Читать книгу 📗 "Ларь (СИ) - Билик Дмитрий Александрович"
Я зарулил в закоулок, где дальше шли небольшие одноэтажные здания, отведенные для торговли всяких разным — от мебели до сантехники. Последняя мне и была нужна.
— Здрасьте, — сходу озадачил я скучающего продавца. Худощавого мужика с легкой небритостью, одетого в потертые джинсы и несвежую футболку. — Нам нужно самое большое сиденье для унитаза.
— Нам? — посмотрел он на меня с видом врача-психотерапевта.
Вот все-таки какой загадочный парадокс. Несмотря на то, что территориально мы находились к Западу гораздо ближе, чем тот же Питер, но прогрессивности в Выборге было значительно меньше, чем в той же Северной столице. Если ты в Петербурге скажешь, что к тебе надо обращаться «они», «их», или «боевой вертолет Мария», то никто и слова не скажет. Даже не потому, что одобряет твою идентификацию, а по причине нежелания ссориться с клиентами и большой охоте заработать на тебе деньги.
Нынешний представитель розничной торговли искренне плевал на подобные мелочи. Во-первых, конкуренции здесь почти не было, во-вторых, продавец действительно был в курсе, в-третьих, Выборг всегда славился предельной честностью в силу своей провинциальности. Тут, если ты вел себя как придурок, тебе и говорили, что ты придурок.
— Нам с женой, я просто обычно с ней хожу, привычка, — исправился я.
— Размер какой сиденья? — устало спросил продавец, посмотрев на меня как на дебила.
— Самый большой, — повторил я, отзеркалив его взгляд. — У меня жена сто пятьдесят кило, я унитаз на заказ изготавливал.
— Пойдем, покажу, — продавец сразу перешел на «ты». — А на фига тебе такая жена?
Что интересно, меня этот разговор не раздражал, а веселил. Хотелось процитировать строчку из древнего анекдота: «Да ты не рыбак». А вот Юния почему-то невероятно раздражалась. Даже разок спросила: «Можно я сс… его выпью?». Что я, само собой, проигнорировал. А так уж повелось, что у нас молчание не было знаком согласия.
— Люблю ее, не могу. Всегда стараюсь что-нибудь вкусненькое купить.
— Молодец, продолжай в том же духе, — ответил продавец, остановившись у стенда с сидушками.
Вообще, он мне нравился. Даже на минуту показалось, что мы могли бы подружиться, чтобы потом подкалывать друг друга. Разве что одежду ему надо менять чаще, чем раз в неделю.
— Вот, самый большой. Доводчик, дюропласт, вещь надежная. На много лет хватит. Стоит… — тут он сам сморщился, видимо, давно не глядел на цены. — Семь тысяч.
— Мда, — протянул я. В мою бытность обычным работягой за эту цену можно было купить унитаз. Причем очень даже неплохой.
— Согласен, — коротко резюмировал продавец. — Параллельный импорт, чего ты хочешь.
— Я уже давно ничего не хочу. Ладно, беру, на любимых не экономят, так ведь?
Мужичок промолчал, красноречиво поглядев на меня. Иными словами, выразил полное несогласие с моим мнением. Так или иначе, он принес упакованное сиденье с крышкой, пробил по карте и даже пожелал хорошего дня. Для себя явно отметив, что каких только чудиков в Выборге не водится.
— Ну, и для чего сс… это? — спросила Юния, когда мы оказались снаружи.
— А это, моя дорогая, наш путь в счастливую жизнь. Я бы даже сказал, дверь в нее.
Я открыл упаковку и вытащил купленное. Сиденье действительно внушало уважение своими размерами.
— Вот здесь, с внутренней стороны, я добавлю ручку. А доводчик придется сломать, чтобы закрывалось быстрее.
— Вход… — только сейчас дошло до Юнии.
— Ага, причем, весьма универсальный. А вот теперь можно и домой.
Интерлюдия
Раньше Тугарин плохо переносил время бездействия. Он любил жить и жаждал движения. Но не теперь. Казалось, Нежизнь внезапно коснулась кощея, заразила его, и метастазы медленно расползались по всему телу без всякой возможности выздороветь.
Тимофей Валентинович мог весь день сидеть возле окна, глядя на выборгское Подворье. Ему хватало осознания, что именно сейчас все четко идет по разработанному им плану. Он представлял себя большим крупным пауком, разбухшим от крови жертв. Трепов сидел в середине гигантской паутины и с наслаждением смотрел на мелких мушек. Те дергались, шевелили лапками, жужжали крыльями, лелеяли надежду выбраться, еще не осознавая самого важного — они уже окончательно увязли в выделенном им секрете. Благоразумнее всего было бы перестать сопротивляться, но куда уж там.
Намного тяжелее давалось ожидание его подопечным. Агата и Виктор не обладали той мудростью, которую с годами обрел Трепов. Пусть девочка и была намного умнее недотепы. Все усложняло еще то, что Тугарин не до конца посвящал эту парочку в свои планы. Помнил старую европейскую присказку: что знают двое — знает и свинья. Потому подопечным казалось, что они медлят, напрасно выжидают, лишний раз перестраховываются, тогда как причина их тревог вот-вот выскользнет из рук.
Тугарину приходилось применять весь свой психологический талант, чтобы успокаивать эти буйные головы.
— Почему не перебить этих фурий? — волновался Виктор. — Они же банальные паразиты. Или и вовсе сообщить о них Илие. Пусть сам разбирается!
— Важнее, чем сведения, полученные врагом, могут быть лишь те сведения, которые ты хочешь, чтобы он услышал, — спокойно объяснял Трепов. — Пусть мальчишка думает, что находится в курсе наших планов.
— Хорошо. Только я не понимаю, зачем мы должны говорить об этой глупости про роддом?
Тугарин тяжело вздохнул. Нет, все-таки с девочками было намного легче. Мальчишки всю жизнь оставались мальчишками. Все им хотелось сделать быстрее, да резче.
— Ты слышал что-нибудь о максиме: «Разделяй и властвуй?».
Лантье кивнул. Все-таки он был относительно начитан.
— Многие приписывают ее римлянам, но в действительности впервые подобное выражение сказал Людовик XI. Правда, звучало оно как: «Разделять, чтобы царствовать».
Трепов замолчал, глядя, как Лантье нетерпеливо ерзает перед ним. Будто не мог спокойно посидеть и минуты.
— Разделить силы противника — искусство, а вот сделать так, чтобы он посчитал, что это его собственное решение…
Тугарин замолчал, довольный возникшей паузой. Он считал, что не надо заканчивать мысль. Будь перед ним равный, Трепов бы так и сделал. А этому пришлось все разжевывать.
— Мальчишка расскажет о ритуале воеводе. Рано или поздно. У Матвея не будет другого выбора. Нельзя быть в двух разных местах одновременно. А он непременно захочет и предотвратить ритуал, и завладеть реликвией. Бедовый хоть и думает, что хороший человек, но все люди одинаковы. Мы тщеславны и жадны по своей природе.
Агата, которая сдержанностью и мудростью всегда нравилась Тугарину, только сейчас подала голос:
— Вопрос лишь в том, убедит ли мальчишка воеводу плясать под его дудку?
— Знаешь, поначалу я невольно недооценивал этого выскочку. Я про пацана. Однако у него есть удивительный талант — своей простотой обводить остальных вокруг пальца. Думаю, все получится. Что еще, Агата? Я же вижу, ты сама не своя.
— Ритуал, — поджала та губы. — Так ли он нужен⁈
Тугарин подивился силе, которую встретил во взгляде Ильинской. Он не успел заметить, как из той упрямой девочки выросла эта волевая и непреклонная женщина. До определенной поры ему удавалось сдерживать ее. Однако еще несколько десятилетий, и, возможно, Агате окажется тесновато под крылом Трепова.
И понятно, что Ильинская боялась ритуала. Не только его сложной структуры, но и личности призываемого. Будь ее воля, Агата, конечно же, нашла иной выход из сложившейся ситуации.
Вот тут и начинались сложности, связанные с утаиванием большей части сведений от членов Ордена. Если с тем же Соловушкой, своим единственным другом, Тугарин мог говорить почти откровенно, потому что они преследовали общие цели, то для молодежи аргументы про вечную жизнь, вернее нежизнь, были странными. Потому приходилось придумывать новые отговорки, выкручиваться и искусно лгать.
— Не переживай, ритуал — лишь перестраховка. Конечно, я не собираюсь становиться одержимым по доброй воле. Мы обратимся к нему только в том случае, если что-то пойдет не так. К тому же, я внес в ритуал несколько корректив, с ними Царь царей не сможет завладеть моим сознанием.
