Читать книгу 📗 "Несмеяна для босса (СИ) - Амурская Алёна"

Он швыряет меня на кровать, облизнув губы и тяжело дыша. Я чувствую, как постель скрипит подо мной и прогибается, когда он наваливается сверху своей тушей.

Мне уже не хватает даже злости. Есть только тупая усталость, желание закрыть глаза и исчезнуть. Я то пропадаю, то снова появляюсь в собственной голове, теряя куски реальности один за другим. Сознание мигает, как потерявший зарядку фонарик, с огромными перерывами во времени и пространстве.

Раз…

Глеб пыхтит где-то над ухом и сосредоточенно дергает за ткань, расправляясь с остатками моей пижамы. Ткань сползает с бедер рывком, хлестнув холодным воздухом по коже, как удар, а липкие потные руки хватают за безвольные колени и тянутся к нижнему белью.

Два…

От тяжести чужой туши нечем дышать. Всё тело ноет и требует, чтобы его оставили в покое и не трогали.

Три…

И смутно, как из другой вселенной, я слышу грохот распахнувшейся двери и громогласный голос незабвенной Ревы Виссарионовны:

- А ну-ка встал, извращенец поганый! Ишь, срамота ходячая… Я тебе щас табуреткой уж совесть-то набью! У меня аргумент простой, деревянный!

Раздается еще какой-то шум и снова грохот. Тяжесть с меня внезапно исчезает, зато по ушам бьет какой-то злобный вскрик. Кажется, это воет Глеб, завалившийся набок и снова получивший по многострадальному заду.

- Ой, да не ной, штаны помятые! - звучит над ухом победный, чуть запыхавшийся голос Ревы Виссарионовны. - Теперь сиди и думай, где свернул не туда, поганец! За дело получил…

Где-то фоном за стенами дома размеренно гремит хриплый голос громкоговорителя:

- Внимание, говорит полиция! По данным оперативной группы, здесь удерживается похищенная женщина! Откройте ворота и выйдите с поднятыми руками…

Снова провал во времени.

...А потом - холод. Острый, зимний. Он щекочет лицо и ненадолго приводит в чувство. Кто-то несёт меня, аккуратно, как хрупкую вещь. Я слышу прерывистое дыхание мужчины, а его дрожащие пальцы прижимают меня крепче.

- Дорогая моя… любимая… всё будет хорошо… - шепчет знакомый голос. - Прости, что так долго…

Мир ускользает окончательно, и я медленно уплываю в темноту. Только горло напоследок обжигает солёный ком - то ли слёзами облегчения, то ли судорогой.

Дорогие читатели, Яна проходит последнее самое большое испытание, держите за нее кулачки. Она должна перешагнуть через этот огонь и найти опору именно в себе.

🙏 Маленький спойлер для самых чувствительных: насилия, естественно, не допустим.

Глава 45. Паническая атака

Сознание возвращается не сразу.

Сначала я просто слышу приглушённый гул, будто кто-то выключил громкость жизни, а потом её медленно прибавил, пощадив мои уставшие нервы. Низкий, размеренный гул машин в темноте за окном едва различим… и на мгновение я почти убеждена, что всё это мне просто снится. Что не было ни похищения, ни чая с Германом, ни… Глеба.

Я медленно открываю глаза, но зрение не сразу фокусируется.

Комната не та, в которой я была. Это точно. Здесь тепло, чисто, почти стерильно и пахнет лекарствами. Окно в серых, каких-то… безликих, что ли, жалюзийных шторах, в углу стоит стул. Я лежу на мягкой постели, накрытая легким одеялом. Под головой подушка. Всё очень… неправдоподобно спокойно.

Наверное, я в больнице…

Но стоит мне шевельнуться, как сквозь тело проходит вспышка боли, и реальность обрушивается на голову. Потому что когда я приподнимаюсь на локтях, это ужасное ощущение ударяет меня с силой кувалды.

Боль. Тупая, невыносимая, саднящая, расползающаяся неприятным дискомфортом между ног. Я замираю. Воздух встаёт в горле. Руки трясутся.

Что… это?

Что со мной сделали?

Я сажусь. Медленно, на ватных ногах, прижав пальцы к вискам. Паника приходит мгновенно. Она не стучит, а врывается. Накрывает меня с головой, будто я снова в той комнате… той, где всё было пропитано туманом, болью и страхом.

В комнате полумрак, не могу толком разглядеть обстановку, но сейчас это не важно. Я сажусь с ощущением, что мое тело принадлежит не мне, а кому-то чужому.

Я трогаю свои запястья со следами ссадин. И на ладонях они тоже есть. На коленях. Пальцы дрожат, когда тяну руку к себе, нащупывая живот, бёдра, нижнюю часть. Там всё болезненно, особенно сзади. Кошмарное ощущение, будто кто-то касался меня там слишком грубо и близко… вот только…

Я не помню.

Точнее помню что-то, но будто чужими глазами и сплошными обрывками с кучей провалов. Чай, тусклый свет кабинета, гудящая голова… и мерзкий визгливый голос Глеба. Он несёт меня куда-то… кажется, я его ударила кактусом, полезла под кровать… потом он вытащил меня, швырнул на матрас… навалился так, что, кажется, я задыхалась под его тяжестью целую вечность и…

…ничего.

Ничего не помню.

Боль снова вспыхивает внутри. Я не могу понять, где кончается реальность, а где начинаются страхи. Медленно сглатываю. Потом сползаю на край кровати и стискиваю пальцы на коленях, пытаясь вернуть дыхание.

Это похоже на начало панической атаки.

Я зажимаю рот ладонью, как будто это остановит внутренний крик. К горлу подкатывает тошнота, потому что между ног у меня жутко саднит. Я зажмуриваюсь, цепляясь за простыню, как за спасение, но в голове уже рождаются мысли… пугающие мысли, от которых хочется выть, но нельзя.

Нужно понять. Нужно проверить.

Через силу и боль во всем теле я заставляю себя встать и подойти к больничному уголку с умывальником. Опираюсь на раковину и долго смотрю на своё отражение в небольшом настенном зеркале с подсветкой.

Бледная. Под глазами синеватые круги, а губы искусаны, как будто я пыталась сдерживать собственные крики несколько часов назад.

Лихорадочно осматриваю руки, плечи и шею. На запястьях синяки, на бедрах ссадины... Заглядываю под свой больничный халат и вижу смутно темнеющие пятна других гематом. Судорожно сглотнув, задираю подол, раздвигаю ноги, чтобы свет озарил саднящую область… и цепенею.

Там всё в синяках и царапинах. А к моей промежности на трусах прижата тонкая гигиеническая прокладка, пропитанная какой-то лечебной мазью и… слабыми следами крови.

Я прижимаю ладонь к трясущимся губам. Обхватываю себя за плечи и шепчу, раскачиваясь, как в бреду:

- Нет, нет, нет…

Так бывает после… после этого. Особенно под принуждением. Господи, неужели Глеб всё-таки?..

Я не помню, и это страшнее всего. Не помнить, что с тобой сделали.

В животе поднимается тошнота. Я опускаюсь на пол, чувствуя приступ дурного головокружения, и прижимаюсь лбом к плитке пола. Пытаюсь не кричать. Пытаюсь не думать. Весь мир сузился до одной маленькой точки, в которой я - ничто. Ничтожная пылинка, которая корчится, разваливаясь на атомы и молекулы перед тем, как окончательно превратиться в пустоту.

Так вот как бывает, когда тебя накрывает настоящей панической атакой…

Сквозь гул собственной крови в ушах и тяжёлое, дробное дыхание слышу, как открывается дверь, и поднимаю голову.

В проёме возникает силуэт - высокий, прямой, спокойный и собранный в каждом движении. В глазах этой женщины нет ничего лишнего. Ни удивления, ни паники. Только сдержанный, застывший контроль. Лицо, у которого нет возраста, только ее внутренняя история.

Ольга Евгеньевна… мать Артура.

Она закрывает за собой дверь, как будто ставит точку. А потом неторопливо делает шаг внутрь, но в её лице мне чудится тень глубоко спрятанного сожаления. Она подходит, молча помогает мне сесть обратно на кровать и подает мне стакан воды.

- Вот, выпей, - говорит негромко, но без обычной сухости. - Это поможет прийти в себя.

Я смотрю на неё снизу вверх, всё ещё дрожа. Мне стыдно. Стыдно быть в таком виде перед ней. Стыдно, что она, хладнокровная и собранная, видит меня вот такой: сломанной, панической, ничего не контролирующей. Но я не могу остановиться.