Читать книгу 📗 "По ту сторону тьмы (ЛП) - Болдт Р. С."
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ДЖОРДЖИЯ
*ПРОШЕДШЕЕ*
Двенадцать лет
— Эй, Джорджия, почему бы тебе не оживить эту курятину?
Они все смеются, похлопывая Джимми по спине, как будто он долбанный комик. У него покрасневшие глаза, а белая пыль, покрывающая его усы, указывает на то, что он, вероятно, снова нюхнул кокаина.
Он показывает на жареную курицу, купленную им в продуктовом магазине. Посуда лежит на его бёдрах, и, хотя выглядит аппетитно, меня тянет блевать от запаха немытых тел и мочи парней, которые так ленивы, что делают всего несколько шагов, чтобы облегчиться.
Я прохожу мимо их окружения вокруг костра, обходя пустые бутылки и несколько бонгов. Моя мама сидит на коленях у Аллена, и они вовсю сосутся, так что, надеюсь, я смогу пробраться в трейлер, и они не будут беспокоить меня какое-то время.
— Слушай, Дарла. Почему бы тебе не уговорить свою девчонку оживить эту курятину?
— Не утруждайся трахать ей мозги. — Мамины слова звучат невнятно, когда она наконец отрывает рот от Аллена и отвечает Джимми. — Она мелкая паинька и сопливая сучка. Её непросто заставить делать свою ёбанную работу.
Стеклянные бутылки позади меня звякают друг о друга, как будто кто-то их пнул. Неспешные шаги звучат всё ближе, но прежде чем я успеваю пуститься в бегство, сильные пальцы смыкаются на моей шее.
Меня рывком прижало к вонючему телу Джимми, и я вздрагиваю от отвращения. Обдавая меня своим тухлым дыханием, он усмехается:
— Думаешь слишком хороша для остальных? — Он плюёт мне в лицо, словно я мусор, и отталкивает меня с такой силой, что я падаю на землю. — Сраная уродка!
Все смеются.
— Ага, ну, пожалей меня. — Мамин голос резкий и недовольный, и я знаю: что бы она дальше ни сказала, это рассечёт моё сердце. — Я родила эту мелкую уродку.
Раздаётся ещё больше смеха, и я опираюсь руками, чтобы подняться на ноги. Прежде чем мне это удаётся, Джимми пинает меня в бок, и я вновь падаю. Вскрикиваю от боли, но всем плевать.
Никому никогда нет дела.
Он снова на меня плюёт.
— Ты всего лишь грязная и мелкая сраная уродка. — Он топает обратно к своему месту у костра, тогда как я обнимаю себя; слёзы тихонько стекают по щекам от жгучей боли в боку.
А мама моя ничего не делает. Не встаёт, чтобы проверить меня; не подходит, чтобы узнать, нужна ли мне помощь.
Поскольку ей нет дела до уродки, которую она родила.
— Ага, ты сраная уродка! — моя мама пьяно подбадривает, а затем хихикает.
Эти гадкие слова вновь проникают в мои мысли, проигрываясь раз за разом, и мне интересно: найду ли я человека, кто сможет полюбить меня такой, какая я есть.
Вопреки моему уродству.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
БРОНСОН
Я наклоняю голову из стороны в сторону, отчего хрустнула шея, отражая напряжение, излучаемое мною. Потому что рыжая, мать её, ослушалась меня, переступив сегодня порог закусочной.
Мои люди видели её машину на парковке у закусочной и доложили мне, так что нужды в том, чтобы владелица закусочной заглянула и сообщила мне об этом, не было. Но теперь её снисходительность к появлению рыжей до чёртиков раздражает меня.
Здесь всё работает иначе, и она, чёрт возьми, прекрасно должна это знать.
— Неужели трудно понять сказанное мною? — процедил сквозь зубы я.
Она бросает на меня свой этот материнский «я лучше знаю» взгляд, в её глазах мольба.
— Так, Бронсон, подожди.
Сжимаю пальцами переносицу и стискиваю зубы, прежде чем тяжело выдохнуть.
— Никакого «подожди». Ей нужно было лучше знать, — каждое слово пропитано яростью. — Я выразился пиздецки чётко: чтобы ноги её на территории Скорпионов не было.
— Но, Бронсон, говорю же тебе, она кажется другой. — Она шагает вперёд, её тёмные глаза изучают моё лицо. — Я не понимаю в чём дело, но, пожалуйста, прошу тебя не относиться аналогично к этой ситуации, — словно зная, что я откажусь, она поспешно добавляет: — Пока что.
Она выдерживает мой взгляд, и это напоминает мне о том, что эта женщина почти так же упряма, как и я. Это подтверждается, когда она вздёргивает подбородок и сужает глаза.
— Не вынуждай меня рассказывать твоей бабуле об этом.
Я возвёл глаза к потолку. Пи-и-издец. Взглянув направо, я замечаю ухмыляющегося Дэниела, но, когда он видит меня, он прикрывает усмешку покашливанием в кулак.
Каждое слово на моём языке ощущается прогорклым, когда я наконец обращаюсь к ней.
— Ради тебя я уступлю. Но попомни мои слова: если я почувствую, что она представляет угрозу, — мой тон снижается, и в нём безошибочно слышится грозное предостережение, — я по-своему это улажу.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ДЖОРДЖИЯ
Как только я, наконец, въезжаю на свою подъездную дорожку, я хватаю продуктовые сумки — те, в которых купленное на фермерском рынке, и другие, из магазина, в который я заехала по пути домой, — вместе с автохолодильником.
Перекидывая что-то через плечо, что-то на сгиб локтя, я делаю всё как обычно. Вне зависимости от опасности, которую проделанное представляет для кровообращения в руках, я отказываюсь ходить по несколько раз. Это либо упёртость, либо идиотизм — знаю-знаю.
В любом случае, я подбегаю к своей двери и отпираю её, прежде чем ворваться внутрь. Снимая шлёпанцы, ногой захлопываю за собой дверь и бросаю ключи на столик в прихожей, и без оглядки, направляюсь на кухню.
Кладу одну охапку сумок на стойку и ставлю автохолодильник на пол. Как только я выпускаю с этой руки вторую сумку, я вздыхаю с облегчением. Встряхнув обе руки, я мысленно извиняюсь перед ними за то, что подвергла их надругательству.
Собираю свои волосы, убирая их с шеи, и смотрю на автохолодильник. Мне, вероятно, не стоило ехать с опущенными окнами, но ветерок был таким приятным. Почти очищающим. Впрочем, на светофорах, когда лучи солнца падали на машину, я погружалась в условия, напоминающие сауну.
Типичная Флорида.
Тяжело вздохнув, я тянусь к автохолодильнику и приподнимаю крышку. Когда я достаю курицу с фермерского рынка вместе с купленными сырами, меня охватило напоминание: я снова в одиночестве приготовлю обед. И место за столом я накрою для одной себя.
— Подбери сопли, Джорджия, — бормочу я себе под нос и босиком шлёпаю к холодильнику. — Праздники уныния переоценены.
Открыв дверцу с большей силой, чем требуется, я переставляю парочку продуктов, прежде чем положить на полку упаковку куриной грудки, а затем кладу сыры в ящичек для хранения.
Собираясь убрать остальные свои покупки, я захлопываю дверцу и поворачиваюсь к стойке, где стоят мои сумки.
И тут же вижу мужчину, прислонившегося к кухонной стойке.
— Срань господня! — Я с такой силой отступаю назад, отчего ударяюсь о ручки холодильника, однако боль не так сильна, как паника, циркулирующая по моим венам.
Я бросаю взгляд на молоток для отбивных, лежащий в сушилки для посуды справа от раковины. Он всего в нескольких шагах от меня. Возможно, мне удастся это сделать, если я буду достаточно быстра…
— Ты правда думаешь, что успеешь раньше меня? — Его голос пронизан суровыми стальными нотками, смешанные с насмешкой. Зоркие глаза метнулись в сторону молотка для отбивных, а затем снова сосредоточились на мне.
Его поза может и кажется непринуждённой, и брови его не сведены вместе, отчего складывается впечатление, что ему скучно. Однако от него исходит явная угроза. Его руки в карманах, рукава рубашки закатаны, выставляя на показ его испещренные чернилами руки.
