Читать книгу 📗 "Шипы в сердце. Том первый (СИ) - Субботина Айя"

Во-первых, делаю всю аналитическую сводку.

Буквально, абсолютно все, потому что у Лазаревой, после какого-то очередного примирения, случился еще более стремительный разрыв и если раньше она просто хотя бы ради вида иногда устраивала рабочий хаос в перерывах между нытьем, то теперь она воет без остановок. А я, якобы пытаясь загладить вину за то, что чуть было не подставила ее с той папкой, постоянно отпаиваю ее чаем и конфетками. Дошло до того, что она начала таскать меня в курилку (я не курю) и жаловаться на жизнь, как будто мы лучшие подруги. Я поддакивала, вовремя говорила «все мужики — козлы» и просто слушала.

И вот так к дню Х, я становлюсь чуть ли не ее личным Санчо Пансой.

Двадцатого на работу собираюсь крайне тщательно.

Наношу легкий макияж, слегка подчеркиваю ресницы — они у меня длинные и густые, но пара мазков тушью и немного подведенное нижнее веко, придают взгляду оттенок легкой драматичности. Волосы взбиваю, выдавливаю на ладони пару капель масла и «прочесываю», наслаждаюсь мгновенным блеском.

И, конечно, мой «боевой наряд» — темно серый костюм: короткая узкая юбка, приталенный пиджак, застегивающийся только на одну пуговицу. Блузка с высоким воротником, но она полупрозрачная, а под ней у меня кружевной телесный бюстгальтер. В зеркале выглядит так, что с первого раза не понять — есть под ней что-то или нет. Чулки цвета «голая, немножко подрумяненная на солнце кожа». В сумку бросаю классические черные «лодочки» на десятисантиметровых каблуках.

Завариваю в термос чай из какого-то аптечного травяного пакетика — Лазаревой я наплела, что у меня бабушкин успокаивающий сбор, и пою ее этой дрянью уже неделю. Добилась того, что из моих рук она берет уже вообще все.

Пританцовываю, пока вливаю в немного остывший чай лошадиную, но вполне безопасную дозу снотворного.

Завинчиваю крышку.

Сдуваю с нее пылинку и бегу на работу.

В офисе как всегда суета.

Лазарева уже в нашем секторе — рвет и мечет, создает нервяки, хотя у нас все готово.

На меня уже поглядывают как на спасительницу, когда наливаю ей свой «чудесный чай» и тащу в курилку, спустить пар. Выслушиваю очередную стенограмму ее переписок с недолюбовником, киваю, киваю, киваю…

Когда до собрания остается полчаса, Лазарева начинает клевать носом.

Я с ничего не понимающим лицом, помогаю ей сделать финальный пробег по всей аналитике. Она еле ворочает языком. Отвожу ее в маленькую зону отдыха — такая есть в каждом секторе — усаживаю на диван и говорю, что у нас в запасе еще есть время и ничего страшного не случится, если она на минуту прикроет глаза.

Конечно, она мгновенно засыпает.

А я просто собираю все документы, беру флешку и вместе со старшим аналитиком по нашему сектору, еду на двадцать пятый. Когда он шепотом спрашивает, что делать, удивленно поднимаю бровь — в смысле, что? Я всех спасу.

Когда оказываюсь на этаже, память подбрасывает ненужный «флешбек» — о том, что, когда я была здесь в прошлый раз, Авдеев на меня даже не посмотрел. Хотя на меня всегда — ВСЕГДА! — падают мужские взгляды. Немного торможу на мысленном вопросе «а что, если…?» но быстро запрещаю себе в него углубляться. Никаких «если» в этот раз, Крис. Как там говорится? «Ты пришла — и все начнется».

С Фоминым — старшим аналитиком — мы заходим в просторный зал, сегодня под завязку залитый утренним солнцем. Внутри уже почти все в сборе — народу не очень много, я узнаю несколько лиц с других этажей, с которыми раньше пересекалась. Техника готова — парень в огромных очках бегает и еще раз все настраивает.

На меня посматривают с нескрываемым удивлением — среди всех собравшихся, младше нет никого. Но я запрещаю себе реагировать, просто иду за Фоминым и занимаю наши места справа за столом. Один минус — это почти с противоположной стороны от кресла, которое стоит чуть в стороне и в которое, я не сомневаюсь, здесь садиться Его Грёбаное Величество.

В зале кроме нас с Александром, присутствует еще с десяток человек. Финансовый директор, зам главы аналитического отдела, двое консультантов. Они переговариваются между собой, просматривают бумаги, делают пометки. Пока народ суетится, я просто сижу на своем месте и прислушиваюсь к шагам. Вспоминаю, что Авдеев спит с моей мачехой, что они стали любовниками еще до того, как умер мой отец, и что именно ему я «обязана» всем унижением в своей жизни. И что если присмотреться, то у тех рож в темном зале элитного стриптиз-клуба, одно и тоже лицо — его.

Это работает, потому что, когда слух улавливает знакомые шаги, внутри совершенно ничего не ёкает. Мне просто ровно. Мне — никак.

— Добрый день, господа, — слышу голос как будто расстреливающий мой затылок, поздно соображая, что я сижу почти у двери, и моя спина первой принимает «удар».

Проклятье.

Черт!

Я не волнуюсь, но его низкий баритон заставляет волоски на моем теле встать дыбом. Это так очевидно, что кажется — он точно заметит! Даже сквозь одежду.

Инстинктивно и почти до хруста прижимаю колени друг к другу.

Вытягиваю руки на стол, рядом со всеми своими папками, и запрещаю себе даже пальцем пошевелить, пока Авдеев огибает всех собравшихся и занимает место в кресле. За ним семенит помощница — садится рядом, принимает вид деловой мартышки.

— Где Лазарева? — слышу авдеевский закономерный вопрос в адрес моей отсутствующей начальницы.

Физически ощущаю, что все взгляды в зале снова обращены в нашу с Фоминым сторону.

— Она… ей… — невнятно бубнит Александр. — Ей нездоровится.

— Что значит «нездоровится»? — Голос Авдеева наполняется металлической крошкой.

Я молчу, хотя язык чешется сказать, что она просто спит. Но свой «дебют» во второй раз я так бездарно не солью, поэтому позволяю Фомину взять удар на себя. В конце концов, пусть сделает хоть что-нибудь полезное, раз уж всю остальную работу придется делать мне.

Держу взгляд на собственных коленях.

Запрещаю даже нос поднимать, хотя очень хочется. С появлением Авдеева как будто реально стены сдвинулись, лишили всех присутствующих лазеек и пространства для маневра.

Саша отбивается крайне вяло, поэтому Его Императорство приказывает службе безопасности разобраться, что случилось с Лазаревой. Пока разбираются, дает слово финдиру. Он отчеканивает свое без заминок, неплохо держится, когда Авдеев начинает задавать вопросы. Подключаются аналитики. Я стараюсь держать суть разговора на острие ножа, но это чертовски сложно, потому что от того, как этот мудак играет интонациями голоса, мои внутренности скручиваются в узел.

Дверь в зал открывается, эсбэшник идет к Авдееву, что-то негромко говорит около его уха.

Я все еще не смотрю прямо на него, но позволяю вольность повести взглядом чуть над столом. Его Императорство сидит в стороне, заложив ногу на ногу. Туфли идеальные — замша просто лоснится, без намека хотя бы на одну пылинку.

— Что значит «спит»? — понижает тон Авдеев, но звучит его голос как набат.

Или, скорее, смертный приговор карьере моей истеричной начальницы.

В зале висит плотная, давящая на барабанные перепонки тишина.

— Фомин, готовы? — тоном, предполагающим казнь на месте за любой намек на «не готов».

Сидящий рядом со мной Саша дергается вверх, чтобы подняться, но никак не может отлипнуть от стула.

Выдает еще одну порцию словесной жвачки.

Я делаю невидимый глубокий вдох.

Раз, два, три…

— Я готова, Вадим Александрович, — грациозно поднимаюсь со своего места и, наконец, смотрю ему в глаза.

Охуенный мужик. Мудак, но надо признать — реально абсолютный ТОП во всем, а не только первая десятка «Форбс».

Он выглядел красивым абсолютно на всех фото, которые мне удалось найти в сети, но все эти холодные неживые картинки — вообще ни о чем, когда вот так — лицом к лицу, в четырех стенах. Когда легкие уже беспощадно наполнены его запахом. Абсолютно точно его — я четко поймала его в ту первую провальную встречу, и еще острее ощущаю сейчас. Как будто перед тем, как зайти сюда, Авдеев покурил лаванду и не очень аккуратно стряхнул пепел.