Читать книгу 📗 "Аспирант. Москва. 90-е (СИ) - Советский Всеволод"

— Заранее приготовили! Вопросы и ответы, — радостно зашептал «Валентино», — как по нотам разыграли!..

Это я и без него понял, в ответ лишь сдержанно кивнул.

Ну и началось состязание. Все, кроме первых номеров — Нади и Алеши — надели наушники, в которых, по словам Марусева, должны были звучать приятные лирические мелодии, не дающие слышать ничего вокруг… И торжественно прозвучало игровое слово:

— Легкость!..

Ничего себе, подумал я. Поди-ка объясни это ребенок такому же ребенку…

Впрочем, Алеша ничуть не затруднился. Он спокойно сказал соседке, тощенькой некрасивой девочке в очках:

— Слово, которое обозначает малый вес. И еще когда хорошо на душе.

Та сразу кивнула:

— Поняла.

И повернулась к следующему.

По лицу Марусева мне показалось, что что-то пошло не так. Математики четко и быстро передавали информацию. Артисты же все на эмоциях размахивали руками, закатывали глаза:

— Ну, знаешь, это такое воздушное! Как облака!..

Отсюда, как говорится, результат немного предсказуем.

Пришла пора пятым номерам объявлять финальные слова. У лицеистов пятым был тот самый малорослый мальчик. Неожиданно глубоким, почти мужским голосом он отчеканил:

— Легкость!

А у «звезд» вышло:

— Небо!..

По рядам зрителей прокатился смешок, прошло движение. Марусев с неудовольствием зыркнул на трибуну. Однако провозгласил с подъемом:

— Итак, уважаемые зрители, мы видим, что первый раунд выигрывает команда математического лицея! Поприветствуем победителей!..

Чем вызвал одобрительный гомон и рукоплескания.

«Валентино» склонился ко мне, жарко зашептал, чтобы никто не слышал:

— Смотри, сейчас этим начнут подсказывать в наушники!..

Я промолчал, но вспомнил слова американского мафиози из какого-то фильма. Что за фильм, хоть убей, не помню, а слова как в граните высекли: «Я не утверждаю, что это правда. Но бесспорно, что это правдоподобно». Хорошая формула. Мудрая.

И она тут же подтвердилась.

Во втором раунде было объявлено слово «живопись». По итогу прозвучало следующее:

— Живопись! — у артистов.

— Акварель, — у лицеистов. Причем похоже на то, что до последнего все шло нормально, а маленький очкарик-баритон косякнул. Подвела чрезмерная эрудиция.

Зрители зашумели, зааплодировали. Сосед торжествующе зашипел:

— Ну! Что я говорил⁈

Я дипломатично ухмыльнулся и вновь промолчал.

Марусев, приободрившись, объявил третий тур.

— Решающий!.. — подчеркнул он.

Проблеск интуиции во мне подмигнул: постараются сделать ничью!..

И не обманул внутренний голос. Игровым словом стала простенькая «лошадь». Сообразительная Надя вмиг втолковала второму номеру:

— Вот понимаешь, это когда конь, кобыла, жеребенок… И все это одним словом!

— А-а… — прояснился парнишка.

Что там звучало в наушниках, неведомо, но на выходе кинозвезды исправно выдали «лошадь». А математики щелкнули задачку как семечку. Тоненькая девочка в очках спросила товарища по команде:

— Ты «Песнь о вещем Олеге» читал?

— Конечно, — уверенный ответ.

— Так вот, то самое животное оттуда. Только не «конь», а по-другому.

— Ясно!.. То есть, понял!

Ну и так далее.

Марусев с удовольствием подытожил:

— Итак, дорогие телезрители! В нашем сегодняшней встрече… младших юниоров зафиксирована… боевая ничья! Все участники соревнований — молодцы! Все проявили спортивный азарт, волю к победе… И потому все получают призы от спонсора! Банк «Менатеп»!..

В зале появились неестественно улыбающиеся длинноногие девушки с небольшими коробочками — по-моему, это были плееры под аудиокассету, но точно не разглядел. Всезнающий «Валентино» ядовито прокомментировал:

— Скупиться стали! Видать, деньги кончаются в закромах… На первых играх компьютеры дарили. Но там своим же и досталось. Обратно вернулось. «Менатеп» этот — жулик на жулике! Там такой Ходорковский есть, знаете?

— Знаю, — сухо ответил я, давая понять, что меня болтовня не вдохновляет.

Сосед помолчал и проговорил с глубочайшей ироничной убежденностью человека, погруженного в самые тайные тайны бытия:

— Тут все подстроено! Все подстроено!..

Под аплодисменты и приветственный гул детишки покинули студию, и тут же Марусев объявил:

— Снимаем вторую программу! Никто никуда не уходит! Ассистенты, что там у нас?

— Команды готовы, — знакомый гулкий голос из неизвестности.

— Хорошо. Минутная готовность! Массовка, все слышат? Все остаемся на местах!

— Всегда у него так… — проворчал сосед, заелозил на жесткой скамейке. — Все второпях, впопыхах… Вот на «Первом взгляде» красота!

И он пустился рассказывать, как комфортно сниматься в массовке на передаче «Любовь с первого взгляда», какие замечательные там, приветливые ведущие Алла Волкова и Борис Крюк. Тут же он вспомнил и программу «Сам себе режиссер» и ее фронтмена Алексея Лысенкова:

— Такой вежливый, воспитанный! С юмором!..

Я сперва воспринял соседство как невезучую необходимость — вот больно мне охота слушать эту ботву?.. Но вдруг стало мужика жаль. Должно быть, он бесконечно одинокий, несчастный человек. Одна отрада: колесить по разным программам, хоть так чувствовать себя приобщенным к бегу жизни, к пульсу времени, к человечеству… Даже захотелось что-то сказать ему хорошее. И я сказал бы, если б не внезапное происшествие.

Внизу и справа от меня в студию стремительно вошел некто в розовом. Именно так — мелькнул дико-розовый цвет, вернее даже, розово-сиреневый, что ли.

Я удивился: кто б это мог быть в таком наряде?.. Глянул туда, и удивление мое взлетело до не знаю, какой стадии.

Этот некто оказался мужчиной до крайности вычурного вида.

Седоватые длинные волосы и окладистая «под Карла Маркса» борода делали его похожим на немного увеличенного гнома — он вообще был небольшого роста. Ну и этот розовый костюм! — ни в сказке сказать, ни пером описать. Розовый пиджак, розовые брюки. И финальный штрих — эти самые брюки были заправлены в заметно поношенные сапоги-дутыши неопределенно темного цвета.

Другой обуви нету, что ли? Какие говнодавы Бог послал, такие и носит?..

Мысль развития не получила, потому что внезапный пришелец вскинул обе руки и зычно прокричал:

— Всем добра и света, люди!

Марусев, читавший что-то на листочках сценария, заметно вздрогнул, вскинул взгляд.

— М-мать… — внятно произнес он. — Кулебякин, опять ты здесь⁈ Сейчас дождь пойдет? Или вьюга… как зверь завоет! И заплачет, как дитя?

В студии захихикали.

— Нет, нет! — замахал руками Кулебякин. — Я к Диброву на съемки! Просто заглянул, всем доброго здравия пожелать…

— Пожелал?

— Конечно!..

— Теперь свободен!

— Иду, иду! Всем добра, люди, всем добра!.. — и выкатился так же, как вкатился.

— Гос-споди… — просвистел сквозь зубы Марусев. — Вот ведь черти носят… Стоп! Минутную готовность отменяем. Вика!

— Да? — подскочила ассистент.

— Что за чушь тут в сценарии! Посмотри-ка.

Они вдвоем стали разбираться в исписанных бумажках, а меня разобрало любопытство:

— Извините, — обратился я к соседу, — а этот самый… Кулебякин. Кто он таков? Вы знаете?

Тому любое внимание со стороны, всякий вопрос были как маслом по сердцу:

— Н-ну!.. Кулебякина каждый знает!

— Хм. Я не каждый. Не знаю.

— А-а!.. Вы, наверное, тут в первый раз?

— Думаю, что и в последний, — усмехнулся я.

— Почему⁈ — искреннее удивление в лице и голосе.

— Увидел Париж, можно и помирать.

— В смысле?..

— Да неважно, — улыбнулся я. — Так что Кулебякин?

— Ну, это целая история!

Я узнал, что сей странный персонаж — своего рода легенда «Останкино». По словам собеседника, в детстве каким-то образом мальчик Ваня Кулебякин снялся в эпизоде знаменитого фильма «Тени исчезают в полдень». И заболел кинематографом. Мечтал и мечтал сниматься в кино… но не срослось, Бог весть почему. Тогда он, уже в перестроечные и постперестроечные годы тоже неведомым путем проник на телевидение, резко переквалифицировавшись. Теперь он позиционировал себя как экстрасенс и колдун, причем со специализацией «управление погодой». Якобы может разгонять облака, вызывать дожди, метели… Однажды снялся в какой-то из программ Дмитрия Диброва — и с тех пор шатается по коридорам телецентра, причем относятся к нему здесь как к безвредному домовому. Типа — ну раз уж есть, пусть будет…