Читать книгу 📗 "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП) - Райли Хейзел"

— Сначала найдём твоего брата. Нельзя оставлять его одного.

Его ладонь сжимает мою так крепко, что больно. Я размыкаю пальцы и обнимаю его за талию. Он делает то же, положив руку мне на плечи. Его тяжесть давит, как будто ему нужно, чтобы я удержала.

— Гермес не терпит общества, когда ему плохо, — произносит он, пока мы спускаемся по лестнице. — Он нас выгонит.

— Неважно, — отвечаю. — Важно, чтобы он знал: кто-то рядом, когда одиночество станет невыносимым.

Следующие полчаса мы ищем Гермеса повсюду. Йель спит. Лишь наши шаги раздаются в пустоте. Сначала — его комната. Потом — комната Афродиты. Потом — моя. Пусто. Пробуем планетарий — ещё до того ясно, что зря. Заглядываем в столовую. Библиотека уже заперта, значит, не там. Он будто растворился. И с каждой минутой тревога всё сильнее сжимает грудь, хочется закричать.

Мы с Хайдесом останавливаемся в атриуме Йеля. Пока он пытается дозвониться, я пишу сообщение:

Гермес, где ты? Мы волнуемся.

— Никакого ответа. Не сбрасывает, но и не берет трубку, — сообщает Хайдес и запускает уже четвёртый вызов.

Я смотрю молча, телефон прижат к его уху, лицо — словно камень. Но через миг эта маска трескается: черты искажаются, нижняя губа дрожит. Рука больше не в силах удерживать телефон. И Хайдес начинает плакать. Беззвучно. Слёзы катятся по щекам, глаза блестят.

Я подхожу и забираю телефон из его пальцев. Линия уходит на автоответчик — сбрасываю и гашу экран.

Берусь за его лицо.

— Агáпи му… — шепчу.

Он качает головой, будто хочет вытрясти из себя слёзы, но получается наоборот — плачет ещё сильнее, и этим заражает и меня. Мы стоим посреди входного холла Йеля, два силуэта, тихо рыдающих вместе.

— Прошу, Хейвен, заставь это прекратиться, — выдыхает он.

— Прекратить что?

— Боль. Заставь её исчезнуть. Я не выдерживаю.

Я скольжу ладонью к его шее, склоняю его голову к себе, прижимаю лицом к своей груди и обнимаю. В ответ он сжимает меня на том же уровне, и мы держимся друг за друга отчаянно, как будто тонем. Он цепляется, я даю понять, что выдержу и его, и весь его груз.

— Помнишь игру с Ньютом, которую мы повторили под дождём? — бормочет он в мою кожу. — Сбылся один из моих самых больших страхов. Я потерял сестру.

Сердце крошится в груди. Странно, как иногда жизнь путает страхи с желаниями, слышит невпопад и рушит всё.

Желания… падающие звёзды. Мысль уводит меня к короткому разговору Афродиты с Гермесом.

— Может, я знаю, где он, — вырывается у меня.

Хайдес поднимает на меня взгляд настороженно. Проводит ладонями по лицу, смахивая слёзы рассеянным движением.

— Где?

Я видела «игры» Гермеса всего один раз, больше двух месяцев назад, но место осталось в памяти.

Мы поднимаемся на крышу, где он обычно устраивает свои испытания. И впервые с тех пор, как я его знаю, Хайдес не подстраивает шаг под мой — спешка к брату сильнее.

— Здесь, — подтверждает он, упершись плечом в дверь, чтобы та не захлопнулась.

Я прохожу первой — и застываю. Гермес сидит на самом краю, спиной к нам, лицо поднято к ночному небу.

Я не зову его, чтобы не спугнуть. Пусть у него и врождённое чувство равновесия, даже пьяным, сейчас он слишком хрупок. Я не могу рисковать.

Мысль, что я потеряла Афродиту, жжёт. Но мысль, что могу потерять и Гермеса, — рвёт сердце на части.

Я намеренно шаркаю подошвами, чтобы он услышал шаги. Его спина напрягается, он поворачивает голову на долю секунды — и снова отворачивается.

Я замираю сбоку, держа дистанцию от края. Высота всегда пугала меня до дрожи.

— Герм, тебе стоит слезть.

— Зачем? Если сорвусь и разобьюсь, хотя бы увижу сестру.

Удар под дых.

— Не говори так, умоляю.

Он не реагирует.

— Давай сыграем. Загадка для тебя, Хейвен: две руки, две ноги, голубые глаза, светлые волосы. Кто это?

Краем глаза вижу: Хайдес всё ещё у двери. Не двигается, но слышит каждое слово, и боль на его лице режет. Потерять сестру и видеть брата вот так — невыносимо.

— Ну? Это же просто. Это я. Гермес Эли Лайвли.

Эли. То самое имя, которое прошептала Афродита перед смертью. У каждого из них было свое — до того, как Кронос с Реей дали им «олимпийские» имена.

— А её звали «Дейзи», — продолжает он, угадывая мои мысли. — Так назвали при рождении. Женщина-наркоманка, которой не нужен был ребёнок. Тем более — двое. Она отдала нас деду. Ему было за шестьдесят, злой, бессердечный, бил за каждую крошку. Его ремень — наше воспитание. Это был ад. Никто нас не любил. Но Дейзи умела любить без меры. Забавно, правда? Нас учат ходить, читать, писать. Но любить — нет. А любовь ведь куда сложнее.

Я молчу, не отрывая взгляда: боюсь, он оступится.

— Единственное хорошее в дедовой жизни — ферма в глуши. — Гермес усмехается горько. — Когда он ложился спать, мы с Дейзи забирались на крышу и смотрели на звёзды. Она смотрела, а я ходил по черепице, проверяя, как держусь.

Вот откуда его «игры» здесь, в Йеле. Он наклоняется вбок, я дёргаюсь — но зря. Это было нарочно.

— Однажды я перестал балансировать и спросил: «Сколько звёзд на небе?» А она сказала: «Не знаю. Но посчитаю для тебя. Буду считать всю жизнь. И когда-нибудь скажу число».

Гермес закрывает лицо ладонями. Сквозь пальцы прорывается сдавленный звук — и меня пробирает до костей.

Он не замечает, как его тело покачивается над пустотой. У меня сжимает живот так, что подступает тошнота.

Я решаюсь. Подхожу ближе и сажусь рядом, прямо на край. Ладони потеют, дыхание сбивается.

— Что ты творишь? — резко поворачивается он. — У тебя же страх высоты. Слезь.

Я качаю головой, упираю взгляд в дальний светящийся корпус.

— Сижу с тобой. Спустишься ты — спущусь и я. Иначе останусь.

Молчание. Вдалеке — сирена. Полицейская машина проносится мимо ворот Йеля и исчезает. Если бы пуля ушла чуть в сторону, сейчас здесь стояла бы скорая. И, может, Афродита жила бы.

Гермес поворачивается ко мне. Его глаза, обычно лазурные, теперь тёмно-синие, как сапфир.

— Тебе надо уйти отсюда, Хейвен, — шепчет.

— Потому что не хочешь компании, когда тебе плохо? Хайдес сказал. Но я решила рискнуть.

Он качает головой. Кивает кадыком.

— Нет. Потому что боюсь, что ты пострадаешь, сидя тут.

Я накрываю его ладонь своей и кладу к себе на колени.

— Значит, могу остаться?

Его глаза снова увлажняются, и я боюсь, что задела лишнее.

— У тебя паника от высоты, но ты всё равно села рядом. Только чтобы мне было не так одиноко. Ты сумасшедшая, Маленький рай. Я бы никогда не прогнал тебя. Никогда.

Я улыбаюсь. Он тоже, но ненадолго. Я подставляю плечо, и он мгновенно понимает: склоняет голову и остаётся так, прижавшись.

— Не бойся, — шепчет. — Если сорвёшься, я тебя поймаю.

Я закрываю глаза, чтобы не разрыдаться. Он тоже плачет — я чувствую, как моя футболка намокает. У меня сбегает слеза.

— Теперь, когда её нет… кто будет считать звёзды? — спрашивает он, голос ребёнка.

Ответ рождается сам:

— Мы. Вместе.

— Мы?.. я и ты?

— Да. Будем считать вдвоём.

Он понимает: я не заменяю Афродиту. Я просто хочу, чтобы он не чувствовал себя пустым.

Я протягиваю мизинец, жду. Он сцепляет свой. Наш маленький обет. Мы связаны всеми возможными способами. И уже не разделимы.

— Тогда считаем вместе, — говорит он. — Спасибо.

Я улыбаюсь сквозь новые слёзы. Молчу, чтобы он не услышал всхлипов.

Я не говорю, что число звёзд неизвестно даже науке. Что есть те, которых мы не видим. Что игра бесконечна. Я говорю только одно: он не останется один.

— Хейвен?

— Да?

— Больно. Слишком больно.

— Я знаю.

— Как мне жить дальше?

Я запинаюсь. Бессмысленно кормить его шаблонными фразами.

— Не знаю, — отвечаю честно.

И чувствую Хайдеса у нас за спиной, ещё до того, как он заговорит. Его ладонь ложится на золотистые кудри брата.