Читать книгу 📗 "Лучшие враги навсегда (ЛП) - Хейл Оливия"

И захватила третье бикини.

Темно-синее, с белой окантовкой. Минимум ткани. Два крошечных треугольника сверху и такой же скромный низ с завязками на бедрах. Оно выставляет напоказ слишком много, поэтому редко его ношу. Даже если, надев, чувствую себя чертовски привлекательной.

Я надеваю поверх кофточку и юбку и спускаюсь вниз.

И вот уже спустя час стою у озера.

Габриэль рядом, сосредоточенно развязывает веревку, удерживающую небольшую лодку на причале. Она слегка покачивается на тихой глади озера, мирно и безмятежно. С виду — обычная лодка. Хотя, если честно, я вряд ли бы отличила хорошую от плохой. Друзья Габриэля утверждали, что он часто плавает.

Мужчина предложил выйти на воду за завтраком на веранде. Вернее, не предложил. Просто объявил.

Не знаю, кто удивился больше — он или семья, когда я встала из-за стола.

— Я хочу пойти.

И вот мы здесь.

Он протягивает руку. Молчит. Молчит с самого утра, с той самой минуты, как вышел из комнаты.

Я задерживаю взгляд на руке слишком долго. Слишком хорошо помню, где она была и что держала всего несколько часов назад.

Он помогает сесть в лодку. Та опасно качается, но, стоит мне устроиться, движения стихают.

Солнце сегодня светит ярко, лучи разбегаются по водной глади, делая ее ослепительно красивой. Я надеваю солнцезащитные очки и оглядываю пейзаж. Это и правда красивое место.

Хотя слишком далеко от мира, в котором мы оба привыкли существовать.

Контраст с Манхэттеном кажется почти физически ощутимым, особенно когда Габриэль усаживается напротив. Я никогда прежде не видела его на природе. В аудиториях, на университетских вечеринках, на корпоративных мероприятиях в Нью-Йорке — да. Здесь же, на озере, под открытым небом, в лодке — никогда.

Для нас это неизведанная территория.

Он берется за весла, начинает грести, ровно и мощно, уводя нас все дальше от берега. Дом виднеется сквозь деревья, но людей на лужайке или на крыльце уже не разглядеть.

— Насчет семейной встречи, — говорю я, разрывая молчание. — Вчера я насчитала тридцать восемь человек.

Габриэль кивает.

— Это не считая тех, кто мигрировал на Запад.

— Безумие.

— А у вас? Ни одного семейного торжества Коннованов, где я должен был бы присутствовать?

Я усмехаюсь. Сухо.

— Ты был там. В «Солте».

Он продолжает грести, сильные руки уверенно ведут нас дальше по воде.

— И все?

— Ага. Наши семейные встречи обычно проходят… на похоронах.

Это должна была быть шутка. Глухая, саркастичная.

Но Габриэль не улыбается.

— Похоронах?

Я не планировала заходить так далеко. Сегодня план был другим — бикини под одеждой напоминает о нем с каждым движением. Я собиралась соблазнить его, а не откровенничать.

Но слова все равно слетают с губ.

— Моя мама была первой, — говорю я. — Честно говоря, я даже не помню ее похорон.

— Сколько тебе было лет?

— Два. После этого – одна бабушка, потом оба дедушки. Жена Алека умерла несколько лет назад, а в прошлом году мы простились с моей второй бабушкой.

— Мне очень жаль, — тихо говорит Габриэль.

В голосе нет ни капли насмешки.

Я придаю тону легкость, натянутую, почти фальшивую.

— У нас просто нет близких родственников, — пожимаю плечами. — Но, знаешь, когда я смотрю на тебя и твою семью… возможно, это и к лучшему.

Его губы кривятся в той странной полуулыбке, которую трудно прочитать.

— Может быть.

Я откидываюсь назад, опираясь руками о скамью. Здесь спокойно, слишком спокойно. Это место кажется другим миром, слишком резким контрастом после напряженной атмосферы того дома.

Взгляд снова цепляется за его руки: сильные, уверенные, ладони крепко охватывают обветренные весла. Пальцы слегка сжаты, почти касаясь друг друга, скользят по шероховатой поверхности дерева.

Приходится заставить себя отвести взгляд.

— Твоя мама все еще приезжает в Оук-Хилл на выходные? — спрашиваю я.

Насколько мне известно, его родители развелись довольно давно.

Он делает еще один уверенный гребок.

— Нет. Она вернулась на Западное побережье сразу после развода. С тех пор в Нью-Йорке бывает редко.

Я гадаю, беспокоит ли его это. Каковы их отношения. Какие силы сформировали человека, который несколько часов назад делал со мной то, о чем не забыть… а теперь спокойно гребет по озеру, будто ничего и не было.

Знаю, он не так спокоен, как кажется. Напряжение между нами говорит об этом яснее любых слов. Несколько дней назад его не было. По крайней мере, не в таком виде.

— Почему ты спрашиваешь? — Габриэль смотрит на меня. — Нужно больше информации для выдуманной предыстории?

Я вытягиваю ноги, позволяя им соскользнуть вперед, между его разведенными коленями. Юбка поднимается выше, чем следует. Его взгляд мгновенно улавливает движение.

— Знание – сила, — спокойно отвечаю я.

— Хорошо, — голос звучит чуть ниже, когда он натягивает весла, подхватывая новый ритм. — И я знаю, что ты любишь власть.

— Собираешься делать вид, что сам не любишь?

Он усмехается. Здесь, на середине озера, усмешка кажется немного неуместной, какой-то сдвинутой, небрежной.

— Нет, принцесса, не собираюсь. Так что же ты хочешь знать? Достаточно ли меня ругали в детстве? Терзаюсь ли я тем, что единственный ребенок?

— А ты терзаешься?

— Нет. У меня слишком много двоюродных братьев, чтобы чувствовать себя одиноким.

— Тебя достаточно ругали в детстве?

— Понятия не имею, — говорит он. — Я тогда был ребенком.

Это заставляет закатить глаза.

— А что насчет отца?

Он резко усиливает греблю.

— Что насчет него?

— Ваши отношения, кажется… ну. Не очень подходят под описание «близкие».

— Хочешь сказать, вы с отцом заплетаете друг другу косички? — ухмыляется он. — Потому что я встретил мистера Коннована. Это чушь собачья.

— Конечно, нет, — говорю я и нахмуриваюсь.

Есть что-то еще. Что-то, не дающее покоя. Габриэль кажется идеальным сыном для бизнес-магната и социального работника. Слишком идеальным. Но тот короткий, сдержанный комментарий его отца…

— Ты знаешь, какими бывают семьи, — говорит он.

Он не произнес слово «наши», но я улавливаю его между строк. В этом мы, пожалуй, слишком похожи.

— Знаю, — тихо соглашаюсь я, откидываясь назад и оглядываясь по сторонам.

— Ты приводил сюда друзей? — спрашиваю я, возвращаясь к более легкой теме. — На вечере покера кто-то упоминал эту лодку.

— Когда был моложе – да.

— А сейчас уже нет?

— Нет, — говорит он. — Нет времени, если честно.

— Тогда как ты сюда попал? — я слегка подтягиваю край майки, лениво играя с ним пальцами.

Адреналин прокатывается волнами, щекочет нервы.

— Обычно здесь очень спокойно, — сухо отвечает он. — Мне это нравится. И с этим местом связано много хороших воспоминаний.

— С тех пор, как ты был ребенком?

— Да.

Я медленно просовываю руку под край футболки, ощущая под ладонью тепло кожи.

— Ты когда-нибудь приводил сюда девушек?

Габриэль хмурится, между бровями появляется тонкая складка.

— Сюда? В Оук-Хилл?

— Ага, — отвечаю я и, не торопясь, стягиваю кофту через голову.

Бросаю ее рядом, оставляя на себе только юбку и откровенный верх бикини.

Габриэль замирает, весла в руках останавливаются.

— Что ты делаешь?

— Мне нужно больше солнца, — отвечаю я и откидываюсь на локтях, подставляя лицо безоблачному небу и закрывая глаза.

Грудь приподнимается с каждым вдохом, и я едва удерживаюсь, чтобы не улыбнуться.

Игра с ним опасна. Но и чертовски захватывающа. Я не помню, когда в последний раз чувствовала себя настолько живой вне работы.

— Ну? — лениво спрашиваю я, не открывая глаз.

— Ну и что? Надень кофту, Конни.

— Почему? — приоткрываю один глаз и ловлю его взгляд. — Ты не справляешься с открытой кожей?

— Это твоя кожа не справится. Ты сгоришь, — роняет он, резко снова вонзая весла в воду. — У тебя слишком бледная кожа.