Читать книгу 📗 "Игры, в которые играют боги - Эбигейл Оуэн"

Я в шоке оттого, что Афине позволено устроить здесь все это. Смертные же поймут, что происходит. Или, может быть, снаружи все зачаровано так, что выглядит и звучит как обычно?

«У тебя сейчас есть поводы волноваться посерьезнее, Лайра».

Пол Колизея – тоже из стекла, но абсолютно прозрачного – позволяет увидеть туннели внизу, где содержались гладиаторы и заключенные перед боями и судами наверху. Каменные колонны тоже заполнены стеклом, они поддерживают плоскую поверхность здесь, на уровне стадиона, но я могу рассмотреть то, что похоже на несколько уровней или этажей, которые вместе составляют…

Лабиринт.

Со множеством уровней.

Я смогу, мать вашу! Я выросла в лабиринте – в туннелях под городом. И провела все детство, исследуя его уголки.

Это я смогу.

Тут я могу победить!

– Нет! – это кричит Триника. Ужас искажает ее черты, и она отшатывается от чего-то за моей спиной так быстро, что врезается в Зэя, и они вместе чуть не падают. Но это привлекает внимание всех остальных, и мне приходится зажать рот ладонью, чтобы не сблевать своим чаем с тостом.

Там на пиках торчат головы поборников, которых мы потеряли, – с землистой кожей, мутными мертвыми глазами и ртами, открытыми будто в беззвучном крике.

Нив. Исабель. Но еще бабушка Дэ… и Бун.

Его мертвые холодные глаза смотрят на меня.

– Это иллюзия, – говорит Джеки.

Она знает точно, потому что умеет смотреть сквозь иллюзии и чары. Я узнала об этом, потому что она в открытую использовала свой дар во время Подвига Геры: Деймос и Фобос никак на нее не повлияли.

Я с отвращением смотрю на головы. Иллюзия, как и многие ужасы, которые мы перенесли, но эффект от этого не менее реален. Как от пламени дракона. Я знаю, что Афина этим ходом влияет на наш разум. Знаю, но не могу это так оставить. Особенно когда Рима молча дотягивается до трясущейся руки Дэ.

Я оборачиваюсь к Афине с рыком, который заставил бы гордиться даже Аида:

– Ты чудовище.

Весь стадион ахает и, клянусь, единым движением подается назад. Потому что они знают. За такое заявление меня должны проклясть так, как могут только боги и богини.

– Убей ее! – кричит в затихшей толпе какой-то бессмертный с дрянным чувством справедливости.

– Что не так с Дексом? – слышу я справа бормотание Джеки.

Рядом с ней Декс подпрыгивает на цыпочках и бубнит нараспев: «Убей ее, убей ее», пока Рима не пихает его локтем.

Больше никто не поддерживает этот призыв.

Афина еле заметно улыбается.

– Война и знание жестоки, их сложно выиграть, сложно завоевать, и вы, смертные, похоже, не способны это принять. И все же они существуют. Неизбежные, неотвратимые и необходимые, как дыхание.

– Не обязательно должно быть так, – возражаю я. Мне уже так и так кранты, какая разница? – Только чудовища, изверги, намеренные невежды и демоны делают мир таким.

Она слегка опускает подбородок, в глазах сияет расплавленное золото.

– Назови меня чудовищем еще раз, маленькая смертная.

Уверена, больше всего ее разозлила часть про «невежд».

Я умудряюсь держать рот закрытым, но не отвожу взгляда от богини, сжимая и разжимая кулаки.

Ее улыбка становится самодовольной. Насмешливой.

И только это заставляет меня мысленно сдать назад. Она что же, хочет, чтобы я нарвалась на нее? Твою мать, кажется, именно так. Она хочет, чтобы я дала ей повод наказать меня так, чтобы даймоны не приняли это за вмешательство. Чего она не хочет, так это того, чтобы я участвовала. Поэтому и Бун здесь.

Должно быть, Декс рассказал ей о том, какую сделку я предложила… и почему.

Я знала, что он будет проклятым богами стукачом. Он заключил какую-то сделку с ней? В конце концов, он ее поборник.

Когда я больше ничего не говорю и не делаю, она корчит разочарованную гримасу, прежде чем пройти мимо меня и остальных к пикам, где поднимает с земли большую прозрачную, накрытую крышкой чашу, полную пауков. Афина снимает крышку и подносит чашу под голову Буна, подхватывая кровь, которая льется так, будто его убили только что.

Внезапная гадливость похожа на удар по лицу, поскольку пауки тут же начинают расти. Афина сбрасывает их в стеклянный лабиринт под нами, где они разбегаются, продолжая становиться все больше и больше.

– О, милота, – говорит Декс все тем же странным голосом.

Я кошусь на него: темные глаза сияют от азарта. Что с ним творится?

После пауков Афина берет чашу со скорпионами, растущими от крови Нив, затем чашу муравьев-пуль, растущих от крови Исабель, и, наконец, гнездо шершней с кровью бабушки Дэ.

Все эти создания отправляются в стеклянный лабиринт.

Афина не тратит время на долгие объяснения:

– Выбирайтесь, если сможете. Вам нельзя пользоваться реликвиями, чтобы не проходить лабиринт, – только чтобы выжить. Если не сможете найти выход за час, – она указывает на большие электронные часы, установленные на шестьдесят минут, – тогда вас оставят там, внизу, задыхаться или на корм насекомым. Первый вышедший поборник побеждает.

По щелчку пальцев Афины я больше не стою на платформе. Я в яме из стекла и камня – наверное, в самом низу, потому что пол тут песчаный и хрустит под моими ботинками. Воздух стоялый, недвижный. По крайней мере, хотя бы кажется, что тут есть воздух, хотя Афина сказала «задыхаться», так что, видимо, надолго его не хватит.

Ликование толпы больше похоже на слабое жужжание на фоне. В основном я слышу звук собственного дыхания. Других поборников поблизости нет, насколько мне видно. И я не могу воспользоваться жемчужинами, чтобы выбраться быстрее. Наверняка Афина добавила это правило специально для меня.

Рядом раздается топот бегущих ног – нет, скорее лапок, резво топочущих по песку и камню. Возможно, в соседнем туннеле, потому что тут со мной никого нет. Пока.

Новый топот раздается над головой, я поднимаю голову и вижу минимум десять разных насекомых, ползущих на верхних уровнях, и их лапки цокают по стеклянному полу. Я хмурюсь, глядя на лабиринт прямо над моей головой. Это стекло выглядит шероховатым. Это чтобы нам было проще бежать? Или насекомым?

Брызги желтой слизи над головой заставляют меня метнуться назад как раз вовремя, чтобы увидеть подошвы ботинок Зэя, пока он бежит, стиснув Гарпу Персея в руках до белых костяшек.

«Беги, Лайра. Он уже пытается победить. Он уже поднялся на уровень».

Какое же гадство, что мне вообще нужно так думать.

Направо или налево? Я выбираю право, и почти сразу коридор ныряет в тени, изгибаясь и заворачивая за стадион, пока свет не пропадает полностью. Я на десять шагов продвигаюсь в кромешную тьму, ориентируясь на ощупь, когда приходят они.

Пауки.

Из темноты.

И тогда я вбегаю в паутину. Они уже разложили ловушку на всю ширину туннеля. Я умудряюсь сглотнуть удивленный вопль, но прикосновение к паутине триггерит их. Топоча и издавая странные писки, напоминающие мне о моем тарантуле, они бегут, и я оказываюсь покрыта пауками размером с мой кулак.

Я ничего не вижу, но они ползут по мне.

Спасибо, Орден воров, за мучительные тренировки, означающие, что насекомые меня не парят. Я видела, каких пауков использовала Афина. Ничего смертельного. Больно, если они будут кусаться при таких размерах, но моя плоть не сгниет. Закрыв глаза и рот, задержав дыхание, я выпрямляю ладони, прижимаю пальцы друг к другу и этими плоскими «лезвиями» плавно провожу вдоль предплечий, сбивая с себя пауков. Внезапный укол боли в шею заставляет меня дернуться, но, хвала богам, это не Подвиг Артемиды с приступами страха, боли и смятения, потому что это был бы куда больший отстой.

Заставляя себя двигаться осторожно, я сбиваю и этого паука. Но через секунду мою лодыжку снова что-то колет – менее болезненно, через штанину.

Я хмурюсь. Они не должны меня кусать. Я не веду себя враждебно. Я не извиваюсь, не кричу, не двигаюсь и не давлю их. Это не агрессивные пауки.