Читать книгу 📗 "Игра титанов: Вознесение на Небеса (ЛП) - Райли Хейзел"

— Если бы твоя Коэнсоседка услышала сейчас эти слова, уверяю, видеть тебя ей долго бы не захотелось.

Арес бледнеет. Страх искривляет его лицо.

— Ты не скажешь ей. Ты ведь хороший. Не такой, как я.

Я киваю.

— Верно. Но если она тебе правда дорога, ты не станешь ранить её из-за спины, косвенно.

Маска наглого равнодушия сползает, обнажая боль.

— Только такая, как она, могла бы полюбить такого, как я. Она единственная в мире, кто смог бы. Ты — хороший, добрый, всегда находишь верные слова. Тебя может полюбить любая. А я… меня бы никто не выбрал. — Он проводит ладонями по свежевыбритым волосам. — Даже мама меня не любила.

А я-то думал, что у нас нет ничего общего. Кроме разве что желания переспать с Хейвен.

— Моя тоже, — признаюсь с трудом. Не уверен, стоит ли открываться: это слабое место, и Арес может им воспользоваться. — Она бросила меня у мусорного бака, сразу после рождения. До этого пыталась избавиться от меня до самого девятого месяца.

Арес не отрывает взгляда. Может, я схожу с ума, но его глаза будто влажнеют. Он… сейчас заплачет? Арес Лайвли заплачет?

— Я тоже был уверен, что меня никто не полюбит, — обвожу пальцами рубец. — А потом появилась Хейвен. Так что я понимаю тебя, клянусь. И мне жаль. Но обещаю: это не будет длиться вечно. В мире семь миллиардов людей, и кто-то тебя полюбит. Но это будет не моя девушка. — Голос становится жёстким. — Второй раз я не повторю это мягко, Арес. Будь осторожен.

Его пальцы, висящие вдоль тела, начинают дёргаться от нервного тика. Взгляд мечется по комнате, избегая моего. Похоже, я всё же пробился сквозь его броню. Губы сжаты. Он смотрит на часы.

— Скоро смоем краску, — бурчит. — А потом пойдём к остальным любоваться цветочками.

Глава 31. ДВОЙНАЯ ИГРА

Ниоба, царица Фив, гордилась своей многочисленной семьёй и хвасталась своей плодовитостью, утверждая, что превосходит в этом Лето, у которой было лишь двое детей — Аполлон и Артемида. Эти слова глубоко оскорбили божественных близнецов, и они решили отомстить за честь матери. С луками в руках они отправились в Фивы. Пока Аполлон поражал сыновей Ниобы, Артемида направляла стрелы в дочерей. Ни мольбы, ни слёзы не тронули их: Аполлон и Артемида не знали пощады. Тогда Ниоба воззвала о том, чтобы её превратили в камень — и её молитва была услышана.

Хайдес

Когда мы открываем дверь оранжереи, первые глаза, которые устремляются на нас, — глаза Афины.

— Не верю своим глазам, — произносит она ровным тоном.

Через секунду смотрят уже все. Гермес хлопает ладонью себя по рту так сильно, что наверняка ушибся, и душит в ладони истошный визг, болтая ногами от избытка восторга.

— Что вы, чёрт побери, с собой сделали? — первым спрашивает Зевс.

— Да они теперь как Бритни Спирс и Леди Гага! — взвизгивает Гермес, на грани нервного припадка от перевозбуждения. Если бы существовали панические атаки радости, Гермес бы слёг в реанимацию.

Арес проходит в центр, словно вышагивает по подиуму. Строит нелепые позы, проводит пальцами по отсутствующим волосам — и ловит на себе все взгляды. Гера шлёпает его по заднице, когда он проходит мимо.

Мои опасения оказались лишними: я не лишился ни одной пряди, а цвет лёг куда ровнее, чем жёлто-блондинистая катастрофа Ареса. Волосы остались мягкими — благодаря маслам, которые я нанёс, а он упрямо отверг. У меня получился блонд, почти уходящий в белый. Мы убрали за собой ванную, выбросили пустые флаконы и, не обменявшись ни словом, отправились сюда.

Я думал, что мне никогда не понравится ничего, связанное с Аресом. Оказалось — я обожаю, как он звучит, когда молчит.

— Смешно выглядите, — усмехается Посейдон, со своим вечным самодовольным оскалом.

Я указываю на его волосы.

— А у тебя они синие.

— И это ему очень идёт, — вступается Хейвен. Обнимает его за плечи и лохматит голубые пряди.

Посейдон краснеет.

Тут же между ними вклинивается Гермес, напыжившись:

— Эй, Поси, ты что, хочешь увести у меня «Маленький рай»?

Троица уходит в свои перепалки, я же слежу за Аресом. Он подходит к Зевсу и Гере. Оба что-то шепчут ему — он отвечает лёгкой улыбкой и коротким кивком. Потом Зевс бросает мне взгляд и беззвучно произносит: «Спасибо».

— Господин Зевс, вам бы тоже покрасить волосы, — пользуется моментом Лайам. — Не то, чтобы ваш цвет вам не шёл, ни в коем случае. Но на вашем месте я бы рискнул. Представьте: ярко-красный! Или серебристо-серый — выглядели бы потрясающе.

Если что и стоит признать за моим кузеном, названным в честь царя богов, так это бесконечное терпение. Он сносит всё — и Лайама, и нас. Потому что, честно говоря, его сдержанный характер совсем не вписывается в нашу компанию.

И тут я замечаю на себе два разноцветных глаза. Хейвен, окружённая Посейдоном и Гермесом, которые спорят в полный голос, смотрит на меня, улыбнувшись краешком губ. Её взгляд скользит вверх, к моим почти белым волосам. Я указываю на них, намекая: нравятся ли? Она прикусывает губу, чтобы не расхохотаться, и пожимает плечами.

Маленькая зараза.

— Ребята, а где Аполлон? — громко спрашивает Афина, перекрикивая визг Герма. — Я написала ему, чтобы пришёл, но он не ответил.

И правда, в последний раз я видел его утром, когда мы паковали вещи Афродиты. Неудивительно, что он исчез. Он тогда был бледный, на грани слёз, убирая её одежду из шкафа.

Пользуясь суматохой, я наклоняюсь к Лайаму:

— Получилось?

Он поднимает большой палец.

— Джузеппе для тебя сделает что угодно, — шепчет. Потом кривится. — Ну, кроме колеса. Никогда не проси меня крутиться колесом. Особенно с эскимо во рту. И нет, я не рассказываю это, потому что сам однажды попробовал и теперь у меня детская травма.

Я закатываю глаза и отстраняюсь.

— Спасибо, Лайам. Учту насчёт колеса с эскимо.

Хейвен всё ещё оживлённо болтает с Гермесом и Посейдоном, но я уверен: она следит в основном за мной. Улавливаю её взгляд боковым зрением, обхожу друзей и через несколько шагов обнимаю её за талию.

— Можно украсть тебя на минутку?

— Зависит. Куда утащишь? — отвечает она, прижимаясь ко мне. Её волосы щекочут мне подбородок.

Я склоняюсь ниже, вдыхая её запах.

— Здесь останемся. Но я покажу тебе один уголок. Хочешь?

В ответ Хейвен разжимает мои руки и переплетает пальцы с моими. Я веду её к самому дальнему углу оранжереи, где стоит длинный деревянный стол, — и моё безумное вдохновение, осуществить которое помог Лайам. Невероятно.

Стол примерно до пояса. И когда Хейвен понимает, что на нём, она сжимает мою ладонь. Её глаза сияют, и сердце у меня разгоняется — я горжусь, что именно я зажёг в них этот свет.

В землю для цветов воткнуты деревянные палочки, а на них приклеены свежие фотографии. На снимках — гималайские голубые маки, любимые цветы Хейвен. Шестьдесят шесть фото складываются в крошечное, но цельное поле маков.

— Хайдес… — шепчет она, подходя ближе. — Я… честно, не понимаю, что ты этим хочешь сказать.

Я улыбаюсь и кончиками пальцев касаюсь её щеки.

— Когда ты сказала, что гималайский голубой мак — твой любимый цветок, я подумал: «Что за чёрт вообще?» Никогда о нём не слышал. Не видел. Я полез искать и… завис. Он такого синего, почти индиго — моего любимого цвета. Я начал читать, как их выращивают, и кое-что даже запомнил.

Хейвен указывает на фотографии.

— Вижу, у тебя отлично растут. Настоящий садовод.

Я фыркаю, хотя улыбка всё равно пробивается, и загоняю её в угол — между краем стола и своим телом. Она вдруг серьёзнеет, и я слышу, как у неё перехватывает дыхание.

— Я не успел купить семена или рассаду. Да и сезон сейчас неподходящий. Но весной… я хочу, чтобы ты сама занялась ими. Что скажешь? Вырастишь здесь, прямо за твоей спиной, целую поляну голубых маков?

Она смачивает губы, и я не могу отвести глаз от её языка.