махать, — поднялся со своего места Брежнев и чуть покачнулся. — Во как, засиделся. Ноги как ватные стали…

— Да? А у меня наоборот — ничего ватного не осталось, — игриво подмигнул Юрий Владимирович Светлане.

Та сделала вид, что смутилась. После поманила рукой.

Леонид Ильич и Юрий Владимирович прошли следом за Светланой.

Баня была разогрета от души. В предбаннике пахло дубом, полынью и рябиной. На стенах висели связки сухих трав. В центре стоял стол с большими кружками кваса. Три банки коричневой жидкости стояли тут же, укрытые марлей и прихваченные завязками.

— Ну что, Юра, — Брежнев потянулся к ближайшей кружке и сделал глубокий глоток. — Квасок-то у нас не простой… ядрёный!

Андропов хмыкнул, снимая пиджак:

— Как и всё у нас, Леонид Ильич. С изюминкой.

Светочка тем временем ловко вытащила бутылочку с чем-то тёмным. Внутри, в густой тёмной жидкости, плавали тонкие дольки лимона, веточки мяты и что-то ещё, отчего воздух сразу заиграл терпкими нотами.

— Это что, настойка? — поинтересовался Андропов, принюхиваясь.

— Не просто настойка, а с травами, — загадочно улыбнулась девушка. — По бабушкиному рецепту. На ягельнике, зверобое и… ну, ещё десяток трав.

Брежнев одобрительно крякнул, расстёгивая рубашку:

— То, что надо для роздыху. А сейчас, Юра, давай-ка зайдём, я тебе покажу, что значит правильный пар!

Мужчины разделись, двинулись в сторону парной. Дверь распахнулась, и волна густого жара ударила в лицо. Полки сверкали каплями конденсата. В углу, на печке белели раскалённые камни, на который Светочка тут же плеснула ковшиком ароматной настойки — воздух вздрогнул, заполнившись запахами дуба, трав и чего-то пряного, отчего в глазах сразу стало тепло.

— Вот так, Юрий Владимирович, — Брежнев с удовольствием растянулся на верхнем полке. — Тут главное — не торопиться. Сначала прогрейся, потом — веником, потом — квасок… А там, глядишь, и до Светочки очередь дойдёт.

Андропов, уже сбросивший очки и протирающий их платком, усмехнулся:

— А она, случаем, не в парилку с нами?

Леонид Ильич закашлялся от смеха:

— Ну ты даёшь! Хочешь, чтобы нам на партийном собрании головомойку устроили?

Светлана, стоявшая в дверях, игриво прикусила губу:

— Может, веники подать?

— Подавай, подавай! — замахал рукой Брежнев. — Только смотри — дубовый мне, а Юрию Владимировичу… ну, пусть берёзовый. Он у нас ещё молодой, не закалённый!

Андропов только покачал головой, но в глазах его мелькнуло что-то хищное:

— Ладно уж… берёзовый так берёзовый. Зато потом… может, и дубовый попробую.

— Может и попробуешь. Какие твои годы? — хохотнул Брежнев.

Светочка вышла, оставив дверь чуть приоткрытой, чтобы парок немного вышел. Через щель было видно, как она наклоняется за вениками, и атласные трусики натягиваются на аппетитной попе так, что сердце Андропова застучало сильнее.

Брежнев вздохнул, растягиваясь на полке, как объевшийся сметаны кот:

— Эх, Юра… а ведь жизнь-то — хорошая штука.

Андропов кивнул, переведя взгляд в потолок, где клубился пар:

— Пока мы её делаем такой, Леонид Ильич.

За стеной зашуршали листья веников. Юрий Владимирович поглядывал на Светочку и ощущал, как сердце бьётся всё сильнее и сильнее. Ему как будто даже стало не хватать воздуха. Он попытался встать, но теперь и его ноги казались ватными.

В глазах потемнело. Воздуха не хватало, хотя в парной не было очень душно. Андропов просипел:

— Что-то…

Леонид Ильич почувствовал это первым. Сначала — лёгкое головокружение, будто после третьей рюмки «Зубровки». Потом странная тяжесть в груди, как будто кто-то положил на неё тёплый кирпич. Он хотел сказать что-то Юрию, но язык не слушался.

— Юр… — только и успел выдавить он.

Но Андропов уже не слышал. Его тело медленно сползало с полки, будто кто-то невидимый потянул его вниз. Пальцы судорожно сжали край лавки, но силы уходили слишком быстро.

Глаза застилала пелена.

Светочка стояла в дверях, держа веники. Но теперь её улыбка была другой — холодной, отстранённой.

— Хорошо попарились, товарищи? — спросила она тихо.

Брежнев попытался закричать, но вместо этого лишь хрипло выдохнул. Его рука дёрнулась, словно пытаясь дотянуться до колокольчика, до помощи, до кого-то… Но колокольчик остался на террасе.

Юрий Владимирович уже лежал на полу. Его простыня съехала набок. Он белел пузом, как выброшенная на берег распухшая селедка. Последнее, что он увидел перед тем, как мир поглотила тьма — это Светочкины туфли на высоких каблуках, медленно приближающиеся к нему.