Читать книгу 📗 "Охота на Трясогузку (СИ) - Перова Алиса"

— А как Вы узнали, что он итальянец? — прыскает в ладошку Стешка. — Что, даже отсюда его с-слышали?

— Зачем? Этих макаронников по жестикуляции за версту видно. И по ворсу. Так, ну что… пора сделать заплыв?

Худая, но удивительно подтянутая для своих лет Германовна с изяществом танцовщицы встаёт с шезлонга (даже я так не умею), а мы со Стешкой разглядываем её с неприкрытым восторгом. Не красавица, но даже без макияжа она притягивает к себе взгляд.

— С такой стройной фигурой Вам вполне можно носить откровенное бикини, — говорю совершенно искренне, а Инесса смеётся.

— А нужно ли, деточка? Загар мне ни к чему, а свой сексуальный животик я перестала демонстрировать ещё лет пятнадцать назад.

— И зря, — вставила Стешка, — п-потому что Вы выглядите очень молодо.

— Ай, спасибо, мои куколки! Рядом с вами я и чувствую себя молодой. И вообще, пока я ещё способна надевать трусы стоя, календарный возраст не имеет значения, — быстро зыркнув по сторонам, Инесса дурашливо исполнила балетный прыжок и, подхватив полотенце и зонтик, скомандовала: — Стефания, ты со мной?

Я же, оставшись на террасе одна, раскрыла над шезлонгом большой зонт и не заметила, как задремала. А очнулась от громогласной брани.

* * *

Пытаясь сориентироваться, откуда звуки, я приподнимаю голову…

Твою ж мать! Это что… наших бьют⁈

Или… не-эт — похоже, это наши бьют!

Барахтаюсь в шезлонге в попытке выбраться и злюсь, что не вышло с первого раза — зад перевесил. Ещё рывок — ура! — получилось! И в этот момент из дома с воплем вылетает мама, бросает на меня дикий взгляд и, не останавливаясь, гаркает:

— Шурка, какого хера ты тут растопырилась, когда твою сестру убивают! — и несётся в своей развратной сорочке вниз по лестнице, сверкая прелестями и голося на весь пляж: — Доченька, я здесь!

Я мчусь следом, не отстаю. Правда, насчёт «убивают» мама явно преувеличивает, потому как то, что я вижу, выглядит иначе. В этот самый момент Стешка пытается оттащить Инессу, которая метелит зонтиком здоровенную и очень горластую бабищу, а между ними нервно скачет мой недавний знакомец Дрочелли. Вот ему-то больше всего и достаётся от обеих воительниц.

Краем глаза замечаю, что параллельно с нами ещё кто-то бежит, но не отвлекаюсь и не сбавляю темпа.

— Кольоне! Фача ди куло! Идиота! Кретино! — горланит тётка, уворачиваясь от Инескиного зонтика и лупит по затылку своего защитника. — Бафангу чуч! Имбечилло!

И ещё много других, не менее эмоциональных ругательств изрыгает её грязный рот в то время, как Германовна бьётся молча, сосредоточенно и очень метко. Хрясь — по кудрявой тёткиной шевелюре! Хрясь — Дрочелли по лысине!

— Да п-перестаньте, Инесса Германовна! — звонко взывает Стешка, стараясь выдрать из её рук зонтик.

— Фика! Порко пуццолана! — визжит тучная итальянка, когда двое крепких парней, обогнавших нас буквально на пару метров, оттаскивают её с поля боя и уговаривают: «Maмма, мамма…»

А, так это её сынки⁈ Но мы уже тоже на месте. Мама бросается обнимать Стешку, при этом ещё успевает пнуть под зад Дрочелли. Мне же остаётся Германовна. К счастью, никаких видимых повреждений на наших боевых девчонках нет, но Инесса явно не в себе.

— Инесса Германовна, — я осторожно касаюсь её руки, — что здесь случилось?

— Туристов пиздить надрочилась! — рявкает она.

Без шляпки, с растрёпанными волосами и раскрасневшимся лицом, она тяжело дышит и, щурясь, ищет глазами свою противницу. Но ту уже уволокли на безопасное расстояние, и оттуда она продолжает сыпать проклятиями.

— Что там орёт эта жирная корова? — визгливо и истерично спрашивает мама.

— Кричит, что н-недовольна нами, — скромно поясняет Стешка.

— Порка путтана! Проститута! — разлетаются по берегу недовольства.

И мама не остаётся в долгу:

— Сама проститутка страшная! Только покажись мне ещё!

А рядом на своём непонятном наречии о чём-то распинается Дрочелли — он-то почему ещё здесь? Но Инесса вдруг запускает тонкие пальцы в кудри на его груди, жмётся к нему теснее и, хищно улыбаясь, шипит по-английски:

— Если в нашем присутствии ты ещё раз выползешь со своей курицей на этот пляж, я обеспечу тебе полные портки морских ежей. Ты меня понял, Дрочелли? — и тычет остриём зонтика ему в пах.

Пузан дёргается, бормоча что-то неразборчивое (наверняка матерится), но суть, похоже, улавливает и, отпрыгнув от Инессы, торопливо трусит вслед за своими. Так значит, это была супруга нашего итальяшки? И, похоже, она приревновала своего бегемотика к Инессе. А сейчас, после такого тесного контакта, её точно удар хватит. Впрочем, на судьбу этой тётки плевать.

А уж когда выяснилась вся правда, мне и самой захотелось её удавить. Оказывается, эта бабища приревновала мужа не к Инессе, а к нашей Стефании. Именно к ней приклеился этот проклятый педофил Дрочелли, пока она снимала на камеру океан и плавающую в нём Инессу. Трогать не трогал, но крутился очень близко, исполняя ритуальные пляски и источая масляные взгляды, улыбки и приворотные комплименты.

И вдруг откуда ни возьмись налетела его ревнивая баба и сбила с ног нашу Стешку. Меня аж колбасит — вот же тварь! Малышка даже понять ничего не успела. Но реакция у моей сестрёнки отменная, поэтому камеру она спасла (эта дурёха готова спасать своё сокровище даже ценой собственной жизни), но сама приземлилась не очень удачно — попу отбила. Хорошо хоть песок смягчил падение. А взбесившаяся ревнивая дура хотела ещё и пнуть лежащую Стешку, но на её беду океан вынес на берег Инессу. Ну и началось побоище! А неудачливый Дрочелли пытался разнять женщин, но получил от обеих. Ох, мало!

Охренеть! Первый день отдыха, а мы уже прославились на весь отель. Нет, народу на пляже ещё немного, но те, кто на первой линии, вполне могли насладиться зрелищем из своих вилл — ор же стоял несусветный.

Зато у наших защитников, похоже, бананы в ушах и акуна матата в полный рост. Мудаки, а не мужики!

Время — восемь утра, а мы вздрюченные и злые, как овчарки, возвращаемся на виллу.

— И откуда только берутся такие тупые и злые люди? — бурчит Стешка себе под нос.

— Из злой пизды, естественно! — выдаёт Инесса.

— Факт! — поддерживаю я и кошусь на маму.

Она по-прежнему в неглиже, под которым — ничего. И ничего! Добрые места можно и не прятать.

— Зайка ты моя сладенькая, — причитает мама, обнимая Стефанию. — Сейчас мы тебе йодовую сеточку сделаем…

— Мам, да х-хватит, что ты, как с маленькой?

— А ты у меня и есть маленькая. Кто ж тебя ещё пожалеет, кроме мамочки? На твоего кабана, что ль, надеяться? Он же, убивать будут — не услышит!

— Не в бровь, а в глаз, Анастаси! — неожиданно поддерживает Инесса.

И я с ними солидарна, но не хочу расстраивать младшенькую.

— Так ведь рано ещё, п-почти все спят, — протестует Стешка. — Да и кто мог знать…

— Мать! — тут же нашлась наша мать. — Я ведь даже проснулась, потому что материнское сердце почуяло.

— Спасибо, мамуль, — Стешка с сомнением косится на трепетное материнское сердце. — Но ты бы лучше его п-прикрыла.

А на террасе… тада-ам! — нас встречает Георгиос… ну в о-о-очень выдающихся плавках. Такие я только у Горского видела, а для неподготовленных зрителей — это шок.

— Акуна матата! — радостно выдаёт Жоржик, таращась на мамину ночнушку. А мама — на его трусы.

И мне даже осуждать её сложно. Глаза сами выкатываются, дабы убедиться, что это не мираж.

Чтобы не сглазить Жоржика, я поглядываю на Стешку, порозовевшая сестрёнка сосредоточенно изучает пальмовые листья, а с ответным приветствием за всех отдувается Инесса:

— Спрячь хобот, опездух, и иди досыпай! Потом с Генычем к моим похоронам подтянетесь.

* * *

Мне очень жаль Жорика. Ну нельзя так обращаться с любимым мужчиной!

А сама-то!..

Мысленно я возвращаюсь в пятницу… к растерянному, злому и неудовлетворённому Вадику. Нет — к предателю! А с такими только так и надо! Тогда почему мне так плохо? Едва отпускает и снова — будто волнами накатывает. Хотела ведь сбежать, забыться, растворить эту боль в океане… И вот я здесь, за тысячи вёрст от ненавистного бывшего… но от себя не спрячешься.