Читать книгу 📗 "Общество гурманов (сборник) - Блэйлок Джеймс"
— Эта изысканная особа — Эдит Несбитт, — сообщила Матушка Ласвелл Сент-Иву и Гилберту Фробишеру. Она вышла из хлева, ведя на поводу серого мула. На муле красовалась цветастая попона и соломенная шляпа, укрепленная на шее лентой.
— Мы должны знать эту мисс Несбитт? — спросил Гилберт. — Боюсь, я чудовищно невежественен во всем, что касается светской жизни, но мне понравилась трубочка из слоновой кости, через которую она курит. Огонек сигареты освещает ей путь, как фонарик.
— Она замужем за Губертом Бландом, социалистом и опиумистом, — сообщила Матушка Ласвелл. — Вернее сказать, в какой-то степени замужем. Как бы там ни было, у нее, как и еще у нескольких женщин, есть от него дети. Начинающая поэтесса, пишет опусы под псевдонимом Фабиан Бланд. Весьма примечательная особа, подруга мистера Бернарда Шоу, и очень близкая, как некоторые утверждают.
— Все это очень и очень богемно, — сказал Гилберт. — А кто же это такой симпатичный на другом конце веревки? Завидная у него шляпа.
— Это Нед Лудд, мистер Фробишер.
— Тот самый? — переспросил Фробишер. — Яростный разрушитель машин на мануфактурах?
— Собственной персоной, только перевоплотившийся в мула. Наша Клара даже научила его узнавать буквы.
— Рад знакомству, Нед, — сказал Фробишер мулу, погладив шею животного. Фотограф снова поджег вспышку, и мул закосил глазами и прянул в сторону.
— Неду не нравятся вспышки, — заметила Матушка Ласвелл. — Живущие в соломе ненавидят огонь.
— В высшей степени разумно, — одобрительно протянул Сент-Ив. Он заметил Элис, миссис Лэнгли и Клару Райт, приближающихся к фотографу и его камере. — А фотограф, стало быть, местный? — поинтересовался он.
— Признаться, не имею понятия, — ответила Матушка Ласвелл. — Знаю только, что я его не приглашала. Должно быть, приехал из Лондона с остальными. Некоторые из этих знаменитостей весьма тщеславны, знаете ли. Однако мне пора, джентльмены. Нужно сфотографировать наше общество «Друзья реки Медуэй» — нам тоже не помешает немного публичности. Светильники под спудом — это не про нас, — и она поспешила присоединиться к стоявшим перед фотографом Элис и миссис Лэнгли, ведя за собой Неда Лудда.
— В здешних местах капиталистов, случаем, не вешают? — поинтересовался Фробишер.
— Как правило, нет, — ответил Сент-Ив. — Правда, я никогда не бывал на собраниях общества Матушки Ласвелл, поэтому не готов поклясться, что повешение полностью исключено. Нам с вами нужно поостеречься — петли-то заготовят для обоих.
— Рад, что ты так думаешь, брат. Она, похоже, считает правильным мой образ мыслей, что по мне так полный абсурд. Табби вечно твердит, чтобы я поменьше говорил и побольше слушал, а я, конечно, никогда не обращаю на племянника внимания. Однако сегодня, пожалуй, стоит воспользоваться его советом. Слушая, сложно оскорбить чьи-то чувства.
— Последую твоему примеру, — согласился Сент-Ив. Он заметил, что подъехал доктор Пулман на своем фургоне. — Представлю тебя Ламонту Пулману, — сказал он Гилберту. — Он известный натуралист, а заодно здешний коронер, и последнее время занимался расследованием бесчинств бумажной фабрики «Мажестик».
Они подошли к доктору Пулману, невысокому человечку в характерном лабораторном халате, покрытом пятнами непонятного происхождения. Пулман и Фробишер пожали друг другу руки, а затем трое мужчин осмотрели размещенную в фургоне Пулмана коллекцию склянок, где плавали заспиртованные отравленные птицы, рыбы и земноводные. Доктор Пулман показал им язвы и пятна на разложившейся или изменившей цвет плоти: все это объяснялось действием ядов, найденных в пробах воды из ручья Эклис-Брук ниже по течению от фабрики. Сент-Ив заметил, что Фробишера явно расстроило увиденное. Неопровержимые доказательства. Они перенесли склянки в дом и вытащили их из ящиков.
Вскоре Матушка Ласвелл пригласила в дом всех гостей и предложила им осмотреть склянки. Сент-Ив и Фробишер отошли к дальней двери, чтобы послушать выступление доктора Пулмана перед собранием. Ничего нового из речи коронера Сент-Ив не вынес, если не считать подтверждения своих догадок. Чем не менее многие, в том числе и Гилберт Фробишер, были искренне возмущены.
После речи Пулмана Матушка Ласвелл обратилась к присутствующим с призывом всем вместе выступить против творимых фабрикой бесчинств и раздала брошюрку, рассказывающую о деятельности «Друзей реки Медуэй». Она поблагодарила коронера и через распахнутые стеклянные двери вывела гостей за дом, на широкий луг, раскинувшийся до самого леса. Сент-Ив догадался, что именно здесь, на лугу, и состоятся «развлечения».
— Я в сомнении, — сказал Фробишер, когда они нашли удобное место, откуда открывался хороший обзор. — Я обещал Чарлзу Тауноверу прийти завтра, поговорить о капиталовложениях. Но теперь понимаю, что не могу. Все не так просто, как я думал, а если на фабрике творится что-то неладное, то и я замажусь в их делах или еще в какой-нибудь другой грязи. Пожалуй, отговорюсь, передам ему, что мне нездоровится, чтобы выиграть немного времени.
— Мудрое решение. Однако вот что я думаю: не сходить ли мне на фабрику завтра, посмотреть, что он за человек? Что, если я представлюсь твоим другом? Я мог бы передать ему твои извинения, а заодно проникнуть туда, куда иным способом мне не попасть.
— Тебя не смущает, что придется немного погрешить против истины от моего имени?
— Ничуть, — ответил Сент-Ив. — Финн Конрад завтра с радостью покажет тебе здешних птиц. На одном из дубов живет очень приветливая сова.
— Чудесно. О! — сказал Гилберт, указывая подбородком в сторону. — А вот и Матушка Ласвелл готовится нас развлечь.
Траву на лугу скосили под самый корень, как на площадке для крикета, а вокруг расставили импровизированные деревянные столы с лампами посередине; возле них, смеясь и переговариваясь, толпились гости. На траве стояло шесть картонных зданий высотой по пояс, соединенных картонными дорожками, с картонными оградами, тщательно раскрашенных, вплоть до черепицы на крышах, и воспроизведенных во всех деталях: с окнами и дверями, дымовыми трубами и лестницами. Рядом имелись каретный сарай и хлев — все точно, насколько Сент-Ив помнил по своим ночным приключениям в окрестностях фабрики несколько дней назад. На полотнище, натянутом между двумя деревянными шестами над сооружением, значилось: «Бумажная фабрика „Мажестик“». От полотнища к крышам зданий тянулись бумажные ленты.
— Работа Матушки Ласвелл, — сказал Сент-Ив Фробишеру. — Она не лишена художественных способностей.
— И весьма тщательно проделанная работа, — отметил Гилберт. — Даже световые люки в крышах на месте. Ума не приложу, к чему такие усилия, если она ненавидит фабрику.
Матушка Ласвелл вышла на середину лужайки в сопровождении Билла Кракена. Кракен, обычно казавшийся придурковатым из-за вечно нечесаных волос и нелепой припадающей походки — он ходил, словно навстречу дул ураганный ветер, — сегодня выглядел сравнительно прилично: куртка, расшитый жилет и потертый котелок, надвинутый на самые брови. В руке он что-то нес — судя по всему, сплетенный из камыша факел.
Матушка Ласвелл облачилась в просторное лиловое платье с россыпью звезд на корсаже. Встав под звездным небом с поднятой вверх рукой, как фигура с книжной иллюстрации, она жестом призвала собравшихся к тишине и заговорила звучным голосом.
— Вы только что своими глазами видели коллекцию отравленных животных — это лишь малая толика, Медуэй унесла в море тысячи. Перед вами макет бумажной фабрики «Мажестик», что сбрасывает грязные ядовитые воды в реку, невзирая ни на закон, ни на общепринятые правила, — она выдержала многозначительную паузу и продолжала: — Эта модель выполнена очень точно, в пропорции, согласно цифрам, которые сообщила мне милая девушка по имени Дейзи Дампел. Дейзи работала на фабрике и в результате заболела. Вчера Дейзи нашли убитой. Кто ее убил? Могу сказать только, что человек, обвиненный в этом преступлении, найден повешенным в камере сегодня утром — не выдержал угрызений совести, как нам сообщают газеты. Быть может, это и правда. А быть может, это лишь часть большой лжи. Быть может, невинный мужчина и невинная девушка убиты людьми, готовыми потерять душу, лишь бы приобрести весь мир!
