Читать книгу 📗 "Лучшие враги навсегда (ЛП) - Хейл Оливия"

Я вспоминаю, как она танцевала с бывшим на том злополучном вечере. Как глаза метали молнии в баре в Вегасе. Как она отворачивалась, уходила от меня — на вечеринках, в переговорах, на улицах. И каждый уход сопровождался покачиванием бедер. Она знала, что я смотрю.

Все эти годы могли быть вот такими. Все это время мы могли трахаться именно так.

Движения становятся яростнее, и, судя по стонам, это именно то, чего она добивается. Я крепче тяну Конни за волосы, с каждым толчком притягивая к себе.

— Хочешь кончить, принцесса?

Она едва слышно хнычет:

— Да.

— Коснись себя.

Конни тянется вниз, и я чувствую, как ее пальцы скользят между нашими телами. Пока вхожу в нее, она прикасается к себе — и это сводит с ума.

Когда ее оргазм подбирается, все тело начинает дрожать, а голова опускается на подушки дивана. Она сжимает меня, как в тиски, и этого достаточно — я теряю контроль.

Толчки становятся неравномерными, беспорядочными, я кончаю, погруженный в ее жар. Несколько секунд держусь внутри, позволяя телу отойти от оргазма.

В комнате слышно только наше тяжелое дыхание.

Я провожу рукой по ее бедрам — кожа мягкая, почти светится на фоне моей загорелой ладони.

— Теперь тебе лучше, принцесса?

Конни поворачивает голову, встречается со мной взглядом. Тушь размазалась, дыхание сбито, губы приоткрыты. Но глаза острые, ледяные.

— Намного.

Я выхожу из нее, вздрагивая от чувствительности. Конни медленно выпрямляется, натягивает трусики. Я снимаю презерватив, завязываю и выбрасываю его, все время наблюдая за ней краем глаза.

Конни обходит диван, игнорируя брошенный сарафан, выбирая вместо него бокал с вином.

Я подтягиваю штаны, прислоняясь к краю дивана.

— Было весь не так уж и сложно, да? — произношу я спокойно, хотя сердце еще стучит в груди. — Признать правду.

Конни направляется к лестнице, ведущей на второй этаж. На ней только черное кружевное белье. Я смотрю на застежку лифчика с определенным намерением.

В следующий раз обязательно его сниму.

Конни останавливается у подножия лестницы с бокалом вина и оглядывается. Улыбка на губах удовлетворенная, лениво-хищная.

— Это было… очень жестко.

Я скрещиваю руки на груди.

— Ты сама этого хотела.

— Да, — соглашается она и начинает подниматься. Каждый шаг дает идеальный вид на ее ноги и задницу. — И это единственный способ избавиться от лишних мыслей, Томпсон.

— Значит, будет и следующий?

Конни не отвечает. Просто уходит, растворяясь в полумраке коридора. Но в молчании я слышу то самое «да», которое она никогда не произнесет вслух.

28. Конни

Следующие два дня — сплошное разочарование. В офисе «Контрон» что-то изменилось. Раньше я заходила сюда и чувствовала себя как дома. Гордость, принадлежность — теперь от них не осталось и следа. Я замечаю только то, что лежит на поверхности: оценивающие взгляды, сдержанные улыбки, едва прикрытое любопытство. Прошло уже несколько недель с момента моей безумной свадьбы в Вегасе, но для них это все еще свежие сплетни.

Некоторые сотрудники просто наблюдают. Остальные, кажется, считают дни до моего увольнения — или того момента, когда это сделает брат, или, хуже того, отец.

Я начала смотреть на них в ответ. Не отводя взгляда. Иногда даже улыбаюсь и здороваюсь — и, кажется, именно это пугает сильнее всего.

Все это уже не вызывает во мне ни злости, ни обиды. Просто усталость.

Откладывание запуска фонда тоже не помогает. Телефонные звонки, встречи с командой, бесконечные споры с братом. Вчера я просидела в кабинете больше часа, стараясь доказать, что он ошибается. Тот остался непреклонен. Меня все еще считают обузой.

А хуже всего то, что они не передали проект кому-то другому. Просто… приостановили. Это ясно говорит: фонд одобрили только из-за жалости ко мне.

Я смотрю в почту, не видя ни одного письма, и на автомате тянусь к чашке кофе. Она все еще теплая, но не спасает от головной боли, что мучает меня со вчерашнего вечера.

Мысли, как всегда в такие моменты, возвращаются к Габриэлю. В ту ночь, перед тем как он вошел квартиру, я находилась на грани. Вытолкнуть из себя весь хаос, позволить чувствовать — было именно тем, что мне нужно. Даже если ради этого пришлось сказать те три слова и отдать ему моральную победу.

На следующий день он уехал в Бостон на конференцию. Два дня. И я благодарна, что он не злорадствует. Еще бы чуть-чуть — и я бы не выдержала.

В дверь кабинета стучат. Я прочищаю горло, но голос все равно звучит хрипло:

— Войдите.

Это Алек.

Он редко поднимается ко мне.

— Все в порядке? — спрашиваю я.

Он кивает и садится напротив. Под глазами синяки, но в остальном — как всегда: напряженный, собранный.

— Ты что-нибудь слышала от Нейта?

— Да. Сказал, что сделка по приобретению идет хорошо.

Алек кивает. Его руки лениво покоятся на подлокотниках кресла.

— Мы намерены продлить его командировку.

— Понятно. Наверное, так лучше, — отвечаю я.

Хотя внутри скручивается. Не за Нейта — он, уверена, отлично проводит время. Но мне его не хватает. Здесь, в Нью-Йорке.

— Да. Я поговорю с ним ближе к концу недели. Хочу сначала увидеть конкретные результаты.

— Хорошо. Папа все еще в загородном доме?

Алек вновь кивает. Отец уехал сразу после того, как сообщил о заморозке фонда. Я все думаю: это наказание за визит в Оук-Хилл или за брак с Габриэлем? Хотя в нашей семье есть правила. Некоторые игры во власть здесь просто не обсуждаются.

— Как муж? — нейтральным голосом спрашивает Алек, стараясь не касаться опасной темы.

— Нормально. Мы теперь живем вместе, — говорю я.

И рассказываю про статью в «Бизнес Дайджест», про то, как изменили заголовок, заключив сделку.

Алек хмурится.

— Если кто-то тебя шантажирует, Конни, сразу приходи ко мне.

— Мы самы разобрались.

— Все равно, — Алек хмурится, и я знаю, что Синтия Шульц теперь возглавляется его длинный список персональной мести.

— Как дети? — интересуюсь я.

Он вздыхает и отводит взгляд в сторону, на одну из моих любимых картин в рамке.

— Вчера Харпер довела новую няню до слез.

— О, нет. Опять?

— Ага. Я тоже не питаю особых надежд на то, что она задержится надолго.

— Ты никогда не можешь удержать персонал, — говорю я.

Если не няни, так помощницы — одна за другой либо увольняются, либо сбегают.

Его глаза с досадой возвращаются к моим, но затем он кивает:

— Ага. Похоже на то.

— А Сэмюэль? Он в порядке?

Рот Алека расслабляется.

— В порядке. Он всегда в порядке.

Это заставляет улыбнуться. Мой племянник самый милый. Племянница тоже, хотя с возрастом стала более резкой. Потеря матери в столь юном возрасте оказалась тяжелым испытанием обоих… но для нее особенно. У Сэмюэля нет воспоминаний, о которых можно было бы горевать, а у Харпер — есть.

— Итак, — говорит Алек, меняя тон. — Сделка с «Никуром».

— Что с ней? — спрашиваю я.

Это инвестиционная сделка, которую я инициирую уже несколько месяцев. Я нашла компанию, установила контакт с ее основателем и разработала правовую основу для вложений. У стартапа огромные перспективы, и я хочу, чтобы «Контрон» вошел туда раньше других.

Мы собираемся подписать соглашение через две недели.

— Я не хочу, чтобы ты закрывала сделку, — говорит Алек.

— Что?

Алек решительно и спокойно смотрит на меня. Не отступит.

— Ты проделала потрясающую работу, Кон. Но помнишь, что случилось в Чикаго?

Раздражение накатывает волной, в висках стучит от нарастающей головной боли. Конечно, помню. Генеральный директор в Чикаго оказался подонком: я оттолкнула его приставания, и тот сорвал сделку.

Не то чтобы Алек знал об этом.

— Не думаю, что ты готова, — продолжает он. — Это не личное. Ты молода, Конни. Впереди еще много сделок. И все, что ты сделала до этого, не обесценивается.