Читать книгу 📗 "Вариация (ЛП) - Яррос Ребекка"

Только она преодолела несколько ступенек, как нахлынула следующая волна. Она нахмурилась, обернулась и посмотрела вниз. Лодка качнулась.

— Черт! На мне же твое худи!

— У тебя два варианта, — улыбнулся я ей. — Оставь или захвати с собой, когда я в следующий раз возьму тебя покататься на лодке.

— Смело, — пробормотал Гэвин себе под нос.

Так оно и было, но у меня оставалось секунд десять до следующей волны.

— Я…

Она дважды открыла и закрыла рот.

— Мне не разрешают ни с кем встречаться, и я здесь только на лето.

— Я в курсе, — сказал я, улыбнувшись еще шире. — А дружить тебе разрешают?

Она нахмурилась:

— Сложно сказать. Я не очень-то лажу с людьми.

— Если все-таки решишься, просто оставь записку в «Эллисах» — это кафе.

Я дотянулся до кнехта и отвязал лодку, не сводя глаз с Алессандры.

— Хорошо.

Она улыбнулась, и мне пришлось напомнить своему колотящемуся сердцу: если что, мы просто останемся друзьями.

— Друг назвал бы меня Алли.

Один ноль в мою пользу.

— Значит, Алли.

Я отвязал швартов, пока Гэвин заводил двигатель.

Алли покачала головой, словно поверить не могла, что хотя бы на секунду задумалась, не нарушить ли запрет, а потом поднялась к сестрам.

К концу лета она стала моей лучшей подругой.

К концу следующего возненавидела меня.

И я не мог ее винить.

Глава вторая. Алли

Год и три месяца спустя

Перед глазами все плыло, в ушах звенело. Что произошло?

— Все хорошо, — твердила Лина, прижимая что-то к моей голове. На лицо стекали капли. — С тобой все будет хорошо, Алли. Ты только держись. Мне так жаль. Как я могла так резко повернуть…

В глазах замелькали искры. Я посмотрела на сестру, но не нашла что сказать. С каждым вдохом легкие обжигал едкий запах дыма и расплавленной резины.

Лина улыбнулась:

— Я тебя люблю, Алли. Прости меня.

Я открыла рот, чтобы сказать, что тоже ее люблю, но вместо этого вырвался стон. Голова раскалывалась, а по голени расползалась боль. Я попыталась сдвинуться с места, уперлась левой ногой в травянистый край насыпи и оттолкнулась всем телом, но правая нога меня не слушалась. Где мы? На обочине? И почему мне так холодно?

— Послушай меня, — резко приказала Лина. На секунду все закружилось перед глазами, а потом ее черты прояснились. Часть того, что она сказала, растворилась в непрекращающемся звоне, от которого у меня раскалывалась голова. Лина сильнее надавила мне на висок. — Слушай свое сердце и позаботься о том, что останется после меня.

Останется после? А сама она что, с нами не останется? И как мне заботиться об Энн и Еве? Им нужна Лина, а не я. Мы все на нее полагались.

— Ты должна жить. — Лина сняла с пальца кольцо — мамино кольцо — и сунула его в карман моей белой юбки.

Юбки, которая раньше была белой. Теперь же местами она казалась коричневой и серой, а местами — красной.

Лина взяла мои руки и приложила к свертку из ткани, прижатому к моей голове.

— Я люблю тебя. Не двигайся. Помощь уже в пути, ты только подожди здесь.

Она встала, отряхнула подол голубого платья и, ускоряясь, побежала вниз по насыпи. Длинные каштановые волосы развевались за ее спиной.

Останься. Это слово отчетливо звучало в моей голове, но губы так и не пошевелились.

Огонь взметнулся в ночное небо, пожирая ветви корявого дерева, к которому бежала Лина.

Нет, не к дереву — к машине, вмятой в основание ствола. Пассажирская дверь была распахнута, из-под искореженного капота вырывались языки пламени.

Несчастный случай. Мы попали в аварию. Что она творит?

Нет. Я попыталась закричать, но ничего не вышло. Лина бросилась к водительскому месту. Она что, не видит огонь?

Что такого важного было в этой машине?

Боже, неужели Энн и Ева были с…

Бум! Жар полыхнул мне в лицо, осветив ночную темноту.

Машина взорвалась.

Глава третья. Алли

РизНаПальцах: ОМГ, она лучшая! Сегодня иду смотреть на нее в роли Жизели. Жду не дождусь!

Десять лет спустя

Включить любимый плейлист? Сегодня вечером совсем не хотелось рисковать, поэтому я ткнула в привычную подборку и положила телефон на плед. Взяла в руки иголку с ниткой и приступила к работе.

Воткнуть иглу. Сделать стежок. Вытянуть. Воткнуть. Стежок. Вытянуть.

В наушниках играла «Жизель» Адольфа Адана. Знакомая музыка заглушала мысли обо всем, кроме предстоящего выступления. Вчера вечером во время вариации первого акта я на секунду запоздала с диагональными прыжками. Это не должно повториться. Я не задумываясь пришивала к пуантам низ трико — руки все помнили. Я готовилась к премьере.

На моем месте должна быть Лина. Она идеально подходила для этой роли. Все три месяца репетиций мама не забывала мне об этом напоминать.

Воткнуть. Стежок. Вытянуть. Я будто пыталась зашить рану от потери, так и не зажившую за десять лет.

К черту больную лодыжку! Сегодня вечером все пройдет безупречно.

Мама собиралась прийти. Из всего выступления она запомнит только недочеты. Рука задрожала, и, проткнув ткань, я уколола кончик пальца. Я выругалась, машинально сунула палец в рот, затем проверила, не осталось ли ранки. К счастью, кожу не повредила, только чуть-чуть задела.

Вся моя жизнь готовила меня к этому моменту. Каждый час у станка, каждый сломанный ноготь и каждый сломанный палец на ноге, каждый месяц реабилитации после травмы… даже тендинит [1], от которого я уже и не думала излечиться. Ради роли Жизели на этой сцене в балетной труппе «Метрополитена» [2] я пожертвовала своим телом, временем, психическим здоровьем и хоть каким-то подобием нормальных отношений с матерью, одобрения которой я так отчаянно хотела добиться сегодня вечером.

Я пожертвовала им. Боль привычно запульсировала в такт сердцебиению, и это было гораздо мучительнее, чем укол иголки. А может, он пожертвовал мной? Рука замерла.

— Ты как?

Музыка заглушила вопрос Евы, поэтому я вытащила наушник и оглянулась. Сестра устроилась на единственном стуле в моей гримерной. Она отвела от губ карандаш, которым красилась, и в зеркале туалетного столика я перехватила взгляд ее проницательных карих глаз.

— Алли? — Она приподняла накрашенную бровь.

Пожалуй, Ева была самой миловидной из нас: круглое личико, изящные черты и выразительные глаза, способные изображать невинность с поразительным правдоподобием. Но она же быстрее всех сестер Руссо наносила удар, когда ее ранили… или просто случайно задевали.

Неудивительно, что из всех нас Ева сильнее всего походила на маму с ее привычкой бить первой.

— Все в порядке, — ответила я, изобразив безупречную улыбку.

Сейчас ни в коем случае нельзя зацикливаться на маме. Не то сердцебиение участится, дыхание собьется, а горло сдавит, как…

Проклятье! Запрокинув голову, я сглотнула нараставший в горле комок.

Вот как сейчас. Я вдохнула через нос и выдохнула через рот, чтобы избавиться от комка в горле и подавить волну тошноты, подступавшую перед каждым выступлением. Сегодня эта волна была скорее похожа на цунами.

Глаза Евы в отражении слегка сузились.

— Что-то я тебе не верю.

Не хватало еще, чтобы она переживала из-за меня! Только не сегодня, когда она впервые выступает в кордебалете. Сестры, танцующие в одной труппе, в США не редкость: я знала минимум четыре таких балетных семьи. Но мы определенно были единственными сестрами в балетной труппе «Метрополитена».

Только нас должно было быть трое.