Читать книгу 📗 "Я - Товарищ Сталин (СИ) - Цуцаев Андрей"
— Хорошо, Вячеслав, — сказал он. — Встреться с Чилстоном, но держи его в неведении. Намекни, что Франция слаба и ненадежна, а мы смотрим в сторону Лондона. Если он клюнет, выжми станки и технологии. И еще, не забывай про США. Я проинструктирую Литвинова, но ты тоже должен подключиться. Литвинов слишком доброжелательно к ним настроен, и американцы могут этим воспользоваться. С этими капиталистами надо держать ухо востро.
Молотов кивнул. Сергей знал, что Молотов все сделает правильно, но время поджимало.
В Георгиевском зале Кремля Сергей принял французскую делегацию. Напротив, расположились Андре Франсуа-Понсе и Жан Дюпон. Рядом с Сергеем сидел Молотов и переводчик.
Франция предлагала учения в Па-де-Кале. ОГПУ, тем временем, перехватило шифровки: Пьер Лаваль, французский министр, встречался с немецким послом в Париже трижды за месяц, зондируя нейтралитет с Германией. Лорд Чилстон, британский посол, подозревал сговор СССР и Франции, его шифровка намекала на то, что нужно оказать давление Лондона на Париж. Польско-германский пакт усилил колебания Франции, а валютный кризис заставлял Сергея искать компромисс, но только не любой ценой.
Франсуа-Понсе начал говорить.
— Господин Сталин, — сказал он через переводчика, — Париж высоко ценит наш пакт о ненападении. Учения в Па-де-Кале — шаг к укреплению доверия. Мы готовы допустить 50 ваших офицеров и 100 танков, но без авиации и под наблюдением наших генералов. Польско-германский пакт встревожил Европу, наш министр иностранных дел, Пьер Лаваль, настаивает на осторожности, чтобы избежать эскалации. Касаемо невоенной сферы, мы предлагаем увеличить кредит до 130 миллионов франков, поставить 200 станков для ваших заводов, и обсудить поставки авиадвигателей. Взамен мы просим данные о численности ваших западных гарнизонов, планах военных манёвров и гарантиях, что СССР не будет вмешиваться в дела Чехословакии. Это укрепит наше сотрудничество против возможной угрозы Германии.
Сергей нахмурился, его пальцы сжали подлокотники кресла, выдавая гнев. Французы предлагали маловажные вещи, требуя взамен секреты. Их учения были показухой, а не союзом. Он знал, что Лаваль, хитрый и двуличный, играет на два фронта: укрепляет линию Мажино, и вто же время ищет мира с Гитлером, боясь реальной войны. Польский пакт дал Парижу повод уклоняться, а британское давление — через Чилстона — заставляло Францию колебаться. Упоминание Чехословакии насторожило Сергея: Лаваль, вероятно, зондировал реакцию Москвы на возможный раздел Европы с Германией.
— Господин посол, — сказал Сергей. — Ваши учения — это просто театр, а не военное сотрудничество. Гитлер подписал пакт с Польшей, его танки уже на полигонах, его самолёты летают над соседними странами, готовясь к войне, а вы предлагаете нам учения на 100 танков под вашим надзором? СССР готов к настоящему союзу, а не к вашим играм. Мы требуем 150 миллионов франков, лицензии на танки Рено, а не устаревшие пушки, и полные учения с нашими танками и самолётами. Никаких данных о наших гарнизонах — или вы хотите передать их Гитлеру через Варшаву? И объясните: почему Лаваль встречается с немецким послом? Его шифровки перехвачены — он зондирует нейтралитет. Париж думает, что Гитлер остановится на Рейне? И что за интерес к Чехословакии? Вы готовите сделку с Берлином?
Франсуа-Понсе побледнел, его пальцы сжали ручку, но он быстро овладел собой. Дюпон шепнул что-то на ухо, но посол отмахнулся, его лицо напряглось. Он знал, что Париж не готов к военному союзу. Упоминание шифровок и Чехословакии заставило его замяться — Сергей понял, что задел больное место.
— Господин Сталин, — сказал Франсуа-Понсе, его голос стал тише, почти примирительным, но с ноткой тревоги. — Париж не готов к полному военному союзу в текущих условиях. Польско-германский пакт изменил расклад, а давление Лондона заставляет нас быть осторожными. Учения в Па-де-Кале — это наш максимум на сегодня. Мы добавим 140 миллионов франков, лицензии на 75-мм орудия, 300 станков и обсудим поставку авиадвигателей. Что касается господина Лаваля… его встречи с немецким послом — это дипломатическая разведка, чтобы понять намерения Берлина и выиграть время для укрепления Франции. Мы не предаём наш пакт с Москвой. Чехословакия упомянута лишь как пример: мы хотим стабильности в Европе, чтобы избежать конфликта, который может спровоцировать Германия. Мы также готовы организовать торговую миссию в Москву, чтобы обсудить поставки нужных технологий для ваших заводов, если вы согласитесь на совместные предприятия с фирмами Рено и Шнейдер.
Молотов поднял взгляд, его глаза сузились, как у хищника, почуявшего страх жертвы.
— Господин Франсуа-Понсе, — сказал он, — вы боитесь Гитлера, но держите нас на расстоянии. Ваша линия Мажино — это иллюзия, которая не спасёт от Германии. Мы согласны на учения, но только без ваших наблюдателей. Дайте нам 150 миллионов франков, лицензии на танки Рено, авиадвигатели и 500 станков. Никаких совместных предприятий — ваши фирмы хотят контроля, а не сотрудничества. И объясните действия Лаваль: его встречи с немцами разрушают наше доверие. Если Париж играет на два фронта, мы найдём других партнёров. Лондон уже сделал предложение, и его предложения выглядят надёжнее ваших.
Сергей кивнул, одобряя слова Молотова. Упоминание Лондона было рассчитанным ходом: шифровка Чилстона показывала, что британцы боятся сближения Москвы и Парижа, и этот страх можно было использовать, чтобы надавить на Францию. Франсуа-Понсе замялся, его пальцы перебирали бумаги, а Дюпон передал ему черновик соглашения, но посол медлил. Он знал, что Лаваль не одобрит уступок, а упоминание перехваченных шифровок намекало на осведомлённость Москвы. Чехословакия, упомянутая вскользь, тревожила: Сергей подозревал, что Лаваль зондирует раздел Европы с Германией, что могло бы объяснить его осторожность.
— Мы обсудим ваши условия в Париже, — сказал Франсуа-Понсе, его голос был напряжённым, но сдержанным. — Я передам ваши замечания господину Лавалю. Франция ценит сотрудничество с Москвой и не хочет недопонимания. Мы готовы отправить торговую делегацию в марте, чтобы обсудить дальнейшие поставки.
Сергей молчал, его взгляд буравил посла, словно пытаясь прочесть его мысли. Франция была слабым союзником, её колебания и двуличная игра Лаваля создавали риск. Его встречи с немцами могли разрушить всё.
— Подготовьте текст, Вячеслав, — сказал Сергей. — Если Лаваль хочет мира, пусть прекратит игры с немцами.
Молотов кивнул, записывая. Франсуа-Понсе согласно кивнул, но его лицо выражало тревогу. Он понял, что Москва играет жёстко, и Лаваль может столкнуться с трудным выбором.
Кремлёвский кабинет Сергея, пропитанный запахом табака и чернил, был погружён в полумрак, лишь тусклая лампа освещала стол, заваленный бумагами. Николай Ежов стоял перед Сергеем. Генрих Ягода, бывший глава ОГПУ, сидел напротив, его лицо было бледным, пальцы нервно теребили папку с отчётами, словно цепляясь за последнюю надежду. Новое анонимное письмо, доставленное вчера, указывало на хищения в армии и намекало на причастность командира из окружения Климента Ворошилова, возможно, продающего запчасти на чёрный рынок. Первое письмо, полученное в ноябре, уже привело к арестам, но Ягода действовал слишком медленно, его отчёты были уклончивы, а результаты — скромны. Сергей решил заменить его на Ежова, чья беспощадность была нужна для чистки. Коррупция, как ржавчина, разъедала армию, и без её устранения все дипломатические усилия могли рухнуть перед лицом Гитлера.
— Николай Иванович, — сказал Сергей. — Ягода не справился. Армия тонет в коррупции, воры крадут топливо, патроны, запчасти, а может, и целые танки уже списывают. Новое письмо указывает на командира — возможно, из окружения Ворошилова. Кто-то продаёт наше будущее немцам. Найди его. Очисти армию, или наши враги сделают это за нас.
Ежов кивнул, его глаза сверкнули, как у хищника, почуявшего жертву.
