Читать книгу 📗 "Княжна Разумовская. Спасти Императора (СИ) - Богачева Виктория"

Но.

Ведь почему-то он все же интересовался случившемся?

Поднеся к губам чашку, я бросила на него взгляд из-под опущенных ресниц. В профиль он был красив. Князь на меня не смотрел; его внимание приковывал огонь в камине. Сгущались сумерки, и длинные тени оседали на стенах и полу, и гостиная погружалась в мрачную, таинственную атмосферу.

Нет.

Я крепко сцепила зубы. Нет, я не стану рисковать и подаваться сиюминутному порыву, вызванному усталостью и нервным истощением, я также не стану. Сейчас во мне говорил не разум, и я не буду прислушиваться к этому голосу.

Самое меньшее, над моими словами он просто посмеется. В худшем случае расскажет отцу, и они упрячут меня в дом для душевнобольных.

Я выпрямилась и отставила чашку в сторону. Потом повернулась и посмотрела жениху в глаза.

— Я устала и хочу домой. Отвезите меня.

И вновь в глубине его глаз мелькнула живая, острая эмоция. Но я заставила себя отвернуться. Я не собиралась искать что-то человеческое в этой застывшей глыбе льда.

Князь досадливо поморщился, но — вот уж диво — ни спорить, ни спрашивать больше ничего не стал.

— Как вам будет угодно, — кивнул сухо и поднялся с кресла, и беглым, машинальным движением оправил сюртук.

Пока я прожигала взглядом мягкий ковер под своими ногами, пытаясь решить, стоит ли просить мне помочь, перед моими глазами появилась широкая мужская ладонь. Я подняла голову: с застывшим, нечитаемым выражением лица передо мной стоял князь Хованский.

Свои перчатки я где-то потеряла. И он также был без них. И касаться друг до друга голыми руками являлось вопиющим нарушением этикета, пусть формально мы были женихом и невестой.

Когда я вложила пальцы в его ладонь, он на мгновение сжал их гораздо сильнее, чем полагалось. Простое прикосновение всколыхнуло целую бурю чувств, и я понимала, почему. Физический контакт был так редок и непопулярен в это время, в этом веке. Потому-то и казалось, что по рукам пробежали искорки, когда я почувствовала подушечками пальцев прохладную, твердую ладонь жениха.

Я встала, и голова тотчас закружилась, и потребовалось несколько минут, чтобы гостиная перестала расплываться у меня перед глазами.

Сжав мой локоть, жених проводил меня до экипажа, и в густых сумерках я не смогла разглядеть ни сад вокруг особняка, ни само здание. Путь наш прошел в молчании. Я про себя считала секунды, чувствуя, как стремительно теряю остатки сил. Князь Хованский со скучающим лицом глядел в темное окно кареты.

А дома нас встретил настоящий переполох: вернувшегося со службы отца наконец настигла записка от жениха, и он как раз собирался на поиски блудной дочери. В холле остро пахло нюхательными солями и нашатырем: Кире Кирилловне было плохо.

Пока отец и жених обменивались любезностями на прощание, я застыла, прислонившись плечом к стене.

Когда князь Хованский подошел ко мне, я отчего-то внутренне напряглась.

— Поправляйтесь, княжна, — сказал он, поцеловав воздух над моей ладонью.

Я не позволила искренности в его голосе себя обмануть.

Лакеи едва закрыли за ним двери, когда отец приступил к допросу.

Итак, меня посадили под домашний арест.

Старший князь Разумовский запретил мне покидать особняк вплоть до конца недели: на выходных ожидался бал в честь именин Киры Кирилловны.

Браслет, который она мне вручила для ювелира, я потеряла в момент наезда. Когда вспомнили про него, то было уже поздно. Его так и не нашли.

Единственную хорошую новость принесла мне Соня: разбушевавшийся отец заставил Сержа ежедневно ходить вместе с ним на службу. Они покидали особняк рано утром и возвращались уже поздним вечером.

Все планы, которые вынашивал мой брат, были, очевидно, поставлены на паузу.

Можно сказать, аресту в том или ином виде подверглись мы оба.

Несостоявшееся покушение, весь ужас которого дошел до меня не сразу, а спустя несколько дней, повлияло на меня странным образом. Я погрузилась в апатию. С трудом поднимала себя по утрам с постели, с трудом заставляла что-то делать, кроме как сидеть возле окна и смотреть, как с кленов в саду медленно опадала листва.

Но отдохнуть, учитывая слова доктора о сотрясении, мне и впрямь было полезно. Поэтому я твердо решила, что несколько дней разрешу себе ничего не делать, спать допоздна и, возможно, грустить.

Одно занятие, впрочем, нашлось. По особняку ходить мне никто не запрещал, так что я каждый день посещала библиотеку. Конечно, читать было порой непросто, но кое-что полезное я для себя выяснила. По большей части из газет, которые доставляли старшему князю Разумовскому к завтраку.

Меня мучила загадка, скрывавшаяся за словами Киры Кирилловны про князя Хованского: «Георгий третьей степени, апостол Первозванный в неполные тридцать лет».

Из газет я и узнала, что «Георгий третьей степени» официально назывался Орденом Святого Георгия и считался высшей военной наградой Российской империи. А «апостол Первозванный» был Орденом Святого апостола Андрея Первозванного и выдавался за особые заслуги перед Российским государством, включая как боевые подвиги, так и гражданские отличия.

И это так сильно контрастировало с моими представлениями о том, каким человеком был Георгий Александрович Хованский, что даже бесило!

На четвертый день заточения Кира Кирилловна сменила гнев на милость и приставила меня к делу: помогать с приготовлениями к балу.

Я и представить не могла, как это сложно. Казалось бы, простое торжество, но столько тонкостей, столько всяких мелочей следовало учесть!

Особняк походил на осиный рой: туда-сюда летали посыльные, разнося приглашения; извозчики привозили живые цветы для украшения бальной залы; приезжали модистки с платьями для примерки...

Вся эта суета заставляла нервничать. Мне ведь придется танцевать. Вспомнит ли тело знакомые движения? Или я опозорюсь еще и на балу?.. И — самое, пожалуй, главное — с кем я буду танцевать?

Ответ казался очевидным, ведь у меня был жених. И его очевидность вгоняла меня в тоску.

В день накануне бала я осталась в особняка одна: отец и брат уехали на службу, тетушка, поджав губы, сообщила, что несколько приглашений для особо дорогих гостей она должна доставить лично и также отбыла.

Я как раз стояла в просторном холле и принимала очередную партию цветов, раздавая указания посыльным, где разместить охапки роз, когда вошел дворецкий и, откашлявшись, торжественно объявил.

— Их сиятельство князь Хованский!

Хорошо, что я ничего не держала в руках, иначе непременно выронила бы.

Лакеи распахнули двери, и жених вошел в комнату стремительным, чеканным шагом. Я перехватила испуганный взгляд Сони и порадовалась, что была в холле не одна: меня окружали слуги.

— Княжна, — он чуть поклонился мне, остановившись в нескольких метрах.

— Князь, — я присела в слабом намеке на реверанс. — Отца и брата нет сейчас, они на службе…

Не представляла, что иное могло привести его в особняк, как не необходимость встретиться с кем-то из них.

— Я знаю, — его ответ обезоруживал. — Я приехал, чтобы поговорить с вами.

С несколько секунд я смотрела на него, размышляя, правильно ли услышала. Идеи в голову приходили одна безумнее другой, начиная с того, что он все же решился разорвать ненавистную ему помолвку и заканчивая той, что каким-то невероятным образом он понял, что я не та Варвара.

— При меньшем скоплении людей, — князь продолжал давить, и я, наконец, отмерла.

— Вот как, — посмотрела на него с сомнением, пытаясь прочесть ответ на лице, но оно ничего не выражало. — Что ж, ступайте за мной, — кивнув Соне, я развернулась и повела его в малую гостиную.

Ненавидела ее, но комната была ближайшей и самой удобной для приема гостей. Тем более таких незваных и нежданных.

— Что-нибудь выпьете? — я посмотрела на него, когда мы вошли. — Быть может, чай? Или приказать подать что-то из коллекции отца?