Читать книгу 📗 "Лучшие враги навсегда (ЛП) - Хейл Оливия"

Это занимает всего несколько часов.

Но она приходит.

35. Конни

Я открываю дверь в квартиру, которая стала моим домом.

В животе все скручивается от странной смеси страха и предвкушения. Ночь без него была необходима — пространством, чтобы дышать, подумать. Но и чертовски болезненной. Габриэль стал чем-то… постоянным. Как воздух, как кожа. Без него боль ощущается физически.

— Эй? — голос звучит спокойнее, чем я себя чувствую.

Я бросаю сумку на стол у входа, сандалии оставляю на ногах. Холодный пол, пустой воздух — все это чуждо.

— Габриэль?

Шаги глухо отдаются в просторной гостиной, где окна в пол, где диваны выглядят слишком большими для одного человека. Все будто неживое, застывшее. Но пустой стакан на кофейном столике — как маяк.

Он здесь.

Габриэль выходит из домашнего офиса. Лицо мрачное, жесткое, закрытое.

Это не его обычный взгляд. Он всегда светится, улыбается. Но не сейчас.

Габриэль тоже сломан? Или… это настоящее лицо, то, чего я не замечала?

Слов не нахожу. «Играл» звучит глупо.

«Использовал» — слишком больно.

Вина расползается внутри, распухает, бурлит.

Перед кем я должна извиняться? Перед ним? Своей семьей? Перед собой?

Образы отца и Алека всплывают перед глазами, как приговор.

— Привет, — тихо говорю я. — Итак… они знают. Отец, брат. Что наш брак — это… порыв, ошибка. Наверное, скоро все узнают.

Габриэль прислоняется к дивану, скрещивая руки на груди.

— Думаешь?

— Если видео попадет в сеть. Они каким-то образом достали запись с камер.

Не знаю, поверит ли мне семья.

— Габриэль, ты кому-нибудь рассказывал о «Никур»?

Его брови сдвигаются. Морщина на лбу глубокая, тревожная.

— Что именно?

— О сделке, которую мы должны были подписать на следующей неделе, — я начинаю ходить по комнате, энергия рвется наружу. — Потому что «Томпсон Интерпрайзес» пытались их переманить. Откуда они узнали, когда и с кем мы подписываем контракт?

Он молчит.

— Габриэль. Просто скажи правду, — голос дрожит. — Я справлюсь. Что бы это ни было. Только скажи.

Габриэль смеется.

Звук резкий, сухой, как треск стекла.

— Принцесса… конечно, черт возьми, нет.

— Но как…

— Это было общеизвестно?

— Не публично, — я качаю головой. — Нет… Но основатель «Никур» обсуждал это со своими людьми. Наверное, кто-то проболтался.

Он ругается. Это удивляет настолько, что вынуждает замереть.

— Что?

— Это был мой двоюродный брат. Он. Именно он отправил видео твоему брату.

Если я когда-нибудь поймаю Джейкоба — сверну шею.

— Что?

— Он позвонил, чтобы поиздеваться. Признаться, это помогло понять, почему ты не отвечаешь, — он пристального меня смотрит. — Мне не нравится не знать, где ты.

— Мне нужно было побыть наедине, — говорю я. — Он мог отправить это видео всем!

— Не отправит, — отвечает Габриэль.

— Может. И если у него был к нему доступ, кто знает, у кого еще оно есть? Но… — я сглатываю, — уже не важно. Урон нанесен.

Ком вины разворачивается в животе, тяжелеет, как камень.

— Мы должны ускорить бракоразводный процесс. У меня есть какие-то бумаги… надо начать переговоры как можно скорее. Это единственный путь.

— Единственный путь куда? — его голос тихий, но острый, как лезвие.

— Чтобы все исправить, — слова срываются с губ быстрее, чем я успеваю их обдумать. Они звучат резко, болезненно. — Моя семья… они были уверены в одном, а оказалось другое. Они не поверят, если я не покажу, что все это — ошибка. Что ты не пытался переманить «Никур». Что я… я облажалась, но не так, как они думают. Я должна все исправить.

Его глаза становятся жесткими, стальными.

— Прекрати.

— Что прекратить? — я качаю головой и начинаю снова шагать по комнате, кружу за диваном. — Мы должны оставить все позади. Оформить развод цивилизованно. Если хочешь — давай тянуть месяцами. Но, пожалуйста, не надо. Давай поступим правильно, по-доброму… и тогда я смогу попытаться вернуть расположение отца.

— Черт, — я чувствую, как слезы подступают к горлу. — Алек… он больше никогда мне не поверит.

— Принцесса, — голос Габриэля звучит резко, почти с рычанием. Его глаза вспыхивают. — Хватит. Перестань хоть раз в жизни пытаться всем угодить.

Я замираю.

— Что?

— Перестань быть трусихой, — ревет он.

И это… больнее, чем должно быть. Словно пощечина. Холодная, звонкая.

— Ты… засранец, — шепчу я.

Это все, на что хватает слов.

— Может быть. А ты – дура. И я точно знаю, кем из нас двоих предпочел бы быть, — его грудь вздымается. Габриэль не пытается смягчить удар. — У тебя есть шанс построить что-то свое. Не под гнетом семьи, не под тенью братьев и их ожиданий, которым всю жизнь отчаянно пытаешься соответствовать. Но угадай что? Ты никогда не будешь им соответствовать. Никогда не догонишь. Каждый раз, когда ты почти у цели, они передвинут планку. И так будет всегда.

— Это нечестно, — шепчу я. — Это… они – моя семья. Это все, что у меня есть.

— Правда, Конни? Это все, что у тебя есть?

— Да, — вырывается у меня.

А что еще? Не он же?..

— Ты вышла за меня замуж, — выплевывает он. — Признай это.

Я замираю. Сердце колотится так, что кажется, его слышно.

Он… он не может это говорить. Не это. Мы никогда не говорили о чувствах.

Никогда.

Только страсть. Только случайность.

Габриэль разочарованно качает головой. Будто я его подвела.

Снова.

Он идет к двери.

Нет. Только не это. Не он. Не так.

Я бросаюсь за ним. Не обдумывая, просто бегу.

— Габриэль!

— Как хочешь, — бросает он, не оглядываясь.

— Нет. Мы должны все решить. Мы должны…

Он останавливается у двери. Но не поворачивается.

— Я не знаю, что сказать, — его голос глухой, сломанный. — Не могу дать то, чего ты хочешь. Не сейчас.

— Я… я сама не знаю, чего хочу, — слова едва слышны, но они правдивее всего, что я говорила за последнее время.

И они страшные. До дрожи.

Думаю, я хочу тебя.

Ты хочешь меня?

— Вот в этом и проблема, — тихо говорит он. — Потому что я знаю, чего хочу.

Габриэль уходит. Идет по коридору к лифтам.

— Габриэль! — кричу я.

Он не оборачивается.

Я стою, не двигаясь, глядя, как за ним закрываются стальные двери.

И все, что остается — дрожь и его голос в голове.

«Потому что я знаю, чего хочу.»

36. Габриэль

Желать чего-то куда проще, когда не знаешь, каково это иметь. Насколько может быть хорошо. Насколько сладок вкус запретного плода.

Теперь я знаю. Что меня не отпускает.

Сейчас намного тяжелее, чем было после юридического факультета — потому что имелся потенциал. Это не было поступком по пьяни. И не мимолетным решением.

Я опускаю голову на руки. Сидеть на диване в нашей квартире — как ходить по лезвию. Она может войти в любую минуту. Но после ссоры, скорее всего, не появится. А вот память о ней — повсюду.

Конни хотела сбежать с самого начала. Разве не так? Возможно, неодобрение ее семьи — просто удобная отговорка.

Я сказал перестать подстраиваться под чужие ожидания. Бог свидетель — я сам усвоил это на горьком опыте. В детстве, когда снова и снова не мог никого впечатлить. В итоге стал мастером подрыва ожиданий.

Ее чертова семья.

Гнев, который я чувствую, — он направлен и на нее, и на себя, но больше всего — на них. За то, что прятали ее в тени. А потом и я поступил так же — заставил почувствовать, будто она обязана выбирать. И я знаю, чем все кончится: на обочине останусь я. Кореи есть что терять — и потому она выберет не меня.

Ничто не вечно, думаю я. Мама ушла, как только появилась возможность. Брак тети развалился, когда моему двоюродному брату было десять. Каким бы реальным что-то ни казалось — оно не держится долго.