Читать книгу 📗 "ПРОСНИСЬ! у(дис)топия - Акунин Борис "Чхартишвили Григорий Шалвович""
— Но даже если мужчина поменяет пол, он же все равно не сможет рожать, то есть настоящей женщиной не станет.
— А теперь вообще не рожают. С этим варварством покончено. Зачем подвергать организм такому стрессу? Соединяют мужской и женский биокомпоненты, помещают в натальный генератор — и получите здорового младенца. Хочешь, мы тоже заведем?
— Нет, — быстро ответила Елена. — Мне кроме тебя никого не надо.
— Уф. Боялся, что захочешь.
Муж обнял ее и поцеловал.
— Садись. И не оглядывайся на тарелки с таким ужасом. Каждый заказывает еду такого вида, какого хочет.
Елена действительно ежилась. Румяная тетка (а может быть румяный дядька?) за соседним столиком с аппетитом метал (или метала?) в рот разноцветные шарики, запивая это драже лиловым напитком с золотистыми пузыриками.
— Вот планшет для заказа.
Алик ткнул пальцем в столешницу, засветился монитор.
— Калякай прямо пальцем, система понимает все языки и разбирает любой почерк. Чего ты хотела? Пиши: «Омлет с беконом, такой-то консистенции и температуры, такой-то солености и остроты». Форма и цвет любые. По закону запрещено воспроизводить вид мяса, рыбы, плодов и всего, что напоминает о временах всеядства, а вкус — пожалуйста, какой угодно… Дай-ка лучше я напишу, я твои пищевые пристрастия знаю. Ничего если омлет будет в виде персидского ковра, а круассан — как каравелла? Давай я сооружу, а ты оценишь мой креатив.
Он с увлечением занялся творчеством, а Елена опасливо оглядывалась на людей.
Какие все свежие. Большинство непонятно какого возраста. Переговариваются тихо. Почти все улыбаются, но никто не смеется. И по многим не разберешь, какой они расы. Дуэйны Джонсоны, Меган Марклы.
— Это всё швейцарцы? — шепотом спросила Елена.
Он оглянулся и, кажется, не сразу понял смысл вопроса.
— Наверно. Мы же в Швейцарии. Хотя понятие нации теперь практически исчезло. Тут ведь и раньше-то, сама знаешь, считались больше по кантонам. А теперь весь мир перешел на «кантонизм». Я тебе всё про это расскажу.
— Нет, я не про кантоны. — Она совсем понизила голос. За такое и в двадцать пятом году, если кто-то услышит, можно было нарваться, а тут, поди, тем более. — Я про то, что белых и блондинов почти не видно.
— А-а. Это результат «Симбиотической программы», принятой бывшим Европейским Союзом в начале тридцатых. Помнишь, в наши времена Европа всё боролась с нелегальной иммиграцией? Беженцев из бедных и неблагополучных стран тайно везли с юга на север в каких-то шаландах. Люди тонули, их ловили, помещали в лагеря, отправляли обратно. А с теми мигрантами, кто зацепился, не знали что делать. Они создавали кучу проблем: паразитировали на социалке, устраивали этнические гетто и преступные сообщества, кучковались по мечетям вокруг каких-то полоумных проповедников.
— Как я могу этого не помнить? Я только что оттуда. У нас на улице развесили плакаты Швейцарской народной партии «Не тяни лапу!»: швейцарский паспорт, и к нему тянутся черные, коричневые, желтые руки.
— Надо же. Вот ведь были идиотские времена. — Алик покачал головой. — А в тридцать первом что ли, нет в тридцать втором году по инициативе Германии, Франции и Нидерландов, запустили новую иммиграционную доктрину. Дотумкали наконец, что главный капитал — живые люди. Ты их не рожал, не растил, не перевозил. Они сами хотят к тебе приехать. Будут работать, платить налоги. Да и инъекция свежей инокультурной крови старушке Европе не помешает. Надо не запирать перед иммигрантами дверь, а радоваться. Только с этим капиталом, как и с любым другим, следует грамотно обращаться. Разработали специальную программу адаптации — ее потом взяли на вооружение в Америке, Австралии, Канаде и других богатых странах. Благо в Международном Фонде Развития из-за сокращения военных бюджетов деньжищ было немеряно. Каждого иммигранта принимали приветливо, бережно, проводили через тестирование, через кучу собеседований, выясняли для чего человек может пригодиться и к каким занятиям имеет склонность. Обучали, помогали встать на ноги — и через несколько лет в девяносто девяти процентах случаев получали полезного члена общества. А один процент уродов встречается и среди собственных уроженцев. Скоро пошла мода на межнациональные и межрасовые браки, и вот тебе результат. — Алик кивнул на посетителей кафе. — Новые европейцы. По-моему, лучше прежних.
— И это по всему земному шару теперь так?
— Нет. Китайцы какие были, такие и остались. В Африке по-разному, в зависимости от региона. Американцы сплошь забрюнетились, облатинились, там в половине штатов два языка, английский и испанский.
— А какой главный язык в мире?
— Никакой. Тут у всех вот такая штука при себе. — Алик поднял руку, показал браслет. — Это не часы. Это «ассист», универсальный помощник. Помнишь, мы все ходили с мобильными телефонами, которые постепенно превратились и в компьютер, и в кошелек, и не помню во что еще. «Ассист» объединяет вообще все нужные в жизни функции. От мониторинга здоровья и ведения финансов до синхронного перевода с любого языка на любой. Мой «ассист» из ностальгических соображений русифицирован. Дай ухо, слушай.
Он перешел на французский, сказал:
— Mon dieu, comme je suis heureux que nous soyons ensemble!
— Господи, как же я счастлив, что мы вместе, — пропищал в ухо тонкий голосишко.
— Если я наведу «ассист» на какое-то объявление, на любой текст, неважно на каком языке, на экранчике тут же появится перевод. Или можно включить режим «аудио». Сейчас полно семей, где муж с женой разного происхождения и отлично общаются между собой каждый на своем языке.
— Даже в постели, занимаясь любовью?
— О да. Эта штуковина в случае чего еще и поможет. У нее есть всякие режимы, в том числе интимные. Я тебя потом ознакомлю.
Он подмигнул, а Елена только теперь, в этот миг, окончательно поверила, что действительно проснулась. И от счастья закружилась голова.
— У меня тоже будет собственный «ассист»?
— А как же. Без него из дому выйти, все равно что без трусов. У тебя много чего будет. Всё, о чем ты мечтала. Например, собака. Хочешь собаку? Твоя каниноаллергия навсегда снимется одной пилюлей.
— Нет, ты же знаешь, я однолюбка. Если бы вернуть нашего Чубакку… Эх, как жалко, что тогда еще не было криоконсервации!
Много лет назад, в молодости, у них был отличный барбос: рыжий, одно ухо торчит, другое висит. Елена подобрала его щенком на улице, несмотря на свою врожденную аллергию. Сначала чесалась и сморкалась, потом делала специальные уколы, говорила Алику: «Ничего, любовь требует жертв. Терплю же я тебя». Чубакка, бедняжка, умер от паршивой постсоветской ветеринарии в девяносто седьмом, не вынес пустяковой операции. Елена рыдала несколько дней, потом на даче установила на могилке красивый валун, формой похожий на пса. И больше собак не заводила, хотя очень их любила — за прямоту и верность.
— Погоди… — Она задумалась. — А что стало с коровами, курами, овцами, со свиньями?
— В смысле?
— Раз их больше не едят, молоко не доят, шерсть не стригут, то ведь и разводить их незачем? Куда они делись? Вымерли?
Алик удивился вопросу.
— У нас никто не вымирает. Просто перестали специально плодить живые существа для убийства, закрыли концлагеря и комбинаты массового уничтожения. Нынешние дети не могут поверить, что люди нашего поколения вытворяли такие зверства. Что у нас были каннибальские магазины, каннибальские рестораны. Конечно, количество бывших домашних животных очень сократилось. Ну, как конское поголовье в двадцатом веке постепенно уменьшилось в тысячу раз по сравнению с 1899 годом, когда все ездили на колясках, скакали и пахали на лошадях. Осталась верховая езда, скачки — и всё. Теперь, правда, и этого нет. Принят «Билль о правах живых существ». Коровы, овцы, свиньи живут в естественных условиях — пасутся, размножаются как им хочется. Рыбу тоже не вылавливают. Нет такой необходимости. Пищевая промышленность отлично обходится синтезированными белками, углеводами и всем прочим. Вся еда готовится индивидуально, фуд-процессорами. Они запоминают, что ты любишь, сами предлагают какие-то новые рецепты — персонально для тебя… А, ну-ка попробуй, что я тебе заказал. Официант уже несет.
