Читать книгу 📗 "Лучшие враги навсегда (ЛП) - Хейл Оливия"

— Я пользуюсь солнцезащитным кремом, не волнуйся. И вообще, я спрашивала, приводил ли ты сюда девушек.

Он замирает, голос становится чуть хриплым, почти неуверенным.

— Господи, ты… ревнуешь, Конни?

— Нет, — тихо отвечаю я.

Тишина на секунду повисает в воздухе, а потом его голос становится самодовольным, с характерной ленивой насмешкой.

— О, но ты ревнуешь. Каково это?

— Мне просто любопытно, — говорю я, касаясь пальцами молнии на юбке. — Вот и все.

— Хочешь знать, единственная ли ты, кого я когда-либо приводил сюда. Надеешься, что ответ положительный? — голос становится ниже, к концу почти срывается на шепот.

Я медленно стягиваю юбку, бросая ее поверх кофты. Сердце громко стучит в груди, но лицо остается безмятежным. Годы работы научили меня одному простому правилу: уверенность — ключ к победе. Даже если она фальшивая.

— Какого черта, — его голос срывается на глухой рычащий тон, — ты творишь?

— Я же сказала. Просто наслаждаюсь солнцем.

— А если кто-то еще выйдет на озеро?

— Тогда они увидят, как я загораю. В бикини. На лодке.

— Это не бикини. Оно почти ничего не скрывает.

Я открываю глаза и поворачиваю голову к мужчине. Лодка медленно покачивается посреди гладкой водной глади.

— В этом-то и смысл бикини.

Габриэль усмехается, и от этого звука по рукам пробегает рой мурашек.

— Так вот зачем ты хотела поехать со мной на лодке.

— Разве?

Рука тянется к моему колену и мягко ложится на него, теплая и чуть шершавая от воды и работы с веслами.

Я не смотрю вниз. Не хочу знать, как много сейчас видно. Никогда прежде не чувствовала себя настолько обнаженной, даже в таком, казалось бы, простом бикини.

— Неприятное чувство – ревность, — говорит он тихо. — Правда?

Сердце начинает биться быстрее, и в ту же секунду большой палец медленно скользит вверх, останавливаясь в паре сантиметров от сгиба колена.

— Нет, — шепчу я.

— Нет, — тихо соглашается он. — Но действительно, черт возьми, так.

Рука медленно отталкивает мое колено в сторону, всего на несколько сантиметров, но этого достаточно, чтобы я почувствовала, как тело напрягается, а дыхание застревает в горле. Внезапный всплеск нервного возбуждения прокатывается волной, сжигая мысли подчистую.

— Почему ты вышла за меня? — спрашивает он.

Его голос звучит ровно, почти бесстрастно, но за тишиной скрывается что-то куда более опасное. Вопрос повисает между нами, окруженный только шорохом легкого ветерка и далеким птичьим пением.

— Потому что мы были пьяны, — отвечаю я.

Он издает тихий, низкий звук, что-то среднее между смешком и рычанием. Рука скользит выше, к внешней стороне бедра, движения медленные, намеренные.

— Недостаточно пьяны, принцесса.

Я смотрю в безоблачное небо, но ни одна мысль не задерживается в голове. Все, на что хватает сил — это чувствовать. Его прикосновения, близость. Габриэль всегда повышает ставки. Я тоже. И рано или поздно мы оказываемся там, куда ни один из нас изначально не собирался попадать.

Как перед алтарем.

Я тянусь за шею, нащупывая завязку бикини.

— Мне не нравятся линии загара, — произношу я, стараясь звучать непринужденно.

Его рука внезапно сжимает ногу. Резко, властно. Сердце обрывается в груди. Взгляд обжигает, и в нем столько собственнической ярости, что едва удается не вздрогнуть.

— Не надо, — глухо говорит он. — Хочешь играть, поддразнивать меня, чтобы в конечном итоге заявил права на приз? Отлично.

Из легких предательски вырывается короткий, рваный выдох. Черт.

— Жди меня меня в спальне к 15:00. К тому времени дом будет пуст.

Мне слишком жарко. Даже легкий ветерок не спасает от жара, отхватывающего каждую клетку тела.

— Хорошо, — отвечаю я почти шепотом.

Габриэль тянется к веслам и, вложив в греблю куда больше силы, чем раньше, начинает разворачивать лодку в сторону дальнего причала.

— И оденься наконец, — бросает он.

— Не можешь справиться?

— Нет, — резко, почти зло отвечает мужчина, — правда, черт возьми, не могу.

24. Габриэль

Конни исчезает сразу, как мы возвращаемся на причал. Она неспешно идет по лужайке к дому, и я наблюдаю, как каштановые волосы мягко раскачиваются при каждом шаге, плавно ниспадая на спину.

Я дергаю вырез футболки. Жарко, как в аду. Кажется, каждый наш разговор всегда приводит к одному и тому же — к противостоянию. Это выматывает.

И заводит.

Видеть ее такой… Черт, я и представить не мог, что однажды увижу нечто подобное. Конни раздевалась передо мной, растянувшись в весельной лодке, в крохотном, темно-синем бикини. Под безжалостным солнцем я видел каждую линию ее тела, каждый сантиметр кожи, светлой, как растопленный крем.

Ну, не каждый сантиметр.

Я остаюсь на причале дольше необходимого, просто чтобы заглушить бушующий внутри огонь. Желать Конни издалека — одно. Жаждать, когда она рядом, — это совсем другой зверь, чьи когти пронзают основание позвоночника и плотно обвивают член. Проснуться рядом с ней, видеть на моей кровати — это была самая сладкая победа. Ровное дыхание, гладкое, расслабленное лицо. Ни злости. Ни недоверия.

Я возвращаюсь в дом, где вынуждают поддерживать вежливую беседу с двоюродными братьями и их детьми. Какими бы милыми они ни были, и хотя я обычно радуюсь передышке от нью-йоркского стресса, сосредоточиться на разговоре не выходит. Тот кажется пустым и бессмысленным.

Я пытаюсь ускользаю через крыльцо, когда позади раздается голос.

— Габриэль, — слышу я.

Поворачиваюсь. Бабушка Эдит сидит в привычном кресле и внимательно меня разглядывает.

— Я говорила с твоей новой женой. С девушкой Коннован.

Да, хочется ответить. И да, она моя единственная жена.

— Я заметил. Что ты о ней думаешь?

Ее губы складываются в прямую линию.

— Она слишком умна для тех планов, которые, как считают отец и тетя, ты якобы задумал.

Плечи напрягаются. Я не был автором этой идеи, но и не стал ее оспаривать. Большинство в семье, вероятно, уверены, что я играю в долгую. Что наш брак — это не брак по любви, а тщательно продуманная комбинация.

Но пока никто не знает правды. Это главное. Всем было бы куда проще, если бы нас с Конни не представляли пьяной парочкой из часовни в Вегасе.

— Это так, — отвечаю я.

Бабушка кивает и переводит взгляд на лужайку, где возятся новые поколения Томпсонов.

— Просто будь уверен в том, что делаешь, — произносит она с легким предупреждением.

— Я знаю.

Но когда иду через дом к лестнице, ведущей в спальню, внутри все натягивается. Я чувствую это: ложь затаилась и скоро вскроется. И когда поднимаюсь по лестнице, тело замирает, сжавшись, как сжатая пружина. Пусть. Пусть вскрывается. Оно того стоит.

Я останавливаюсь у двери гостевой спальни, которую делю с Конни, и краем глаза отмечаю время. Пришел на две минуты раньше, но ждать — не вариант. Не думаю, что смог бы, даже если бы захотел.

Я поворачиваю ручку и открываю дверь.

Конни ждет на кровати.

Она лежит на спине, приподнявшись на локти. Одна нога согнута, другая вытянута и чуть заострена в носке. Длинные, блестящие каштановые волосы свободно спадают по плечам. Похоже, девушка что-то сделала с губами — не знаю что именно, но сейчас они цвета спелой вишни.

И на ней то же самое бикини, что было в лодке.

Я застываю, прикованный этим зрелищем. Упиваюсь каждым фрагментом, зная: эта картина останется со мной до самой смерти. Мягкие изгибы, округлые бедра, и то, как ее грудь прижимается к треугольникам верха бикини.

Как она смотрит на меня. Как я смотрю на нее.

На лице Конни застыло нечитаемое выражение, и кажется — она нервничает. Рядом со мной Конни никогда не утруждала себя тем, чтобы скрывать злость или раздражение. Лишь другие чувства… те, о которых не хочет, чтобы я догадался. Те, что прячет глубоко внутри.