Читать книгу 📗 "Энчантра (ЛП) - Смит Кейли"

— Нет, — процедила она. — Для меня всё предельно ясно: я тебя ненавижу.

Он наклонился медленно, до самого уха, и прошептал:

— Докажи.

Позади него Нокс захохотал от удовольствия.

А затем Роуин произнёс почти беззвучно:

— Две правды и ложь?

Из-за его плеча Женевьева увидела, как Нокс с Грейвом переглянулись, не понимая, что происходит.

— Пошёл к чёрту. Как будто я поверю хоть одному твоему слову после этого.

— Давай, бедовая, сыграй со мной в последний раз, — усмехнулся он.

— Ладно, — её улыбка стала хищной. — Начинай.

— Ты любишь меня, — начал он.

У неё перехватило дыхание.

Он протянул руку и коснулся её лица, нежно, кончиком большого пальца провёл по щеке.

— Ты моя.

Он прижался ко лбу Женевьевы.

— И, наконец. Твой план гениален… но, думаю, он не сработает.

Сердце Женевьевы всё ещё бешено колотилось после двух первых фраз. Когда они продумывали всё это последние пару ночей, она сказала ему: удиви меня — выбери свои тайны сам. Маленькая игра. Только их двоих.

— Что, чёрт побери, здесь происходит?! — взорвался Нокс, делая шаг вперёд.

Женевьева улыбнулась. Роуин ослабил хватку, и она вытащила из кармана Замок Души.

— Правда. Правда. Ложь.

— Что происходит?! — взревел Нокс.

Позади него Грейв поднял руку — и в следующую секунду заморозил Дьявола на месте.

Нокс зарычал, и Женевьева увидела, как каждая мышца на теле Грейва напряглась до предела, жилы на его бицепсах вздулись так сильно, что казалось, вот-вот лопнут.

— Делайте, — процедил он сквозь зубы. — Я долго его не удержу.

Женевьева сжала кулон на своей шее и распахнула медальон. Всё началось с того самого момента, когда она впервые увидела Замок Души. Но когда она рассказала Роуину о своей идее, они оба поняли, что без помощи Грейва им не справиться. Уговорить его было не просто — особенно после того, что случилось в спальне Роуина. Понадобились часы уговоров, миллион обещаний и бесконечные упоминания Салема, но в конце концов они убедили его: это их последний шанс спасти всю его семью.

Грейв с самого утра пошёл к Ноксу и осторожно посеял в его голове идею — не убивать Женевьеву, а захватить её душу. Он также подбросил ему мысль, что можно стравить обоих братьев с ней, снять с них магические ограничения, чтобы у публики не осталось ни капли сомнений. Нокс должен был быть заворожён.

Он не устоит перед хорошим спектаклем, сказал тогда Роуин. И оказался прав.

— Готова? — спросил он теперь.

Женевьева уже кивнула… и вдруг замерла.

— Роуин?

— Да? — прошептал он.

Она отправилась в Энчантру, чтобы найти ответ — почему чувствует себя чужой в собственной семье. И нашла его. Того, кто сделал её частью своей семьи. Хотела она того или нет.

Последний год она мечтала снова стать той девушкой, которой была до Фэрроу. До того, как он разбил ей сердце, сжёг её мечты и утянул в темноту. Но Роуин был прав.

Свет был там, где была она сама.

— Может, вы наконец поторопитесь, чёрт бы вас побрал?! — задыхаясь от напряжения, прошипел Грейв.

— Я твоя, — прошептала она. — Позаботься о моей душе, ладно?

А затем она опустила руку, обхватила его ладонь — ту, что сжимала охотничий клинок, — и без тени колебания направила лезвие себе прямо в сердце.

Глава 45. УГАСАНИЕ

Каждый миллиметр её кожи пылал, когда она, ошеломлённо глядя вниз, увидела, как из её груди торчит клинок. Но в этот раз огонь не пугал её — потому что разжёг его он.

Словно наблюдая за собой со стороны, Женевьева увидела, как Роуин вытащил нож из её тела, и вместе с лезвием из раны вырвался сияющий синий свет. Роуин поднёс раскрытый медальон к танцующей энергии, и Замок Души мгновенно всосал её внутрь, захлопнувшись с отчётливым щелчком.

Я держу тебя, — прошептал он.

Она увидела слёзы в глазах Роуина. Но прежде чем смогла поднять руку, чтобы коснуться его, всё вокруг начало медленно погружаться в чёрноту.

Роуин.

Роуин.

Ро…

Ро…

…

НАЗАД К НАЧАЛУ

Глава 46. СЕРЬЁЗНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ

Когда Женевьева очнулась, её сознание было затуманено, но обстановка казалась до боли знакомой. Она с трудом разлепила веки и прищурилась, всматриваясь в темноту своей детской спальни. Тело налилось тяжестью, во рту пересохло. Она медленно приподнялась, опираясь на изголовье кровати, и потерла глаза кулаками, прогоняя туман в голове. Память судорожно искала хоть какую-то зацепку — как, чёрт побери, она оказалась дома?

Последнее, что она помнила — как карета оставила её перед серебряными воротами, в руке сжата приглашение…

— А вот ты и проснулась наконец.

Женевьева ахнула, прижав руку к сердцу от неожиданности — прямо перед ней стоял Салем. Ей всегда не нравилось, как он внезапно возникал из ниоткуда, но в этот раз на его лице не было обычной самодовольной усмешки. Наоборот — он выглядел серьёзным. И это было пугающе.

— Ты в дерьме по уши, — протянул он с ленивым акцентом южанина, словно строгий старший брат. Он неторопливо вытащил из коричневого бумажного пакета кусочек… чёрной лакрицы?

Женевьева с интересом уставилась на него, пока он закидывал конфету в рот и поморщился при жевании.

— Офелия же грозилась прибить тебя, если ты не избавишься от своего раздражающего южного акцента?

Он проглотил и потянулся за новой конфетой.

— Офелия сейчас в Квотере. Так что тебе достался я и мой отвратительный акцент — в качестве наказания.

— Наказания? — переспросила она, наблюдая, как он снова откусывает от конфеты и вновь корчится. — И ты что, не любишь лакрицу? Ты выглядишь так, будто умираешь от боли.

Он злобно уставился на пакет.

— Офелия любит красные кусочки, но они продаются вперемешку с чёрными, в том самом магазинчике на улице Шартр. Она каждый раз радуется, что мы можем «поделиться» — она съедает все красные, а я, типа, с удовольствием ем чёрные.

— Но тебе же очевидно мерзко, — заметила Женевьева.

— И мы оба никогда ей этого не скажем, — отрезал он, снова запихивая кусочек в рот. — Поняла?

Женевьева фыркнула.

— А ты не мог бы просто щёлкнуть пальцами и избавиться от них? Вместо того чтобы страдать?

Салем метнул в неё серьёзный взгляд:

— Я готов страдать миллионы раз, если это делает твою сестру счастливой. Я сожру миллион этих адских конфет. — Пауза. — Или сожгу к чёрту этот магазин. Пока не решил.

В груди у Женевьевы вдруг сжалось. Она смотрела, как он аккуратно складывает верх пакета и прячет его во внутренний карман своего изумрудного пальто. Она знала, как просто ему было бы создать любую вещь по щелчку пальцев, исполнить любое желание — своё или Офелии. Но именно в этих простых, пусть даже неприятных действиях и проявлялась его любовь к сестре.

Теперь он скрестил руки на груди и сузил глаза:

— А теперь, раз уж мы говорим о страданиях твоей сестры — какого, мать его, ты решила отклониться от её тщательно составленного маршрута?

— Я… хотела кое-что найти, — прошептала Женевьева.

— Виви, — строго произнёс Салем.

— Вы с Офелией никогда бы не поняли, — так же тихо продолжила она. — Вы есть друг друга. Вы понимаете друг друга. А я хотела найти кого-то, кто поймёт меня.

Он тяжело выдохнул. Возразить было сложно.

— Что случилось? — наконец спросила она. — Как ты меня нашёл? Когда я вернулась?

В изумрудных глазах появился стальной блеск.

— Что ты помнишь?

Она задумалась. На самом деле — почти ничего. Словно мотыльки проели дыры в её памяти. Вроде бы она была в Риме… за ней следовали вороны… потом ворота, ягоды с шипастых лоз…

Наверное, дело в ягодах. Они, должно быть, были отравлены.

Она поделилась этой догадкой вслух, но, когда выражение лица Салема не изменилось, нахмурилась: