Читать книгу 📗 "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП) - Райли Хейзел"

— А если… — бормочет он и обрывается. Пальцы лихорадочно бегут по клавиатуре, он переставляет слова в осмысленный порядок:

«Три человека, плюс Минотавр. Один из них предаст тебя (Гиперион говорит, что игра строится на доверии, вот). Аполлон, может быть? И покажет неверную дорогу. Лотос путает воспоминания.»

Он ждёт моей реакции. Я кривлю нос. На первый взгляд звучит логично. Но слишком просто. Что-то не стыкуется. Даже не «что-то» — много чего.

Я беру у него телефон и ставлю перевод строки, чтобы дописать свою версию ниже:

«Три человека, плюс Минотавр. Аполлон — это Минотавр? Кто-то тебя предаёт и указывает неправильный путь. Цветок?»

Пишу: «слово «цветок» выделяю жирным» — и ставлю несколько вопросительных.

Хайдес читает мою правку и приподнимает бровь:

— Ты не думаешь, что «цветок» — это лотос? И главное: не считаешь, что предатель — Аполлон?

Нет ни дня, чтобы я не думала об Аполлоне. Он был вынужден стучать, чтобы спасти жизнь Хайдеса, чтобы родители его не убили. Он предатель — но не в истории с лабиринтом. Я уверена. Часть моего сердца занята им и надеждой, что он станет нашим козырем.

— Врач говорил, что Ньют принял комбинацию препаратов, из-за которых и впал в кому. Лотос — это то, чем нас поили в приюте, когда мы были детьми, а не то, что испортило ему память в лабиринте, — объясняю. — «Цветок» про другое, я почти уверена.

Хайдес долго смотрит на меня — так долго, что голоса друзей на фоне превращаются в кашу. Интенсивность его серых глаз заставляет меня почти покраснеть.

Наконец он выдыхает:

— Я говорил тебе, что ты самый умный человек из всех, кого я знаю?

Я улыбаюсь:

— Даже умнее тебя? — поддеваю.

— Это само собой.

Проходит несколько секунд — и он тянется ко мне, губы у моего уха вызывают дрожь:

— Пойдёшь со мной?

Глава 46. ДОДЕКА

Властвует над рождением цветов и светлых душ, но и над демонами. Перед её яростью бледнеет даже смерть.

Хайдес

Одним резким поворотом ключа в замке я распахиваю дверь своей комнаты в общежитии. Нас встречает кромешная тьма. Я ищу ладонь Хейвен, чтобы провести её внутрь, и, прежде чем шагнуть через порог, поворачиваюсь к ней и притягиваю к себе.

Касаюсь лбом её лба и выдыхаю медленно:

— Знаю, у нас ещё тьма проблем, — шепчу. — Лабиринт, Ньют, вопросы без ответов. Но я хочу, чтобы этой ночью всё это осталось снаружи, Хейвен. Мы можем переступить порог и оставить тревоги здесь? — указываю на линию пола. — Сможешь? Хочешь?

Она кивает, и я чувствую это кожей:

— Да.

Первой отстраняется она. Словно доказывая, что хоть на время мы оставим всё позади, заходит в комнату и ждёт меня.

При отсутствии света лучше всего вижу её. Я не отрываю взгляд, закрываю за собой и скольжу глазами по ней с головы до ног.

— Я хочу сделать с тобой две вещи сегодня, Хейвен, — говорю.

— Какие? — голос дрожит.

Я подхожу так близко, чтобы легко опустить голову к её затылку. Утыкаюсь носом в волосы и вдыхаю чистый, свежий запах.

— Для одной тебе придётся раздеться. Для другой — нет. С какой начнём?

Она шумно сглатывает:

— С первой.

Я улыбаюсь, довольный.

Но, обхватив ладонями её тёплое тело и проводя вниз по спине, понимаю: мышцы каменные, осанка напряжённая. Как бы ни вздрагивала она от моих касаний и ни хотела поцелуя — часть её мыслей не здесь. Тело — в комнате, куда мы запретили проблемам вход, а голова всё ещё снаружи.

Я решаю пойти за ней и вернуть её.

Вместо поцелуя в губы целую её в лоб. Держу губы там дольше положенного, затем беру за руку, усаживаю на кровать и киваю — под одеяло.

Ложусь рядом через секунду. Притягиваю к себе так, чтобы её голова легла на мою грудь, и заключаю в объятие:

— Как насчёт того, чтобы словами построить наше идеальное место? Убежище на пару часов — подальше от всего, что нам ломает жизнь?

Хейвен молчит, всё ещё деревянная у меня на груди:

— Разве мы не решили, что это — эта комната?

— Да, но что-то не работает, — мягко журю. — Давай создадим. И увидим его. Как ты представляешь себе счастливое место, где ни о чём из тревожного не думаешь?

Она устраивается удобнее и обвивает мою ногу своей. Моя рука сама скользит под одеяло и ложится ей на бедро.

— Наверное, как поле цветов. Может, голубых гималайских маков. Я лежу посреди этого моря моего любимого цвета, над головой небо. И ты рядом.

Я рисую в голове её картинку и улыбаюсь. Мне очень нравится.

— А можно я добавлю в фантазию Лиама Бейкера — но немого?

Хейвен смеётся приглушённо. Это не её обычный смех, и всё же мне легче. Маленький шаг.

— Ладно. Тогда я добавлю твоих братьев и сестёр. — Она запинается. Я знаю, о ком. Афродита. — И двоюродных тоже.

— Возражений нет, — успокаиваю. — В нашем счастливом месте разрешены все, кого мы любим. Без моих братьев я никто. А если захотим побыть вдвоём — выгоним их пинком под зад.

— Нежно, как всегда.

Я целую её макушку:

— У нашего идеального места есть имя?

— Это будет наш Рай на земле, — едва слышно.

— И каждый раз, когда захочешь туда… просто иди, Хейвен. Не обязательно тащить на себе все проблемы круглые сутки в качестве наказания. Можно стряхнуть их и войти в спокойное место. Пусть даже на пять минут.

По тихому шороху подушки я понимаю — она подняла голову. Снизу вверх, широко распахнутые глаза, приоткрытые губы:

— А ты?

— Я всегда к тебе приду. Позови — и я рядом. Обещаю, я услышу твой голос даже в гулкой толпе.

Хейвен утыкается лицом в мой свитер, и, если возможно, я обнимаю её ещё крепче. Не знаю, чего жду: чтобы наши тела стали одним? Иногда мне хочется, чтобы она была частью меня. Тогда я чувствовал бы себя лучше.

Хейвен перебирается сверху. Руки у неё холодные. Я прячу их под свой свитер, чтобы согрелись поскорее.

— Ты рад, что это я — та девочка из приюта?

Я улавливаю тёмную нотку в её голосе:

— Я был бы счастлив в любом случае. Всё равно выбрал бы тебя. Но не скрою: знать, что каким-то образом вселенная связала нас с детства… это по-другому.

Я беру её лицо ладонями, подтягиваю ближе, собираясь поцеловать — и в последний миг передумываю:

— Ты должна выйти из лабиринта, Хейвен. Ты должна выиграть. Я смирился, что ты не передумаешь. Значит, я больше не прошу отказаться. Я прошу быть той же умной, неугомонной язвой, которую я знаю, — и уделать моего отца.

Она вздыхает:

— Я сделаю всё возможное.

Мне не нравится эта формула:

— Если я не увижу, как ты выходишь, я зайду за тобой. Поняла?

Не знаю, кого эта фраза бьёт сильнее — её или меня. Я всегда говорил, что не сунусь больше в этот живой лабиринт из изгородей и обмана. Но… теперь, когда туда идёт она, я всё сильнее верю, что сделаю исключение.

— Не о грустном. Не в нашем идеальном месте, — напоминает Хейвен. Она права. Это я впарил ей идею оставить проблемы за дверью — и же сам первым приоткрыл щель. Я осторожно, чтобы не причинить боли, переворачиваю нас и меняю местами: теперь она на спине, а я лежу сверху. Устраиваюсь так, чтобы не давить, ставлю локоть на подушку у её лица и смотрю сверху вниз.

— Напомню то, что сказал вначале, — переключаю тему. — Осталось ещё кое-что.

Её рыжая головка резко поворачивается ко мне. В глазах — тот самый блеск, когда Хейвен любопытно. Раньше это любопытство меня раздражало; сейчас понимаю — это один из поводов любить её.

— Что?

— Перед тем как собраться с остальными и всё рассказать, я заскочил в кофейню — кое-что взял.

С неохотой размыкаю нас и сажусь. Хейвен повторяет за мной, но я шире и выше — значит, хорошая заслонка для сюрприза. Открываю верхний ящик тумбочки, достаю бумажный пакет, блюдце и нож.

Одним движением вскрываю пакет и вынимаю круглый плод. Подношу к её лицу — и при слабом лунном свете Хейвен сразу понимает. На лице расцветает мгновенная улыбка.