Читать книгу 📗 "Вперед в прошлое 12 (СИ) - Ратманов Денис"

Тестостерон велел здесь и сейчас заняться непотребством. Разум приказывал выйти из комнаты. Спас настойчивый стук в дверь, донесся голос отца, который подействовал, как ледяной душ:

— Лика, ты к маме в больницу пойдешь? Хотел подвезти на служебной машине.

Девушка быстро сообразила, как правильно ответить:

— Ты прямо сейчас едешь?

— Через пятнадцать минут, — ответил он.

— Спасибо, нет, я попозже.

— Ну, как знаешь.

Под далекий аккомпанемент работающего телека донеслись его удаляющиеся шаги. Когда они стихли, Лика сказала:

— Мы поедем позже. Все, я оделась.

Сообразив, что вот это «я оделась» не к спеху и поймав мой задумчивый взгляд, она смутилась, пригладила волосы.

— Или мы позже?

Сняв ботинки, я подошел к окну, откуда была видна дорога, кивнул туда.

— Как только он свалит, так сразу и мы. Нам же сперва на рынок, вкусного матери накупить.

— У меня денег нет, — буркнула Лика.

— А кто сказал, что покупать будешь ты? Моя инициатива — мои расходы.

— Ладно.

Пока я смотрел в окно, Лика уселась на коврике в прихожей, возле мопеда, припала ухом к двери — она надеялась услышать хлопок двери и шаги ненавистного отчима.

— Есть! — воскликнула она минут через семь и метнулась к окну, встала рядом, как бы ненароком касаясь меня рукой.

Может, и правда ненароком? Или я ей нравлюсь, и она меня провоцирует? Вот как они это делают, что ничего не понятно? На всякий случай я отодвинулся.

Вскоре по дороге поехал ментовский «бобик».

— Дракон улетел, — констатировала Лика и добавила задумчиво: — Когда он еще не был материным мужем, был внимательный, заботливый, даже подарки делал. Я так хотела, чтобы они были вместе и мать была счастлива! Думала, вот бы мне такого отца. Ага!

— Есть люди, которые хорошие только с чужими, — объяснил я. — А о близких ноги вытирают. Он из таких. Ну что, погнали?

Лика накинула пальто, которое было ей коротким в рукавах и в плечах поджимало, мы выкатили Карпа, она уселась сзади, обхватила меня. Снова вернулась картинка «Лика в белье». Но вместо того, чтобы опять возбудиться или отогнать ее, я подумал, что взрослому было бы все равно, а тут гормоны бурлят, и реакция от одной голой лодыжки. Что ж летом будет, когда девчонки обнажатся?

Вот же, блин, молодой и растущий организм! Если бы не опыт взрослого, влюблялся бы каждый день в новую, как восторженный щенок. Но любил бы — Веру.

А люблю ли я ее, или это дурацкое наваждение? Сладкий запретный плод? Ведь мечта должна оставаться несбыточной, или она перестает быть мечтой.

В прошлом году я мало что понимал в женщинах, и Вера мне даже не нравилась, я тащился от географички и Подберезной, а теперь знаю: Вера — лучшая из женщин, мудрая, умная, с юмором. Только с возрастом доходит, что «лучшая» складывается не из сисек, задницы и ног, от которых друзья в обморок падают, это все быстро станет обыденностью, а из того, что к этому прилагается. Да, Вера красивая, и с этим не поспоришь. Но еще и умная — какая редкость! А я — молокосос, вот же несправедливость!

На рынке я оставил Лику караулить мопед, а сам побежал между рядами, помахал Алисе за прилавком, подошел к печальной Наташке, которую деморализовывала возможная встреча с Андреем в театре, рассказал, какие планы у нас с Ликой. Потом накупил копеечных мандаринов, импортных и потому дорогих апельсинов и пару диковинных будто шерстистых плодов киви. В будущем они станут обыденностью, а ныне — экзотика. Ну и, конечно, бананов, целый килограмм почти за две тысячи рублей. Старушка, покупающая сахар на развес по соседству, смотрела на меня квадратными глазами, где читался вопрос: «Наверное, мальчик где-то что-то украл, иначе откуда у него такие деньги».

Набив пакет, я вернулся к загрустившей Лике и отломил один банан.

— Держи, это тебе.

Она глазам своим не поверила.

— Это же очень дорого… Спасибо.

Есть его она не стала, подержала немного в руках спрятала в сумочку. Наверное, будет растягивать удовольствие дома. А может, прибережет, чтобы у всех на виду съесть его в школе. Правда, налетит толпа голодного воронья с криком: «Дай кусить», зато все будут знать, что лакомства ей по карману, и завидовать.

Завидовать — банану. Капец, конечно. А раньше я и сам завидовал тем, кто приносил в школу бутерброды с сыром или колбасой, а уж Петюне как завидовал, который «Сникерсы» каждый день ел!

— Погнали.

Я оседлал мопед, Лика уселась сзади, и мы помчались в роддом, благо тут было недалеко.

В больничном дворе осмотрелись, не обнаружили ментовский бобик и решили, что отец изгнан с позором. Так было бы лучше для Лялиных и хуже для нас, потому что наша квартира — их с мамой совместно нажитое имущество, и папаша может предъявить на нее права и начать нас выживать. Не нас, мы сами уйдем, — маму с отчимом.

Была у бывшей жены знакомая, которую муж так допек, что она ушла на съемное жилье из квартиры, где у него одна восьмая, дети поначалу с ним жили, и она платила бывшему алименты, потом к ней перебрались. И нормально, чувство вины его не мучило: «Сама, тварь, виновата, загуляла и ушла, а я хороший». Это, конечно, предел низости, но я не удивлюсь такому повороту событий, придется с папашей повоевать.

В палаты к роженицам не пускали, и пространство перед входом в отделение было забито счастливыми отцами с букетами и пакетами. Когда я ходил проведывать бывшую жену в роддом, прямо в палату, мне попадались в основном мужчины за тридцать, сейчас же словно на выпускной института попал — совсем молоденькие все.

С трудом протолкнувшись к двери в отделение, я вызвал медсестру и попросил пригласить Лику Лялину. Когда выражение лица сестрички стало страдальческим, протянул ей апельсин, и она сразу воспылала ко мне симпатией. Убежала в отделение, вернулась растерянная.

— К ней муж приехал, и она ушла.

Девушка встала на носочки, выискивая Анну среди других рожениц, пожала плечами.

— В общем, нет ее. Она где-то здесь.

— Блин! — Побледнев, Лика сжала мое предплечье. — Надо ее найти! Я за нее боюсь. Где она может быть?

Я ткнул пальцем в потолок.

— На лестничном пролете между этажами, наверху или внижу. Лучшее место для приватного разговора.

— Вдруг он ее запугивает? Ей нельзя нервничать, у нее живот порезан!

Схватив за руку, Лика потащила меня наверх, откуда тянуло табачным дымом. Там курили две молодые мамашки в домашних халатах и тапках, толстая и длинная. Увидев нас, бросили окурки и сделали вид, что это не они, они просто рядом стояли.

— А ну пошли отсюда! — рыкнула на нас длинная.

Препираться мы не стали, начали спускаться этажом ниже, и еще издали я услышал голос отца:

— Бу-бу-бу… Люблю… Бу-бу-бу… Без отца. Как вы жить бу-бу-бу.

Лика спустилась еще на три ступеньки, замерла и глубоко задышала, раздувая ноздри. А вот голос ее матери прозвучал отчетливо, я слышал каждое слово.

— Ты чуть не убил меня и ребенка. И даже не извинился, выставил это так, словно все произошло случайно.

Я этого не видел, но представил, как папаша сделал страдальческое лицо и снисходительно принялся объяснять, какие все вокруг идиоты, которые во всех его бедах виноваты.

— Ну посуди сама… бу-бу-бу… уставший с работы… бу-бу-бу… а тут… бу-бу-бу. — А дальше уже громче: — Неужели это сложно? Элементарная же вещь!

— Ты никогда не извиняешься. И вот, снова я виновата. Да, это так. Но степень моей вины так ничтожна, что другой закрыл бы глаза. Тем более, что я в положении, и нервничать мне нельзя, потому я и забыла…

— Мне на работе из-за тебя весь мозг вытрахали! — взвился отец, потом перешел на шепот, и опять: — Бу-бу-бу, бу-бу-бу.

Только теперь его бормотание звучало угрожающе. Анна была непреклонна:

— Если ты поднял руку на беременную жену, значит, у тебя нет тормозов, и это будет повторяться…

— Бу-бу-бу… безотцовщину!

— Ничего. Справимся. Нет, Рома, я не вернусь. Уходи. Девочка не должна видеть, как ее мать бьют, иначе для нее это будет нормой, и она тоже позволит так с собой обращаться. «Ради ребенка» здесь не работает.