Читать книгу 📗 "Проклятый Лекарь (СИ) - Молотов Виктор"

— Лучше нарушение протокола, чем протокол вскрытия, — отрезал я, и мой голос прозвучал холодно и резко, как удар скальпеля. Меня не волновали их правила, когда на кону стояла жизнь — и моя, и этого бедолаги на койке.

Я начал лихорадочно листать страницы. К счастью, учиться я умел всегда. Даже в прошлой жизни способность обрабатывать и запоминать огромные объёмы информации была одним из моих главных талантов. За последние месяцы, проведённые за учебниками в своей комнате, мой мозг впитал медицинских знаний больше, чем средний студент за пять лет. Он работал как идеально отлаженный механизм, просеивая данные с бешеной скоростью.

Пролистывал листы, мой взгляд скользил по строчкам, отсеивая информационный мусор — жалобы на кашель пятилетней давности, банальные ОРВИ, назначения витаминов.

Я искал не очевидное, а аномалию, ту самую тонкую, почти невидимую ниточку, за которую можно было потянуть, чтобы распутать весь клубок.

Анализы, назначения, осмотры… Всё было в пределах нормы для его возраста. Гипертония, аритмия… стандартный букет. Но это не объясняло такого яростного, неконтролируемого приступа.

Стоп. Вот оно. Биохимия крови годичной давности. Анализ, засунутый в самый конец папки, почти забытый, с пометкой «повторить через полгода», чего, судя по всему, сделано не было.

Метанефрины… повышены в три раза. Незначительно, чтобы бить тревогу тогда, но для меня, видевшего закрученные потоки Живы, это было как неоновая вывеска в тёмном переулке.

— Вот! — я ткнул пальцем в строчку, почти поднеся папку к лицу Ольги. — Феохромоцитома! Это не сердце!

— Что? — она смотрела на меня как на сумасшедшего. — Какая фео…

— Опухоль надпочечников! — я бросил папку на кровать, переходя на язык команд. Моё объяснение было не лекцией, а приказом к действию. — Доброкачественная, но она выбрасывает в кровь катехоламины! Адреналин и норадреналин в лошадиных дозах! Это они устраивают бурю в его организме. Потому ваше стандартное лечение и не работает. Вы тушите пожар водой, когда нужно перекрыть газ! Нужны альфа-блокаторы. Немедленно! Феноксибензамин, десять миллиграмм! — скомандовал я.

— У нас нет! — Ольга метнулась к шкафу, её руки дрожали, когда она перебирала коробки. — Это редкий препарат, его заказывают индивидуально!

— Тогда фентоламин! Быстро! Он должен быть!

— Есть! — Варвара, стоявшая ближе, выхватила с полки нужную ампулу. — Но дозировка? Какая дозировка?

— Пять миллиграмм внутривенно медленно! — я подошёл почти вплотную, контролируя их действия. — И готовьте бета-блокаторы! Пропранолол! Они понадобятся потом, чтобы стабилизировать сердце!

Ольга на мгновение замерла. Её глаза были полны ужаса. Она посмотрела на меня, потом на умирающего пациента, потом снова на меня.

— Но если ты ошибаешься… — прошептала она. — Это убьёт его! Введение альфа-блокаторов при обычном инфаркте вызовет необратимый коллапс! Мы его просто прикончим!

— Если я ошибаюсь, он умрёт чуть быстрее, — мой голос был ледяным. — Если я прав — он выживет. Выбирай. Время идёт.

Это был ультиматум. Варвара, не дожидаясь решения Ольги, уже с хрустом сломала горлышко ампулы и дрожащими руками набирала прозрачную жидкость в шприц. Её решимость, кажется, подстегнула и Ольгу. Она наложила жгут на руку пациента и начала искать вену.

— Медленнее… — командовал я, стоя у них за спинами. — Ещё медленнее… следите за давлением.

Сначала ничего не происходило. Пять секунд. Десять. Я почти слышал, как тикает мой собственный таймер. А потом… Словно невидимый ураган в его груди начал стихать.

Судорожные, лающие хрипы сменились глубоким, шумным дыханием. Синева на лице начала отступать, сменяясь мертвенной бледностью, а затем — слабым, едва заметным румянцем. Яростный писк монитора из панической трели превратился в ровный, уверенный, успокаивающий ритм.

— Давление? — спросил я, не отрывая взгляда от лица пациента.

— Сто тридцать на восемьдесят, — удивлённо, почти шёпотом ответила Варвара, глядя на экран тонометра. — Стабилизируется.

— Пульс снижается, — добавила Ольга, её голос дрожал от облегчения. — Сто десять… сто… девяносто…

Пациент открыл глаза. Мутный, бессмысленный взгляд сфокусировался сначала на потолке, потом на наших лицах.

— Что… что со мной было? — прохрипел он.

— Приступ, — мягко сказала Варвара, поправляя его одеяло. — Но уже всё хорошо. Вы в безопасности.

— Спасибо, — он перевёл взгляд на меня. Он не знал, кто я. Он видел лишь человека в белом халате, который стоял рядом. — Спасибо вам, доктор. Я думал… я думал, это конец.

И в этот момент меня накрыло.

Волна благодарности была не просто теплом — это был жар, поток расплавленного серебра, вливающийся в мой иссохший Сосуд. Пятнадцать процентов! Чистой, концентрированной, стопроцентной признательности за спасение от мучительной, ужасной смерти. Я почувствовал, как холод, сковывавший меня, отступает, как возвращается сила, как мышцы перестают быть ватными.

Девятнадцать процентов. Я снова могу планировать дальше, чем на сутки.

Медленные, размеренные аплодисменты раздались от дверей. Звук был оглушительным в наступившей тишине. Мы все резко обернулись.

В проёме стоял мужчина лет пятидесяти в безупречном тёмно-синем костюме. Несмотря на поздний час, он выглядел так, словно только что вышел из своего кабинета, а не был поднят с постели. Седые виски, дорогие часы на запястье, а взгляд — умный, пронзительный и абсолютно холодный.

— Браво, молодой человек, — произнёс он, плавно входя в палату. — Диагностика феохромоцитомы по старым анализам во время гипертонического криза — это высший пилотаж. Многие опытные терапевты не додумались бы.

Ольга и Варвара синхронно выпрямились, словно солдаты перед генералом. Их усталость и облегчение мгновенно сменились напряжённым вниманием.

— Пётр Александрович! — выдохнула Ольга. — Мы не знали, что вы в клинике!

А иначе они бы позвали более опытного специалиста.

— Работал с документами, — пояснил он, не сводя с меня своего изучающего взгляда. — Услышал шум, решил проверить.

Он подошёл ближе, игнорируя девушек, и протянул мне руку.

— Пётр Александрович Сомов, заведующий терапевтическим отделением. А вы?

Я пожал протянутую руку. Крепкое, уверенное рукопожатие человека, привыкшего держать всё под контролем.

— Святослав Пирогов, патологоанатомическое отделение, — представился я.

— Что ж, Святослав, — Сомов улыбнулся, и в этой вежливой улыбке было что-то хищное, расчётливое. — У меня к вам предложение, от которого, я думаю, вы не сможете отказаться.

Очень интересно. Я пришёл сюда на охоту, но, кажется, сам стал объектом интереса для более крупного зверя. И судя по испуганным лицам Варвары и Ольги, предложения от заведующего терапией Сомова — это не то, от чего можно просто отмахнуться.

Глава 6

— Пойдёмте в мой кабинет, — сказал Сомов, и его спокойный голос прозвучал как окончательный вердикт. Он кивнул в сторону выхода. — Нам есть что обсудить.

Я молча последовал за ним, оставив позади ошеломлённых Ольгу и Варвару.

Мы шли по длинным, тихим коридорам ночной клиники. Редкие ночные медсестры, встречавшиеся нам на пути, с удивлением смотрели на странную пару: заведующий терапией в безупречном костюме и молодой парень в мятом халате из морга. В их взглядах читался немой вопрос.

Мы поднялись на лифте на четвёртый этаж. Здесь воздух был другим — более тёплым, пропитанным запахом лекарств и антисептиков. Это был мир живых.

Кабинет заведующего терапией оказался неожиданно аскетичным. Никаких портретов предков в золочёных рамах или дорогой мебели из красного дерева, которыми так любят кичиться местные аристократы.

Только самое необходимое. Массивный письменный стол из тёмного дуба, два строгих стула для посетителей, огромный шкаф, доверху забитый медицинской литературой, и большой, тускло мерцающий диагностический кристалл на подставке в углу.