Читать книгу 📗 "Таких не берут в космонавты. Часть 3 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич"

Актовый зал встретил нас тусклым светом (проникавших сюда через мутные стёкла окон), портретами Маркса-Энгельса-Ленина и запахом табачного дыма (я давно заподозрил, что некоторые школьники использовали этот зал в качестве «курилки»). Мы с Черепановым поднялись на сцену. На ходу я рассказывал Алексею, кто и когда впервые научил меня настраивать пианино (случилось это ещё во времена моего пионерского детства). Черепанов наблюдал за тем, как я снял с музыкального инструмента крышку и переднюю стенку корпуса. Заглянул внутрь пианино, где сегодня почти не было пыли: я убрал её в прошлый раз.

— Что тут нужно делать? — спросил Алексей.

Он поводил пальцем — указал на струны, демпферы и молотки.

— Часть работы я выполнил вчера. Осталось настроить вот этот букет.

Я показал настроечным ключом на струны. Уселся за пианино.

— Фактически, здесь мы делаем две настройки, — сказал я. — Во-первых, нужно, чтобы правильно звучали ноты. Нота «ля» должна звучать, как «ля».

Я нажал пальцем на клавишу.

— Слышишь? В принципе, звучит нормально.

Черепанов кивнул.

— Но тут есть ещё один момент.

Я привстал, показал пальцем на струны.

— Мы проследим, чтобы звучания струн вот в этих букетах несильно отличались друг от друга. К примеру, если вот эта правая струна прозвучит немного ниже, чем «ля», а эта левая — немного выше. То это несоответствие будет восприниматься неважно. Если все клавиши «съедут» на полтона вниз — обычный человек этого не заметит. Но если съедет на полтона одна клавиша, а другая останется в прежней тональности — вместе они прозвучал отвратительно.

Я пробежался пальцем по клавишам.

Спросил:

— Слышишь?

Посмотрел на Алексея — тот неуверенно кивнул.

— Ну… да, — ответил Черепанов. — Наверное.

— Вот этот кошмар мы сейчас и поправим, — сказал я.

Лёша неуверенно улыбнулся.

— Как мы это сделаем? — спросил он.

— Настроим каждую струну, разумеется.

Черепанов переспросил:

— Каждую? Да их же здесь…

Я кивнул, заявил:

— За один урок не успеем. Но мы ведь никуда и не спешим. Часа за полтора-два управимся. Тут главное — терпение и наличие ключа. То и другое у нас с тобой есть. Так что… за дело.

Следующие полчаса я занимался однотипной работой: заглушал самодельными зажимами «лишние» струны, подтягивал ключом вирбели, нажимал на клавиши и прислушивался. Болтовня Черепанова мне не мешала. Я даже следил за нитью Лёшиного повествования. Время от времени хмыкал и в нужные моменты покачивал головой. Лёшин монолог уверенно сместился на тему космоса. Черепанов рассуждал о невозможности парашютирования на безатмосферную планету. Описал вариант «мягкой» посадки на Луну с использованием реактивных двигателей. Объяснил мне своё видение «посадочного лунного модуля».

Я не проверил у Эммы, насколько совпали Лёшины представления о прилунении с тем способом посадки на Луну, который использовали в шестьдесят девятом году американцы. Но рассуждения Черепанова мне показались логичными. Пометил в уме, что обязательно подброшу Алексею несколько идей — сделаю это позже и как бы между прочим. Через полчаса я по обыкновению прервал свою работу, проверил звучание уже настроенных клавиш: отыграл на пианино пару музыкальных композиций. Черепанов замолчал: слушал музыку. Он будто бы искал разницу в прежнем и в нынешнем звучании музыкального инструмента.

Гену Тюляева я заметил, едва тот только вошёл в актовый зал.

К тому времени я почти завершил настройку пианино.

Я не повернул голову — сосредоточил внимание на звучании очередной струны и на рассказе Черепанова о причинах, по которым нашей стране необходимо построить «ремонтную базу» в поясе астероидов. В словах Алексея я особенно выделил фразу «нашей стране». Лёша будто бы вообще не рассматривал прочие государства планеты Земля, как возможных участников в программе освоения космоса. СССР в его монологах о будущем справлялся со всеми трудностями исключительно в одиночку и своими силами. Черепанов говорил об этом обстоятельстве, словно оно было вполне естественным.

Лёша увидел Тюляева, когда тот уже подошёл к сцене. Черепанов прервал рассказ, обернулся.

Он поздоровался с Генкой и спросил:

— У вас сегодня репетиция?

— Нет, — ответил Тюляев. — Репетиция будет завтра.

Он запрокинул голову — перевёл взгляд с Алексея на меня.

Я кивнул Геннадию. Чуть подтянул ключом вирбель, трижды нажал указательным пальцем на клавишу.

— Василий, я тебя предупредить пришёл, — сказал Генка. — Да и тебя, Черепанов, тоже.

Геннадий постучал кулаком по краю сцены. Скривил губы — пошевелил усами.

— В общем… я думаю, что Клубничкина подговорила Серёгу и Сёму Ермолаевых на какую-то глупость, — сказал Тюляев. — Вчера они втроём шушукались на репетиции. Сегодня… уж очень странно парни себя сегодня вели. Шептались. Замолкали всякий раз, когда я к ним подходил. Всё это выглядело… подозрительно.

Тюляев пожал плечами.

— Поэтому я подумал, — сказал он, — что парни что-то затеяли. Мне кажется, что Светка их всё же подбила на очередную глупость. Вариантов тут, я считаю, немного. У Светки сейчас только ты, Пиняев, на уме. Вчера она только и говорила на репетиции, какой ты подлец, и как ты ей пакостишь.

Тюляев усмехнулся.

— Так что ты, Василий, поглядывай по сторонам, — сказал он. — Ермолаевы парни неплохие. Но ты сам понимаешь…

Генка развёл руками.

Пояснил:

— Не хочу, чтобы твоя сестра расстроилась, когда Сёма и Серёга проломят тебе голову.

Я снова подтянул ключом вирбель. Заметил, как Черепанов покачал головой.

— Поздно, Тюляев, — сказал Алексей. — Ты бы со своим предупреждением ещё в следующем году явился.

Генка скривил усы.

— Не понял, — произнёс он.

Взглянул снизу вверх на стоявшего на сцене Лёшу, перевёл взгляд на меня.

— В каком смысле, поздно? — спросил Тюляев.

— Во всех смыслах, — ответил Черепанов. — Виделся сегодня Вася с твоими дружками. Когда вместе с сестрой шёл в школу.

Он покачал головой, повернулся ко мне и попросил:

— Вася, покажи ему ножик.

Я снова трижды нажал на клавишу. Чуть натянул при этом струну, пока та не зазвучала идеально. Оставил ключ на вирбеле, достал из кармана свой утренний трофей и передал его Алексею.

Заметил, как нахмурил брови Тюляев. Геннадий всё ещё стоял у сцены, смотрел на нас, запрокинув голову. Я услышал щелчок — это выскочил из рукояти клинок, когда Черепанов сдвинул накладки.

Алексей показал Генке нож и спросил:

— Как тебе такая штуковина? Нравится?

Черепанов присел, чтобы Генка лучше рассмотрел мой трофей.

Тюляев потёр пальцем усы.

Спросил:

— Зачем ты мне его показываешь?

— Вася же говорил, что появится нож, — сказал Алексей. — Вот он и появился. Видишь?

Лёша спрятал клинок в рукояти и тут же со щелчком выбросил его наружу.

Спросил:

— Клёвая штука, правда?

Он пошевелил кистью — рассёк клинком воздух.

Геннадий взглянул на меня.

— Что это за нож? — спросил он.

Я переставил ключ на следующий вирбель.

Вместо меня ответил Черепанов:

— Это Васин трофей. Сегодняшний.

Я подкорректировал звучание ноты «соль», выслушал рассказ Черепанова. Лёша повторил для Тюляева рассказ моей двоюродной сестры. Иришка приукрасила мою утреннюю драку с Шипулей — Лёша тоже добавил в неё красок. Со слов Черепанова, Ермолаевы и Шипуля напали на меня внезапно. Но я «разбросал» их, «как слепых котят». Ножи он Ермолаевым в своём рассказе не вручил. Сказал, что Сергей и Семён испугались и спрятались за спину Романа Шипули. Лёша снова щёлкнул клинком и показал, как именно (в его представлении) Шипуля достал нож. Повторил для Тюляева Иришкино описание моего кувырка.

— … Вася ему ботинком по башке… хыдыщь!..

Черепанов развёл руками.

Сказал:

— … Шипуля сразу и отрубился. С одного удара. Грохнулся мордой в снег. Таких, как Шипуля, точно не берут в космонавты.