Читать книгу 📗 "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП) - Райли Хейзел"

— Я мог бы обойтись без вида Гермеса нагишом, без советов Аполлона по уходу за длинными волосами, которые он никогда не станет применять… Но без тебя — нет, Афина. Ты моя сестра.

Мы смотрим друг другу в глаза впервые за много лет с опущенными щитами и искренностью. Она собирается улыбнуться, вижу, как уголки губ поднимаются, но затем отступает. Грусть наваливается на неё снова, сильнее прежней.

— Прости, — произносит она.

— За что? —

— За то, что сказала маме и папе, что ты жульничал на состязании по боксу с Хейвен. — При этих словах я стискиваю зубы. Кронос швырнул моё лицо о столешницу дважды. И Рея чуть не задушила меня.

— Я никогда не объяснялась, потому что тогда я была злой на Хейвен, почти ревновала её. Но сейчас чувствую, что должна.

— Какое объяснение? Я не понимаю. — Я отстраняюсь, давая ей место, чтобы она вытерла лицо. Беру пачку носовых платков с её тумбочки и подаю.

— Это не я донесла, — она крутит платок между пальцев. Делает гримасу. — То есть, да и нет. Папа позвонил мне после того состязания — тогда это не показалось странным, он иногда так делает. Но странно было то, что он спросил меня, не случилось ли чего, что ему нужно знать. Словно он уже знал о твоём участии и о жульничестве. Тогда я ему рассказала — потому что, если бы я промолчала, а он уже был в курсе, он бы обрушил всё на меня.

Я знаю эти игры нашего отца. Он любит задавать вопросы, ответы на которые уже знает, просто чтобы проверить честность. Тогда я очень сильно обиделся на Афину и не понимал, как она могла сделать такое. «Я твой брат — зачем рассказывать отцу, который меня накажет?» — думал я.

Теперь у меня к ней лишь мягкость.

— Ты поступила правильно, — шепчу. — Лучше он бы избил меня, чем тебя.

Её голова резко поворачивается ко мне; удивление оставляет губы приоткрытыми.

— Ты не можешь так говорить всерьёз…

Я обрываю её самым мягким тоном, что могу.

— Говорю всерьёз. И это в прошлом. Всё в порядке.

Афина делает то, чего никогда прежде не делала за все годы, что мы знаем друг друга: бросается мне на шею и прижимается. Этого никогда не было, и часть меня вспыхивает от злости. Злости, потому что её объятия пахнут домом и любовью — как объятия Афродиты. Злости, что мне так долго это не давали. И надежды, потому что я хочу, чтобы она отпускалась чаще и делала это снова.

Она отстраняется первой, смущённая.

— Хочу пойти в оранжерею. Как насчёт того, чтобы пойти всем вместе? Мы давно не смотрели новые цветы Афродиты.

Я киваю. И в момент, когда мы встаём и направляемся к двери, в моей голове рождается внезапная идея. Идея, от которой я улыбаюсь как придурок и которой радуюсь, потому что чувствую себя гением.

Дверь в нашу с Аполлоном и Гермесом комнату распахнута. Афина заходит первой, громко окликая братьев. Я выглядываю следом и вижу: Герм с Хейвен устроились на диване, разговаривают, деля пакет чипсов. На полу, будто на пляже, растянулись Посейдон и Лиам — раскладывают карты. Зевс с Герой у небольшого кухонного уголка, у каждого по кружке кофе. Кажется, единственные двое взрослых во всей компании.

— Мы с Хайдесом хотели заглянуть в оранжерею, — говорит Афина. — Ночь ясная: помимо цветов, будет море звёзд.

На лицо Гермеса ложится тень. Тогда ладонь Хейвен находит его руку и мягко сжимает; он встречает её взгляд и вымученно улыбается.

Пока Афина рассказывает остальным о клубе Афродиты, я ловлю себя на том, что просто смотрю на Хейвен. Волосы растрёпаны, отсутствие макияжа придаёт ей почти детскую мягкость. На ней потёртый свитер и такие же видавшие виды спортивные штаны — и всё равно в этой комнате только она удерживает на себе весь мой взгляд. Мы не оставались наедине с тех пор, как не стало Афродиты: то Гермес целиком опирается на неё, то экзамены накрывают. Сегодняшняя ночь — шанс, которого я ждал, и я не позволю ему уйти.

От мыслей меня отвлекает дружеский шлепок по спине от Посейдона:

— Идём, Хайдес?

Перевожу взгляд на братьев, кузенов и Лиама: все уже поднялись и готовы в путь. Хейвен неожиданно спрашивает:

— А где Арес?

Зевс ставит пустую кружку и подходит ближе, привычно поправляя свой длинный плащ:

— У вас в комнате. Не думаю, что пойдёт.

— Почему? Вы вообще его позвали? — не отступает она.

На языке проступает горечь ревности. Приходится напоминать себе: Хейвен просто добра, и мне не о чем тревожиться.

— Позвали, но он пока не хочет показываться, — вмешивается Гера. — Боится, что вы его ненавидите. За сцену в Греции. Верите или нет, наш брат куда сильнее боится чужого осуждения, чем даёт понять.

Хейвен искренне огорчается. Встретившись со мной взглядом, мгновенно прячет это — чтобы не подать неверный сигнал. Я жестом прошу её задержаться и, когда все уже выходят в коридор, подхожу ближе.

Завожу выбившуюся прядь за ухо. Глотаю сухость:

— Ты хочешь, чтобы он пошёл, правда?

— Да. — Никакой мишуры — одна честность. Я это ценю, но всё равно щемит.

Не знаю, почему беру это на себя. Возможно, пожалею. Вздыхаю:

— Иди с остальными. Догоню вас — надеюсь, с Аресом. Не обещаю только, что не заклею ему рот изолентой.

Хейвен сбивается с дыхания:

— В каком смысле?

— Пойду, поговорю и уговорю его пойти. Ты отчитала его за то, что он устроил в день похорон моей сестры; полагаю, теперь он больше боится моей реакции и реакции остальных, чем твоей или моих кузенов. — Делаю шаг назад, но она удерживает меня за руку. — Всё в порядке.

— Хайдес… — шепчет неуверенно.

— Ты к нему привязана, — констатирую, не требуя подтверждения. — Мне он с первого дня даётся трудно. Но если ты видишь в нём хорошее — я доверяю тебе. И если ты хочешь, чтобы он пошёл с нами, я сам скажу, что прощаю его, и что прятаться не нужно.

Её рот расправляется в светлую улыбку:

— Спасибо. В ту ночь он просто запаниковал. Не хотел зла. С кем угодно бывает.

Я улыбаюсь в ответ и мягко подталкиваю её, чтобы не отставала. Хейвен корчит мне смешную гримасу и уже на пороге. Я окликаю:

— Ты кое-что забыла.

Она вопросительно поднимает брови.

Постукиваю пальцем по щеке:

— Хочу поцелуй, Persefóni mou.

Она улыбается, закатывает глаза, подходит, встаёт на носки — готова исполнить просьбу. Но в последний момент я резко поворачиваюсь и сам касаюсь губами уголка её рта.

Щёки Хейвен вспыхивают, и у меня тает сердце. Провожаю её взглядом — руки вянут, грудь легчает. И всё-таки мне предстоит идти к Аресу — потому что она о нём заботится. Ревность снова накрывает, крадёт только что подаренную ею радость. Я не ревную её как «вещь» и не из недоверия к нам. Я ревную к самой мысли, что, если она разлюбит, я останусь без её любви навсегда.

Отгоняю мрачные сценарии, выхожу в коридор и достаю телефон. Находя номер Лиама, всё же пишу:

Нужна твоя помощь. Могу на тебя положиться?

Общежитие Хейвен — на другом конце, и, едва я сворачиваю в коридор с дверями по обе стороны, меня оглушает музыка на максимуме. Чем ближе, тем яснее: Should I Stay or Should I Go — The Clash. Кто бы ни включил, у человека отличный вкус.

Дверь соседней с Хейвен комнаты распахивается. Выходит сердитая девушка с запиской в руке. Длинные каштановые волосы, такие же глаза; лицо ровное, мягкое — злость не делает её страшной.

Она шлёпает лист на дверь Хейвен. Я уже хочу заметить, что так он не приклеится, как она вынимает изо рта жвачку и прижимает ею бумагу.

Разворачивается, готовая юркнуть обратно; наши взгляды встречаются. Она смущается, пойманная с поличным, но подбородок держит высоко — демонстрирует уверенность — и исчезает так же быстро, как появилась.

Тянусь, чтобы прочесть. И невольно усмехаюсь:

Убавь громкость, ПРИДУРОК.

Хейвен тоже жаловалась, что Арес превращает их комнату в ночной клуб. Прежде чем постучать и увидеться с ним, проверяю ответ Лиама:

О боже, я так взволнован. Конечно. Говори: что делать?